class="p1">— Подарок? Мне? — Вождь протестующее поднял руки, но любопытство его пересилило остальные чувства. — А что там?
— На, прими!
— О-о-о! — Окумба не мог скрыть сияния глаз. — Твой мушкет!
ГЕРМАФРОДИТ АХИЛЛ
Здоровье, топ ami, напрямую связано с положительными эмоциями, compris? Когда я бодр и весел — я здоров, когда я здоров, то хорошо выгляжу. А если я подавлен, выгляжу плохо и рано умираю, c’est tout, qui?
На дальней верфи портового города Гаваны в тот день шла напряженная работа. Бесчисленные рабочие, как муравьи, сновали между корпусами кораблей, которые, закрепленные упорами, сидели на стапелях, как наседки, только наклонно, чтобы после завершения ремонтных работ их было легче спускать их в Канал-дель-Пуэрто.
Повсюду плотничали, обмеряли, сверлили, колотили. Ставили мачты, крепили шпангоуты, конопатили обшивку. Воздух был напоен шумом, гамом и запахами. Пахло дегтем, деревом, илом и потом. Кто пробегал взглядом всю территорию верфи в южном направлении, по левую руку обозревал царство канатчиков, работавших над такелажем, без которого не обойдется ни одно судно. Рядом с ними в нескольких открытых кузницах стучали молотами кузнецы. За ними, на некотором отдалении, громоздились горы строевого леса, бревен, тяжелых пиломатериалов, которые можно сдвинуть только с помощью быков. По правую руку поблескивали воды канала, по ним лавировали многочисленные баржи, которые подвозили бочки с провиантом к стоящим на якоре большим галеонам. Парусники были уже отремонтированы и готовились отойти в Бахиа-де-Матансас, бухту на северном побережье Кубы, где каждый год собиралась армада перед отплытием домой, в Севилью. Армада традиционно формировалась из двух групп судов. Одна приходила на Гавану из Номбре-де-Диоса через Картахену, а вторая — из Веракруса, портового города на юге Мексики.
В сотне шагов перед друзьями несколько чумазых рабочих обрабатывали швабрами четырехмачтовый галеон.
— Что там делают эти парни? — сощурившись, спросил Магистр. — Выглядят как кобольды, выползшие из болот на плато Дартмур в Англии, если позволите такое сравнение.
Хьюитт тихонько засмеялся:
— Насколько я понимаю, они промазывают корпус от корабельного червя. Довольно противная и к тому же вредная работа.
Маленький ученый кивнул:
— Ага, а червяк этот, похоже, здоров пожрать. Помните, как выглядел баркас О’Тафта? Наверное, только благодаря этой обмазке он и держался на плаву: весь был дырявый, что твоя корзина для ловли омаров. Но как бы то ни было, доставил нас до этого порта. — Он снова прищурился. — А из чего состоит эта штука?
Хьюитт пожал плечами:
— Точно не знаю.
Магистр, как всегда, любопытный донельзя, двинулся в сторону, чтобы обогнуть длинную печь для прогрева досок:
— Пойду спрошу вон у того, что возится в яме, откуда летят опилки.
— Да оставь, Магистр! — крикнул Витус ему вслед. — Жара, уже полдень, у нас своих дел хватает! Делать тебе больше нечего, как только узнавать рецепты смазки от червя? Нам еще надо найти крышу над головой!
— Спокойно, спокойно, я быстро! — Он добрался до ямы и заглянул в нее. — Эй, друг, не знаешь, из чего состоит то, чем мажут корабль от червя?
Пильщик прекратил работу и поднял голову. Витус с Энано и Хьюиттом, которым волей-неволей пришлось последовать за любопытным ученым, увидели, что у рабочего красные воспаленные глаза. Этот человек был сухопарым, только его плечи и руки поражали внушительными размерами. Высокие скулы и крупный нос с горбинкой довершали его облик.
— Когда как, — дал он исчерпывающий ответ и снова принялся орудовать деревянной лопатой.
Но Магистр не был бы Магистром, если бы удовлетворился этим:
— А когда как?
Сухопарый устало усмехнулся:
— Все зависит от того, сколько хозяин может потратить на это денег. Есть смеси для промазки подводных частей судна подороже, а есть подешевле. Само собой, дорогие лучше.
— Ага. Но вот чем мажут там, — Магистр махнул в сторону корабля, — не кажется мне слишком уж хорошим средством. Правда, я плохо вижу.
— Ладно, сейчас погляжу, подождите.
Тощий человек с огромными руками отложил лопату в сторону и начал карабкаться по веревочной лестнице. Делал он это с трудом и тяжело дыша.
— Ты нездоров? — озабоченно спросил Витус.
— Да нет, все в порядке, сеньор. — Дыхание его было прерывистым. — Тот парусник — «Грасиас а Диос». Его наверняка промазывают смесью из смолы, древесного угля и серы… — Он замолчал и провел рукой по глазам. — Простите… Дорогие смеси включают в себя еще рубленый конский волос и толченое стекло. Когда корпус обработан, поверх еще иногда натягивают просмоленную паруси…
Не успев договорить, он рухнул так внезапно, что никто из друзей не смог подхватить его. Витус тут же присел к нему, подсунул под голову мешок из козьей шкуры, подаренный Хафом, и принялся обследовать. Вскоре он поднял голову.
— У этого человека сильный жар, и не только от зноя. Какой-то рок преследует нас: где ни появимся, лихорадка ходит за нами по пятам.
Несчастный слабо захрипел, потом неожиданно откинул голову в сторону, и его вырвало желтоватой массой. Витус размышлял вслух:
— Ему нужна помощь, срочная помощь. Лучше всего было бы отправить его в какой-нибудь госпиталь! — Он приподнял веко больного, чтобы обследовать зрачок и цвет глазного яблока, как вдруг свет ему загородила большая тень. Она падала от повозки, запряженной лошадью, которая остановилась прямо возле ямы. Перед ней стояло довольно странное создание: мужчина неопределенного возраста, скорее приятной наружности с мягкими чертами. У него были густые брови, слегка курносый нос и полные губы, которые выдавали в нем сибарита. Одет он был в голубой камзол с вытканными золотой нитью звездами, расшитый переливающимися всеми цветами радуги каменьями; к нему — пышные расклешенные панталоны фиолетового цвета. Широкополую шляпу того же цвета украшало белое перо какаду. Фигура — вот что было самое примечательное в его облике. Витус в жизни не видел мужчины с такими узкими плечами и широким задом. Он был больше похож на калебас.
— Этого человека, топ ami[46], я могу забрать к себе, — звонким голосом с сильным французским акцентом сказал незнакомец. — Он мне известен. Хайме Оэлос его имя.
Витус поднялся:
— Очень любезно с вашей стороны, сэр. Позвольте спросить, есть ли у вас опыт лечения больных лихорадкой?
— A! L’Anglais![47] Ну до чего вы дотошные ребята! Все-то вам надо знать наверняка, n’est-ce pas?[48] — Незнакомец широко распахнул глаза, которые оказались цвета сандалового дерева. — Что ж, месье, кое-что я в этом понимаю: сам переболел лихорадкой. Этого достаточно?
— Разумеется. Буду вам очень обязан. Позвольте представиться…
Витус назвал свое имя и по очереди имена своих друзей.
— Enchanté![49] А я Ахилл из Парижа. Курьезный Ахилл, как меня здесь