Читать интересную книгу Отныне и вовек - Джеймс Джонс

Видишь? — Она достала из дорожной сумки квадратный зеленый флакончик. — Ты их принимаешь каждый день. И никогда с ними не расстаешься. Замечательная вещь, правда? — Она убрала флакончик обратно в сумку.

— Но все равно ты больше не женщина. Ты по-прежнему ложишься в постель с мужчинами, мужчины по-прежнему получают от тебя то, что им нужно, но цель всего этого утеряна. И смысл — тоже. Ты не женщина. Ты выпотрошенная оболочка. Нужно придумать еще одни таблетки, которые возвращали бы этому смысл или хотя бы подобие смысла. Тогда можно будет каждый день принимать две разные таблетки, и жизнь будет прекрасна. Но их пока нет. Ты — пустая шелуха, и смысл секса для тебя утерян, детей ты иметь не можешь. И наверное, поэтому, — сказала она, — наверное, поэтому-то ты так жадно гоняешься за любовью, ты не можешь за ней не гоняться, хотя знаешь, что все над тобой исподтишка смеются, подмигивают друг другу у тебя за спиной: мол, еще одна психопатка в критическом возрасте, еще одна романтическая идеалистка, которая решила изменить мир и подарить ему любовь. А кому она нужна, эта любовь? Что мир будет с ней делать?

Но любовь, если ее отыскать, думаешь ты, могла бы придать сексу смысл и придать смысл тебе самой, могла бы даже придать смысл твоей жизни. Любовь — это все, что тебе остается, — если сумеешь ее найти.

Нет, — сказала она, — нет, молчи. Ничего пока не говори. Я еще не кончила. Сначала дай договорить мне.

Я ведь, знаешь ли, никому об этом не рассказывала. И ни с кем об этом не говорила, ни с одной живой душой, кроме моего врача, и то лишь пока не поправилась и он не захотел выяснить, как это получается с женщиной, у которой все вырезали.

Так что дай уж я все расскажу.

Знаешь, из-за чего мне пришлось сделать гистероктомию? Никогда не угадаешь. Из-за гонореи. Такие операции очень часто делают именно из-за гонореи. Не всегда, конечно, но во многих случаях.

А от кого, ты думаешь, я заразилась? Тоже никогда не угадаешь. От собственного мужа, как и большинство жен. От капитана Дейне Хомса. Только он тогда был еще первым лейтенантом.

Не делай вид, что ты так безумно потрясен. Я ведь не со зла это говорю. Жены, я слышала, тоже заражают мужей. Если ты думаешь, в этом есть что-то необычное, ты ошибаешься. Это бывает не так уж редко.

Когда это случилось, мы были женаты три года. У меня уже был ребенок. Наследник. Достойный продолжатель рода. Отпрыск, наследующий плоды благословленного обществом союза. Я успела исполнить свой долг и родила сына. Так что мне еще повезло.

Конечно, не прошло и двух месяцев после свадьбы, как я поняла, что он мне изменяет. Но что тут особенного? Такова судьба всех женщин. Измена входит в понятие «супружество». Любой женщине ее мать объяснит, что такова жизнь. Даже свекровь — и та будет тебе сочувствовать. И в конце концов я к этому привыкла, хотя меня воспитали в другом духе и я представляла себе замужнюю жизнь несколько иначе. Видишь ли, матери объясняют это дочерям только потом, когда все уже случилось.

А после того, как родился ребенок, муж постепенно перестал со мной спать. Приходил ко мне лишь изредка. К этому привыкнуть было намного труднее, потому что я не понимала в чем дело. Но мало-помалу привыкла и к этому. И мне даже стало как-то легче, потому что в тех редких случаях, когда он со мной спал, все было совершенно ясно: он приходил домой поздно, полупьяный, взвинченный, и я понимала, что он не сумел уломать женщину, с которой встречался в тот вечер. Я думаю, мужчинам для того и нужна жена, чтобы всегда была под рукой дома. Но удовольствия я от этого не испытывала.

Ну а потом он и вовсе перестал ко мне заходить. Тогда мне это казалось вполне естественным — я думала, он получает все, что ему нужно, на стороне. Разве могла я догадаться, что он в это время лечился от гонореи? Порядочным женщинам и знать-то не положено, что такое гонорея. И когда в ту ночь он зашел ко мне в спальню, пьяный чуть больше обычного, я не очень об этом задумалась.

Конечно, довольно скоро я все поняла. Может, он тогда просто перепил и ничего не помнил. А может, был настолько возбужден, что вообще ни о чем не думал. Знаешь ведь, как бывает.

— Господи! — Тербер давно поставил бутылку на пол. — Господи! — повторил он. — Боже мой, господи!

Карен слабо улыбнулась.

— Я почти кончила, — сказала она. — Осталось совсем немного. Я только расскажу тебе про Старка.

