11 января 1933 года в «Литературной газете» Толстой сделал такое признание: «Если бы не было революции, в лучшем случае меня бы ожидала участь Потапенко: серая, бесцветная деятельность дореволюционного писателя. Октябрьская революция как художнику мне дала все…»
Да, Алексей Николаевич Толстой получил все: был удостоен всех мыслимых в советское время наград и званий и возведен в ранг классика советской литературы.
В ноябре 1936 года произошла встреча Алексея Толстого с Иваном Буниным в Париже, куда приехал по делам советского государства «красный граф». Вот что вспоминает об этом Бунин:
«„Можно тебя поцеловать? Не боишься большевика?“ — спросил он, вполне откровенно насмехаясь над своим большевизмом, той же скороговоркой, и продолжал разговор еще на ходу:
— Страшно рад видеть тебя и спешу тебе сказать, до каких же пор ты будешь тут сидеть, дожидаясь нищей старости? В Москве тебя с колоколами бы встретили, ты представить себе не можешь, как тебя любят, как тебя читают в России…
Я перебил, шутя:
— Как же это с колоколами, ведь они у вас запрещены.
Он забормотал сердито, но с горячей сердечностью:
— Не придирайся, пожалуйста, к словам. Ты и представить себе не можешь, как бы ты жил, ты знаешь, как я, например, живу? У меня целое поместье в Царском Селе, у меня три автомобиля… У меня такой набор драгоценных английских трубок, каких у самого английского короля нету… Ты что ж, воображаешь, что тебе на сто лет хватит твоей Нобелевской премии?..»
Действительно, Алексей Толстой в советской России преуспел, хотя Маяковский горячился и кричал о том, что Толстой не въедет в СССР на белом коне своего полного собрания сочинений, но он въехал. И даже гарцевал на этом белом коне. В 1928 году была опубликована вторая книга «Хождения по мукам» — «Восемнадцатый год». У Толстого была творческая особенность: по нескольку раз переделывать ранее написанное. Так вот, «Сестры» имели три редакции, в которых полностью изменилась политическая окраска романа. Начатый в эмиграции, антисоветский роман превратился, как бы в вывернутый наизнанку, роман просоветский. О направленности «Восемнадцатого года» и говорить излишне.
В 1929 году Толстой приступил к «Петру Первому», образ которого он нарисовал, исходя из концепции «исторической прогрессивности». И весь роман аккуратно наложился на современность. Таким же образом строил Толстой и пьесу об Иване Грозном, подыгрывая власти и оправдывая ее репрессивную политику. А популярный «Золотой ключик, или Приключения Буратино», которой писатель затем превратил в пьесу и фильм?.. Там все было построено прозрачно: золотой ключик к дверям «страны счастья», а «страна счастья» — это, естественно, «Страна Советов». И уж совсем подхалимским получился роман «Хлеб» (1937).
В депутатском архиве Толстого, а он был депутатом Верховного Совета СССР, сохранились письма-отклики на его «Хлеб». Вот выдержки из одного из них, написанного в ноябре 1937-го:
«Алексей Толстой!
Сегодня я сняла со стены ваш портрет и разорвала его в клочья. Самое горькое на земле — разочарование. Самое тяжелое — потеря друга. И то и другое перед вами. Я ставила вас выше М. Горького, считала вас самым большим и честным художником. Андре Жид писал: „…я хотел бы всю жизнь, при малейшем ударе издавать звук чистый, честный и подлинный: все люди, которых знаю я, звучат фальшиво…“ Вы казались мне тем инструментом, который никогда, ни в каких условиях не может издать фальшивую ноту. И вдруг я услышала вместо прекрасной мелодии захлебывающийся от восторга визг разжиревшей свиньи, услышавшей плеск помоев в своем корыте… Я говорю о вашем романе „Хлеб“… Мне стало стыдно, горько и очень-очень больно. Ведь вы наблюдательный, умный, чуткий человек с огромным сердцем, вы, написавший „Гадюку“, „Хождение по мукам“, „Морозную ночь“, вы, так умевший передать всю „милую тяжесть любви“, проникший в тайное тайных человеческой души и с опытностью мастера разбиравшийся в сложной технике Жизни… И вдруг вы вступили в свору завывающих с пеной у рта подхалимов, двурушников, разбивающих лоб от усердия кликуш… Неужели вы не видите объективной действительности? Где ваша орлиная зоркость? Андре Жид за два месяца пребывания в СССР сумел разглядеть то, чего не увидели вы, живущий здесь постоянно. Как не стыдно вам присоединяться к хору, вопящему, что „у нас светлая, радостная, счастливая жизнь, данная нам любимым Сталиным“. Неужели вы не чувствуете всей духоты атмосферы, в которой задыхается 170 000 000 советских людей? Неужели вы не видите буквальной нищеты во всем Союзе? Или вы оторвались от подлинной жизни?.. Страх — вот доминирующее чувство, которым охвачены граждане СССР. А вы этого не видите? Ваши глаза затянуты жирком личного благополучия или вы живете в башне из слоновой кости?..»
И в конце этого бурно-негодующего письма: «Я вас, как художника, искренне любила. Сейчас я не менее искренне ненавижу. Ненавижу, как друга, который оказался предателем. И я плюю вам, Алексей Николаевич, в лицо сгусток своей ненависти и презрения! Плюю!!!»
Письмо не подписано, а стало быть, и отвечать нет необходимости. В глубине души Толстой, наверное, понимал, что он — всего лишь акробат в советском цирке, но публично, на людях, он провозглашал: «Да здравствует вдохновитель нашего советского творчества товарищ Сталин!» (выступление на митинге в клубе писателей 19 марта 1941 года).
Рабоче-крестьянский граф четко понимал, кто заказывает музыку и кто правит балом, и он был в первом ряду, в обслуге, «с салфеткой в руке», по выражению Аркадия Беленкова. Подвыпив, среди друзей Толстой бахвалился: «Меня Сталин любит!»
И еще пикантная деталь. На вопрос, в каком жанре ему приятнее всего пишется, Алексей Николаевич отвечал: «Больше всего люблю писать: сумма прописью…»
«Гиперболоид инженера Гарина» — фантастическая вещь. Но жизнь самого Алексея Толстого еще более фантастична.
И в качестве справки: в послевоенные годы вышло полное собрание сочинений в 15-ти томах, а всего за советский период произведения Толстого издавались 1 474 раза, они выходили на 78 языках народов СССР общим тиражом в 153,7 млн. экз. Эти данные всего лишь на 1982 год.
Хождение по мукам? Да. Но и по райским кущам тоже.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ
Лев Николаевич, граф
28. VIII(9.IX).1828, Ясная Поляна Тульской губернии — 7(20).XI.1910 — станция Астапово (ныне ст. «Лев Толстой» Липецкой области)
Льва Толстого, конечно, странно причислять к деятелям культуры Серебряного века. Он — классик из XIX века, реалист золотой воды. Но как игнорировать то, что последние годы жизни Льва Николаевича (1900–1910) приходятся как раз на расцвет Серебряного века. Он жил в это время и творил свою толстовскую литературу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});