уж начал зевать, послушница вдруг вскочила и завизжала, тряся пухлыми щеками от злости:
– Что вы несёте? Хоть постыдились бы, право!
И потащила Рагдая в свою светлицу. Там они тут же занялись делом. Дело продлилось, с короткими перерывами, весь остаток дня и всю ночь. На заре Рагдай уже еле отбивался:
– Хватит! Отстань! Я не могу больше! Я хочу спать!
Света поднялась, надела рубашку и убежала. Рагдай подумал, ворочаясь на постели: «Ей двадцать четыре года! Что же с ней будет в тридцать? Она меня загрызёт! Нет, на такой девке нельзя жениться!»
Света вернулась с большим куском пирога. Они его поделили, съели и легли спать.
Проснулся Рагдай под вечер. Не будя Свету, сладко сопевшую, он оделся и поспешил на конюшню. Там стоял хруст – конюхи только что насыпали лошадям отборной пшеницы. Не дав своему коню опустошить ясли, Рагдай оседлал его и галопом полетел в Киев.
Ночью в степи поднялась пурга. Он сбился с пути и точно пропал бы, если бы не наткнулся на хуторок, стоявший, как оказалось, в шести верстах от дороги. Хозяйка дома, в который он постучался, дала ему горячего молока с блинами и уложила его на печь, потеснив на ней трёх детишек. Муж доброй женщины отвёл в хлев измученного коня. К утру метель улеглась. Накормив Рагдая, хозяева объяснили ему, где Киевская дорога, и он, поблагодарив их, продолжил путь. Вечером он был в Киеве. А через неделю – опять в Чернигове. Почему вдруг так? Калокир, которому он изложил суть дела, сказал ему:
– Не дури, женись на этой кобыле! Это не помешает тебе стать тысяцким.
– Но ведь я её не люблю! – возразил Рагдай.
– Ты в этом уверен?
– Да! Поначалу точно любил, а после той второй ночи всё вдруг куда-то делось.
– Понятно. Ты не смог дать этой паскуде столько, сколько ей было нужно. Это тебя задело. Любовь порой умирает от ран, нанесённых гордости. Но плевать на чувства! Перед тобой мешки с золотом лежат, а ты, дурак, нос воротишь! Женись на ней, говорю! Потом поглядим, что делать.
– Да, поглядим, – подхватил Лидул, который пробегал мимо и слышал только четыре последних слова.
Рагдай подъехал к терему Светы в полдень. Он ехал ночью, при свете яркой луны. Слуга, открывший ворота, сказал Рагдаю, что молодая хозяйка сейчас на званом пиру у лучшей подруги, недавно справившей тризну по своему отцу–богатею и получившей всё, что у него было. Узнав, где она живёт, Рагдай поскакал туда. Нужный ему терем, точно, был самым большим в Чернигове. Спешившись у крыльца, Рагдай на него взбежал, но не прошёл дальше – четверо дюжих молодцев преградили ему дорогу. Он им назвал своё имя. Один из слуг побежал внутрь терема, и, вернувшись, велел его пропустить.
За пиршественным столом, кроме Светы, сидели ещё пять девушек. Им прислуживали другие, в длинных рубашках без поясков и льняных чулках. Боярышни были в шёлковых. Увидав Рагдая, Света надула губы. Её подружки, напротив, заулыбались. Хозяйка – видная девка, похожая на Роксану, встала ему навстречу и пригласила его за стол. Он уселся рядом со Светой, хоть был бы очень не против расположиться подле хозяюшки. Осушив с ним по чарке мёда, девушки стали его расспрашивать о Роксане, о Святославе и о патрикие Калокире. Рагдай рассказывал много больше того, что знал. Его собеседницы также порой пускались в долгие рассуждения о любви и черкасской сбруе для лошадей, так что разговор длился не час, не два и не три. Голос Светы слышался редко. Она упрямо корчила недовольство, но Рагдай чувствовал – ей приятно то, что её подруги глядят на него с восторгом, на неё – с завистью. А служанки несли на стол всё новые яства и жбаны с выпивкою. Под вечер Рагдай уснул, приткнув голову к чьим-то симпатичным коленкам. Нежные пальцы стали перебирать ему волосы, гладить шею. Проснулся он поздней ночью и увидал за столом лишь свою подругу, уже весёлую, и хозяйку. Они болтали, смеясь. А под головой Рагдая была подушка. Он снова принял сидячее положение. Поглядев на него, хозяйка сказала:
– Хороший парень у тебя, Светка! Очень хороший.
– Спасибо на добром слове, – кивнула Света и поднялась, – что ж, пора идти! Рагдаю предстоит путь неблизкий. Прямо сейчас.
Подруга уставилась на неё, как на полоумную. А Рагдаю вдруг захотелось в Киев, чтобы сказать Иоанну два-три десятка приятных слов о его уме.
– Всё, дружок, идём, – взяла его Света за руку, – уже ночь.
– У меня останьтесь, – вполголоса предложила хозяйка, – в тереме – сорок комнат пустых!
– Не стоит, – сказал Рагдай. Высвободив руку из пальцев Светы, он встал и гордо ушёл.
Первые часа полтора обратной дороги были страшны для коня. Рагдай едва его не загнал, работая плетью так, будто и не конь был под ним, а Света. Потом он несколько успокоился и стал гнать вороного одними шпорами. На рассвете ему пришлось дать коню передышку и обтереть его снегом. Бедный скакун хрипел и дрожал, роняя с губ пену. Полчаса выждав, Рагдай продолжил путь рысью и днём увидел при свете яркого солнца Киев.
Глава тридцать третья
В феврале ударил такой мороз, что даже медведи начали гибнуть в своих берлогах. Мело почти каждый день. Голодные волки по ночам рыскали около деревень, подпевая вьюге. Собак пускали ночевать в избы. Во дворце пили. Все. Постоянно. Буйные орды кабацких девок не покидали его. Роксана, время от времени приезжавшая просить князя прекратить оргии, подружилась с некоторыми из них. К ней самой наведывались Ратмир, Куденей и сотник Мстислав. Они вместе ужинали. Одна из подобных встреч прошла напряжённо, ибо Роксана была в мрачном настроении. Куденей под конец даже получил от неё пинка. Патрикия Калокира взяла в свой тягостный плен печаль. Его не могли от неё избавить ни проститутки, ни мёд, ни даже гашиш. Она овладела им, когда он, поднявшись однажды ночью на башню, увидел при свете звёзд скованные стужей и занесённые снегом пространства спящей Руси. Это была жуть. Обречённо, страшно безмолвствовала земля в искрящемся белом саване. Бесконечная степь и дремучий лес словно растворились в чём-то ещё более таинственном и огромном, чем они сами. Разум патрикия почему-то не мог этого принять. «Невозможно», – вдруг промелькнула у него мысль, – «не может такого быть, чтобы этот саван вдруг взял да уступил место морю душистых трав, чтоб леса ожили, зазеленели, наполнились птичьим гомоном, а Днепр выломал крышку своего гроба – столь же несокрушимую, как скала! Такая зима попросту не может не длиться вечно!» Конечно, Бог решил навсегда заморозить Русь, чтоб он, Калокир, не смог выбраться из её сугробов и воплотить свои замыслы!
Рагдай устал