Вот где бы пригодился такой специалист по части допросов, как Герасим Иванович Змей! Эх, не повезло бедняге!.. В двух шагах от вожделенной цели принял мученическую смерть. Надо надеяться, что святой Петр найдет ему теплое местечко при своей небесной канцелярии. Или Вельзевул в своем аналогичном ведомстве.
Как ни странно, в точку попал Юрок, наобум поинтересовавшийся, каким это образом обитатель светозарного мира угодил в столь мрачное и опасное место.
– Я провалился в ловчую яму паскудни, – сообщил волхв.
Вскоре выяснилось, что неведомая паскудня (вероятнее всего, некий особый вид химеры) имеет привычку подкарауливать людей в тщательно замаскированных норах, но не убивает жертву на месте, а для каких-то своих нужд утаскивает в подземелье.
– И никто назад не вернулся? – осведомился Кузьма, лучше кого-либо другого знавший, для каких именно нужд химеры используют живых людей.
Оказывается, что подобное бывало, хоть и редко. Паскудня, уже доставившая добычу к месту назначения, могла вдруг утратить к ней всякий интерес. Или, наоборот, две паскудни вступали между собой в схватку, и человек получал возможность ускользнуть в безопасное место.
Но в любом случае те, кто соприкоснулся с паскудней, были обречены на смерть. Они быстро чахли, высыхали, сходили с ума и даже становились опасными для своих близких. Прокляты все, кому довелось хоть ненадолго побывать в утробе левиафана.
– Где? – Кузьма и Венедим непроизвольно переглянулись. – В чьей утробе?
Серко рассказывал путано и сумбурно – то ли еще не очухался окончательно, то ли был не речист от природы.
Из его сбивчивого повествования можно было понять, что в прошлом людей было больше, чем звезд на небе, и жили они совсем иначе. Большинство из них не понимало разницы между добром и злом, а пользу свою видело в высасывании соков из матери-земли. Ради этого люди изрыли все ее тело глубокими норами, а потом заковали в железные полосы и опутали медной проволокой. Повсюду стлался ядовитый дым, гудели бездушные механизмы и даже днем горел искусственный свет.
Земля долго терпела эти издевательства, но после того, как люди стали дырявить небо и осквернили своим вторжением даже луну, она не выдержала. Из света солнца, дыхания ветра и земных испарений родился левиафан, в считаные часы пожравший почти все, что напоминало о человеке.
Уцелели лишь немногие, те, например, кто жил под самыми крышами высотных жилищ. Левиафан, сначала пожиравший все без разбора, вскоре успокоился, и по его затвердевшей шкуре можно стало ходить. Нельзя лишь соваться в многочисленные трещины и каверны, сохранившиеся на этой шкуре. Там затаилась смерть, принявшая много разных обличий. Чаще всего это оставшиеся с прежних времен испарения земли, похожие на густой белый дым.
Левиафан, как щит, прикрывающий мать-землю, всесилен. Он умеет повелевать движением облаков и по собственной воле источает из них влагу или устраивает затяжную засуху. Наверное, ему подвластна и луна, поскольку нынешний месяц не равен прежнему.
Растения и животные в большинстве своем разделили участь людей, но многие приспособились жить на шкуре левиафана, особенно собаки, козы, зайцы, вороны и некоторые виды трав. Иногда случается голод, но жить в общем-то можно. Спасает вкусный и питательный выпот, время от времени появляющийся на шкуре левиафана. Его даже можно заготовлять впрок, высушивая на солнце.
– А вы все такие… худосочные? – поинтересовался Юрок.
– Нет, – ответил Серко. – Предыдущее поколение, родившееся еще до пришествия левиафана, было кряжистым и ширококостным. – При этом он весьма выразительно глянул на своих спасителей. – Однако вселенское чудовище, положившее конец царствованию рода человеческого, по своей прихоти изменило даже основные свойства природы. Бегать и прыгать стало легче, а дышать труднее. Тяжесть, с начала времен приковывавшая все сущее к земле, ослабела. Разряженный воздух уже не защищает от губительного влияния заоблачных миров, в которых вечный огонь борется с вечным холодом. Поэтому каждый второй младенец рождается уродом, а у всех выживших вытягиваются и истончаются кости. То же самое касается растений и животных. В зарослях мака самый высокий человек прячется с головой, а обыкновенные куры научились летать не хуже ворон.
– Верите ли вы в какую-нибудь высшую силу? Молитесь ли ей? Заботитесь ли о спасении души? – Вопросы эти, как видно, буквально жгли Венедима.
Серко вновь оказался в тупике, но когда ему популярно разъяснили идею Бога, припомнил, что есть люди, истово верящие в высшее триединое существо: землю-мать, оплодотворившее ее небо, чьими глазами является луна и солнце, и их совместно прижитого сына, то есть левиафана.
Услышав столь изощренную и наглую ересь, Венедим застонал, как от зубной боли. Искренне желая угодить одному из своих спасителей, Серко добавил, что существуют и другие категории верующих. Одни поклоняются молотку, соединенному с кривым, как полумесяц, ножом, но отрицают бессмертие души. Другие, наоборот, делают ставку на грядущее чудесное спасение, а нынешнюю никчемную жизнь-обузу посвящают разбою, разврату и употреблению макового отвара. Кроме того, есть много иных кумиров – колесо, женское лоно, мужской детородный орган, змея, огонь, дурман-трава, кости предков. Выбор, как говорится, на любой вкус.
– А крест? Что вы можете сказать о кресте? – не унимался Венедим. – Кто-нибудь поклоняется ему?
– Крест? – задумался Серко, а потом пальцем изобразил на полу что-то вроде кособокой, примитивной свастики. – Да, есть и такие. Только с ними лучше не связываться. Это самые худшие из верующих. На своих сборищах они пьют смешанную с мочой кровь, совокупляются с козами и приносят паскудням человеческие жертвы.
Эти вести окончательно добили Венедима, надеявшегося встретить за Гранью своих единоверцев или хотя бы кротких дикарей, восприимчивых к слову Божьему. В отличие от него, молчальник никаких особых чувств не выказывал, а продолжал невозмутимо разгуливать между колоннами.
О численности нынешнего народонаселения Серко ничего вразумительного сказать не мог, точно так же, как и о судьбе, постигшей моря и океаны. Поглотил ли их ненасытный левиафан или каким-то образом извергнул в заоблачное пространство – так и осталось неизвестным.
Повисли в воздухе и другие вопросы – о ядовитых дождях, сокровищах заброшенных городов и возможности установить с левиафаном хоть какой-нибудь контакт. О Шеоле Серко знать ничего не знал. По его представлениям, жизнь под землей была невозможна в принципе, как, например, на луне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});