Читать интересную книгу Запрещённый приём (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей

— Тогда почему ты был рад?

— Я был рад, что все закончилось. — Ответил Никки. — Рад, что мы можем приступить к следующему этапу нашей работы. Рад, что могу избавить этих людей от страданий.

— Ты хочешь сказать, что испытывал к ним жалость?

— Может быть.

— Я смотрел некоторые видео с твоей работой, Никки. Человек, который это делал, не испытывал жалости к своим жертвам.

— Я твои видео тоже смотрел, Олаф. Ты наслаждался своей работой куда больше, чем я.

— Ты считаешь, твои жертвы меньше страдают, если ты не получаешь удовольствия от пытки, Ник?

— Нет.

— Ты думаешь, что они меньше боятся тебя, если ты не наслаждаешься их криками?

— Нет. — Ответил Никки абсолютно безэмоциональным тоном.

— Ты считаешь себя лучше меня, потому что у тебя больше чувств к твоим жертвам?

— Нет. Если говорить о морали, то я хуже тебя, потому что я испытывал жалость, хоть какие-то чувства, и я все еще могу их испытывать. Думаю, это делает меня хуже тебя.

Я уставилась на него между сиденьями.

— Метафизическая связь со мной заставляет тебя страдать от этих мыслей?

Никки едва заметно пожал плечами.

— Я не помню, чтобы раньше мне было от них плохо, так что, наверное, да. Но я знаю, что в какой-то момент я уже больше не наслаждался той болью, которую причинял. Это больше не веселило и не заводило меня — ничего такого, что я мог бы объяснить тебе, Анита.

— Ты верлев. Ты любишь мясо и кровь. — Произнес Олаф.

— В плане еды — да, но не в плане секса.

— Я тебе не верю.

— Олаф, я уже говорил, что мне плевать, веришь ты мне или нет.

Была у меня одна мысль, но я не знала, стоит ли ее озвучивать. Я совсем забыла, что когда Никки так близко от меня, достаточно просто подумать о чем-то, и вовсе не обязательно говорить вслух.

— Ага, думаю, это так. — Ответил он мне.

— Спасибо, что признаешь это. — Сказал Олаф.

— Я не с тобой разговариваю. Я говорил с Анитой.

— Она ничего не сказала… А, ты вновь прочел ее мысли.

— Прочел.

— С какой из ее мыслей ты согласился?

— Что мне нравятся игры на грани и бондаж с осознанными рисками, но ты серийный убийца, так что после определенной точки, в которой мои жертвы теряли для меня свою сексуальность, для тебя они все еще ее сохраняли.

— Это не похоже на мысли Аниты.

— Никки меня перефразировал. — Пояснила я.

— Что конкретно ты подумала? — Уточнил Олаф.

— У Никки лучше получается объяснять. В голове мысли не всегда так хорошо оформлены.

— Ты практикуешь с Никки игры на грани и бондаж с осознанными рисками?

— Если я скажу «да», ты отъебешься от этой темы?

— Нет. — Ответил он.

— Тогда я не собираюсь отвечать на твой вопрос. — Сказала я.

— Никки, тебе необходим бондаж для секса?

— В смысле, нужен ли он мне, чтобы завестись? — Уточнил Никки.

— Да.

— Нет, у меня встает и так. А у тебя? Тебе для этого необходимо насилие?

— Для непосредственно физического акта — нет.

— А как насчет удовольствия? — Поинтересовался Никки.

— Я тебе отвечу, если ты ответишь мне. — Сказал Олаф.

— Мне будет скучно без грубостей, но я могу и ванильку практиковать. Я уже делал это для работы под прикрытием. — Ответил Никки.

— Как и я, но без, как ты говоришь, грубостей, это не приносит мне удовлетворения.

Прежде я не была уверена в том, что у Олафа может встать без какого-нибудь экстремального уровня насилия. Странно, но приятно знать, что может — это уж точно лучше альтернативного варианта.

Впереди замаячило отделение местной полиции. Мы вот-вот узнаем, что там за новые улики появились, а я, наконец, свалю из этой дискуссии. Двойной джекпот!

— Ты хочешь завести детей с Анитой? — Спросил Олаф.

И вот мы опять застряли в этой блядской дискуссии.

— Нет. — Ответил Никки.

— Почему?

