Что ж, это неожиданно.
— Что? — наклонившись вперед, я ставлю свой стакан обратно на стол, пока случайно не уронил его в своем шоковом состоянии.
— Я уволил Рича, — повторяет Мэддисон. — Я давно хотел это сделать, и то дерьмо, которое он устроил тебе с папарацци, стало для меня последней каплей.
— Мы даже не знаем, был ли это он.
— Я уверен, что это дело рук Рича. Он годами доносил прессе. Я не могу это доказать, но мы все знаем, что это правда. Это единственное, что имеет смысл ведь он хочет, чтобы твое имя красовалось в каждом заголовке. И это объясняет почему репортеры всегда находят тебя.
Я знаю, что Мэддисон прав. В глубине души всегда это знал, но это никогда так сильно на меня не влияло. Однако на этот раз все зашло слишком далеко, и это причинило боль не только мне, но и тому, кто мне больше всего дорог.
— Я знаю, что сейчас у тебя все по-другому, тебе нужен новый контракт, но мы с Логан совместно решили, что я должен разорвать с ним отношения.
— Но он никогда не напрягал тебя, — хмурю брови в замешательстве. — Ты добился успеха именно благодаря тому, кто ты есть.
— Зи, — устало выдыхает Мэддисон. — Ты наша семья, чувак, поэтому то, что он парит тебе мозг, то же самое, как если бы это происходило со мной.
Опускаю голову между плеч, пытаясь спрятать пелену слез в глазах, прежде чем киваю головой, не в силах говорить.
Увольнение агента — немалый подвиг. Большинство спортсменов всю свою карьеру работают с одним и тем же агентом, пока он продолжает приносить деньги. Мэддисон добился огромного успеха за то время, что работал с Ричем, так что то, что он делает это, для меня отнюдь не является маленьким актом преданности.
— Ты знаешь, что я не могу сделать это прямо сейчас, — напоминаю я ему. — Увольнение Рича, по сути, поставило бы крест на всей моей карьере. Мне пришлось бы представлять самого себя, а команды не могут разговаривать со мной, пока я в разгаре сезона.
— Я знаю. Ты должен делать то, что лучше для тебя, но я хочу, чтобы ты знал, что я покончил со всей этой игрой, в которую мы играли. Ты такой же хороший человек, как и я, если не лучше, и я устал от того, что люди этого не знают. Я сожалею, что все эти годы играл свою роль, позволяя фанатам думать, что я лучше тебя. Черт, ты — огромная причина, по которой я стал таким, как сейчас.
Лукавая улыбка расползается по моим губам, когда я смотрю на него, нуждаясь в том, чтобы разрушить серьезный тон этого разговора.
— Что? — осторожно спрашивает он.
— Собираешься попытаться поцеловать меня сейчас после этого признания в любви или как?
— Засранец.
— Придурок.
Я протягиваю свой бокал, чтобы он чокнулся с ним.
— Это много значит, чувак. Спасибо, — откидываясь на спинку дивана, выдыхаю глубокий, покорный вздох. — Несмотря на то, что Рич — мудак, я все равно не могу быть собой. Фанаты «Чикаго» не хотят меня настоящего. То, что они увидели мельком, заставило их троллить в интернете и нести всякое дерьмо.
— Так иди играть в то место, где фанаты тебя поддержат.
Я откидываю голову назад, сужая глаза.
— Ты видел небольшую часть дерьмовых людей в интернете, которые тебя обливали грязью, — продолжает Мэддисон. — В целом, я думаю, что любой фанат будет в восторге от того, какой ты настоящий, включая «Чикаго», но если думаешь, что они действительно не хотят тебя или что ты не можешь быть здесь самим собой, иди играть туда, где можешь.
— Я не могу.
— Почему нет?
Почему он спрашивает? Он знает ответ.
— Потому что твоя семья в Чикаго. Я не оставлю тебя и Логан. И уж точно не оставлю Эллу и Эм-Джея.
— Зи, — Мэддисон наклоняется вперед, его тон абсолютно серьезен. — Неважно, где ты находишься и за какую команду играешь. Ты всегда будешь частью нашей семьи. Тебе не нужно мое разрешение, чтобы уехать, но если по какой-то причине ты думаешь, что нужно, что ж, оно у тебя есть. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Мы все хотим.