Ну так вот. Дейне повел меня к своему врачу, к тому, у которого он тогда лечился. Не в гарнизоне, конечно, а в городе. Если бы он обратился в гарнизонный госпиталь, его бы выгнали из армии. По-моему, доктор на него за это рассердился, но он ничего не сказал, он был весь углублен в науку. Лысый, маленький и очень серьезный, как все настоящие ученые. И с недавних пор очень богатый. Я так и не узнала, как Дейне его нашел. Наверное, ему дал адрес какой-нибудь собрат по несчастью из гарнизона. Как бы там ни было, дела у доктора шли отлично — в Техасе гонореи всегда было хоть отбавляй. Слишком близко к границе, сам понимаешь.

— Послушай, — напряженно сказал Тербер. — Послушай. Прошу тебя…

— Нет, нет, дай мне договорить. Я почти кончила. Со Старком все было уже потом, когда я вернулась. Ведь мне пришлось сделать вид, что я уезжала отдыхать, понимаешь? Гонорея у женщин лечится труднее, чем у мужчин. И почти всегда требует гистероктомии. Я отсутствовала долго. Пока меня не было, в гарнизоне появился Старк, он тогда служил первый год. Совсем еще был мальчик. Обыкновенный заносчивый мальчишка. И приударить за мной попытался только из мальчишеской гордости. А когда я ответила на его ухаживания, думаю, он испугался до полусмерти, еще бы, жена офицера! Но мне нужно было что-то с собой сделать. Я должна была очистить себя. Я чувствовала, что я в грязи с ног до головы. Я это чувствовала очень давно и изо всех сил старалась себя убедить, что это не грязь, что через такое проходят все женщины. Но тут мне вдруг стало наплевать, через что проходят другие женщины. Я просто знала: это — грязь. Пусть другие себя обманывают, если могут, я больше не могла. Это грязь, я знала. Ты понимаешь, о чем я?

— Послушай…

— И Старк был мне нужен только для того, чтобы очистить себя. Когда я вернулась, он первый попался мне на глаза. Сгодился бы и любой другой. У нас с ним это случилось один-единственный раз. Мне было физически больно, и меня тошнило от отвращения. Но зато я очистилась. Ты можешь это понять? Мне было необходимо очиститься.

— Да, — сказал Тербер. — Теперь я понимаю. Но послушай…

— Вот и все, — Карен слабо улыбнулась. — Я все тебе рассказала. Сейчас я уйду.

Она села, взглянула на него, улыбка медленно, очень медленно растаяла, и осталось пустое, ничего не выражающее лицо — она слишком устала, сейчас ей все было безразлично. Тяжело, как в обмороке, она повалилась на кровать и так лежала, неподвижно, но в сознании, и это был не обморок, она не плакала, ее не рвало, с ней не происходило ничего. Она была словно только что родившая женщина, которая еще совсем недавно ощущала, как в ней с каждой минутой растет сотворенное человеком бремя, и понимала, что от него непременно надо будет избавиться, но боялась этого, а когда, наконец, все-таки исторгла из себя эту тяжесть, эту опухоль, то на время с болезненным облегчением провалилась в бездонную пустоту.

Тербер взял с пола бутылку и подошел к кровати.

— Послушай меня, — настойчиво попросил он. — Послушай…

— Ты же хочешь, чтобы я ушла, — равнодушно сказала она. — Чтобы ушла и избавила тебя от этого мерзкого зрелища. — Она тяжело села на кровати. — Сейчас уйду. Дай мне только минутку передохнуть.

Тербер кивнул.

Она протянула руку, и он отдал ей бутылку.

— Пожалуй, все же выпью на дорожку. Что с тобой, Милт? Ты плачешь?

— Нет. Нет. — Тербер помотал головой.

— Выпей-ка лучше ты. — Карен протянула ему бутылку.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — сказал он. — Понимаешь?

— Я прошу тебя, не уходи.

— Мне и не хочется уходить. Мне хочется остаться. Ох, Милт, до чего мне хочется остаться!

— Вот и хорошо. Послушай… Но какой же он подлец! Гад, сволочь… подлюга!

— Домой мне надо только завтра вечером, — рассеянно сказала она. — Он сегодня идет к Делберту. У них опять мальчишник.

— Я люблю тебя, — сказал Тербер. — Господи, какой же он подлец!..

Глава 23

Подлец или не подлец — это уж как посмотреть, — но дураком капитан Хомс не был. Он понимал, что его жена завела роман. Когда прожил с человеком двенадцать лет, такое чувствуешь безошибочно. Сегодня вечером жена отказалась приготовить ему ужин. Раньше она никогда не отказывалась готовить ужин. Завтрак — да, обед — само собой, но ужин — никогда. Готовить ужин было ее обязанностью, это входило в их соглашение. Соглашение? Скорее, договор, подумал капитан Хомс. А еще точнее, вооруженное перемирие. У них был нетипичный брак. А может, типичный?