— Женщина, которая зовет себя моей матерью, лишила меня глаза, когда мне было четырнадцать, оставив на его месте шрам, который я не могу спрятать. И это далеко не единственный мой шрам. Она также издевалась над моим младшим братом и сестрой, но я был ее любимчиком. Отец все знал и ни черта не сделал, чтобы защитить нас. С таким наследием я не уверен, что мне стоит размножаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Значит, тебе все равно, если Анита заведет ребенка с одним из других мужчин своей жизни?

— Это не твое дело. — Вмешалась я.

— Нет, все нормально. — Произнес Никки. — Я хочу ответить.

Я постаралась не вздыхать и просто кивнула ему, чтобы он ответил.

— Ее мужчины для меня как семья. Натэниэл зовет меня своим братишкой-мужем — это что-то вроде сестренки-жены из полигамии. Если Анита захочет ребенка от кого-то из моих братьев, то моя семья, которую я люблю, просто станет больше.

Олаф припарковался перед полицейским отделением и выключил двигатель. Я уже потянулась к двери, когда он спросил:

— И ты любишь их так же, как любишь Аниту?

— Нет, в Аниту я влюблен. Кого-то из ее мужчин я люблю, как братьев, а кого-то — как друзей.

— А что ты скажешь о женщинах в вашей полигруппе, которые остались в Сент-Луисе?

Никки ухмыльнулся, оскалив зубы — как в напоминание о том, что в других формах они у него были острее.

— Большинство из них меня боится, так что — нет, никого их них я не люблю.

— А что насчет секса с ними?

— Та же фигня — они меня боятся. И никому из них не нравится грубый секс или бондаж, так зачем они мне?

— Даже Эйнжел и Петре?

«Блядь» подумала я.

— Их я тоже не люблю. — Ответил Никки.

— У тебя был с ними секс? — Уточнил Олаф.

Мне ужасно хотелось выбраться из машины, но я боялась, что разговор на этом не кончится, а я не хотела пропустить ответы Никки. Мне, наверное, и реакции Олафа будет полезно услышать, так что я осталась. Мать их.

— С Эйнжел был.

— И? — Поинтересовался Олаф.

— И Аните совершенно не нравится эта тема. — Сказал Никки.

— Это значит, что ты не станешь мне отвечать или что ты не можешь ответить?

— Это значит, что Анита должна дать мне добро на возможность тебе отвечать.

Я с тоской посмотрела на офис шерифа — он был здесь, прямо перед нами. Нас там ждут зацепки, которые мы должны изучить, но я знала, что Олаф не угомонится. Поскольку Эйнжел и Петра обе выступали в роли наживок, вопрос, вероятно, все-таки заслуживал ответа. Ебаный в рот.

— Эйнжел знает, кто я такой, какой я на самом деле? — Спросил Олаф.

Я обернулась и посмотрела на него.

— Знает.

— И все же она флиртовала со мной.

Я кивнула.

— Насколько грубый бондаж она предпочитает?

Мне пришлось приложить усилие, чтобы не скривиться и не покраснеть, но со вторым я провалилась. Это заставило Олафа улыбнуться, а я в ответ уставилась на него в упор. Я начинала злиться и радовалась этому. Гнев лучше смущения.

— Не такой грубый, как нравится тебе. — Мой голос был густым от гнева, а кожа дышала жаром.

Олаф расстегнул свои ремни безопасности, чтобы повернуться корпусом к Никки, который все еще сидел сзади.

— Но достаточно грубый, чтобы удовлетворить тебя?

— Если речь идет о групповушке с участием Аниты, то да.

Я только-только перестала краснеть, как вспыхнула вновь.

— Закрыли тему. — Отрезала я.

Олаф уставился на меня — его глаза скрывались за стеклами темных очков, но эту степень сосредоточенности и внимания я ощутила прямо на своей коже.

— Если мы собираемся встречаться, Адлер, я должен знать некоторые вещи.

— Он может спросить меня, когда тебя не будет рядом, Анита. — Предложил Никки.

— Нет уж. Думаю, если ты собираешься отвечать, то я должна знать, что именно ты ответишь.

— Даже если тебя это смущает?

— Даже так. — Сказала я, и внезапно почувствовала, что снова себя контролирую. Это была альтернативная форма храбрости, а я, блядь, буду храброй.

— Валяй, спрашивай. — Бросил Никки.

— С другими женщинами ты занимаешься сексом только в присутствии Аниты? — Поинтересовался Олаф.