У меня сжимается в груди. Я знал это, но приятно слышать подтверждение. Особенно сейчас, так близко к концу сезона, не зная, будет ли он последним в Чикаго, и покину ли я их через несколько коротких месяцев.
Я многократно киваю головой, не в силах говорить, эмоции застревают в горле. Когда поднимаю глаза на Мэддисона, кажется, у него та же проблема: его карие глаза блестят, когда он быстро моргает.
— О, черт! — я смеюсь, чтобы снять напряжение, сжимая переносицу большим и указательным пальцами. — Мы жалкие.
— Ты мой брат. — Голос Мэддисона ломается, когда он потирает лицо. — То, где ты живешь, этого не изменит. Моя семья всегда будет твоей, но впервые за долгое время у тебя есть своя семья. Я не могу смотреть, как ты отбрасываешь ее, потому что боишься, что тебе придется уехать от нас.
— Я не могу увезти Стиви из Чикаго.
— Она сказала, что не уедет?
Я качаю головой.
— На самом деле, как раз наоборот. Сказала, что последует за мной куда угодно, но я не хочу забирать ее от брата или из собачьего приюта. Это было бы хреново.
— Зи, хоть раз в жизни перестань пытаться защитить всех вокруг. Она пытается дать тебе выход из этой роли, в которую ты вжился. Она говорит тебе, что переедет туда, куда тебе нужно. Позволь кому-то другому хоть раз прикрыть твою спину.
— Черт, Мэддисон.
Теперь у меня текут слезы. Конечно, они почти не прекращались всю неделю, но я обычно делаю это наедине.
— Я не знаю, какого хрена я делаю. — Мой голос ломается. — Я пытался оградить ее от всей этой шумихи, но я даже не могу трезво мыслить. Я так сильно по ней скучаю.
— Тогда почему ты порвал с ней? — мягко спрашивает он, хотя могу сказать, что он предпочел бы обругать меня за мою ошибку.
— Как и сказал, я пытался защитить ее от всего этого дерьма.
Мэддисон молчит, позволяя мне продолжить.
— Я пытался защитить ее от себя, — добавляю я, осознавая это.
Глядя на него, становится ясно, что друг уже знал это, так как на его губах расплывается грустная улыбка.
— Я бросил ее прежде, чем она смогла оставить меня, — я выдыхаю и качаю головой. — Что, блядь, со мной не так?
— С тобой все в порядке, Зи.
— Нет! — кричу я в разочаровании. — Я был так уверен, что она порвет со мной после того, как увидела все это дерьмо обо мне в интернете, что сделал это раньше, чем смогла она, — я закрываю лицо руками. — Я думал, что Стиви бросит меня, как и все остальные.
У меня было три гребаных сеанса с Эдди на прошлой неделе, и он не смог сказать мне, что я делаю? Потребовался ночной разговор с моим лучшим другом и немного теплого виски, чтобы понять, что я все еще имею дело с дерьмом от моей гребаной матери?
— Стиви любила тебя, даже когда ты пытался показать ей все самое худшее. Но твоя лучшая сторона? Кто ты есть на самом деле? Ты должен верить, что она любит тебя настолько, чтобы остаться рядом.
— Она не любит меня, — я качаю головой, быстро отмахиваясь от него.
— Чушь, — снисходительно смеется Мэддисон.
— Она не любит.
— Зи.
Я пытаюсь поднять глаза, но мне трудно установить зрительный контакт. Мэддисон не может и, к счастью, никогда не поймет меня таким образом. У него есть семейная любовь, и любовь второй половинки. Он никогда не был без этого, чтобы понять образ мыслей, который мне пришлось создать для себя, просто чтобы выжить.
Никто никогда не любил меня. Никто не мог и никогда не полюбит меня, поэтому я должен был полюбить себя достаточно, чтобы компенсировать это. То, о чем он просит меня — доверить кому-то другому взять на себя эту ответственность, — слишком большая задача.
Я слышал, что сказала Стиви, когда выходил из ее квартиры на прошлой неделе, но, честно говоря, подумал, что это была тактика, чтобы заставить меня остаться. Моя собственная мать не могла любить меня. В каком мире я мог бы ожидать, что кто-то другой сможет это сделать?
— Зи, — повторяет Мэддисон. — Мои дети любят тебя. Моя семья любит тебя, и ты в это веришь. Так почему, черт возьми, не можешь поверить, что Стиви тоже тебя любит?