букв «…ОСКА…ОЧЕТА» трепыхались выцветшие фотографии.
В сарае виднелся голый остов разворованного на запчасти трактора.
У скотного двора стоял скелет коровы — позванивал колокольчик, подвешенный к шейным позвонкам.
В разбитое окно дома с надписью «ПРАВЛЕНИЕ» виднелся мужик в треухе и валенках, крутивший ручку телефона времен коллективизации.
И всю эту картину сопровождал голос Генерала:
— Председатель колхоза — пьяница, пустил хозяйство по ветру. Колхозники — тоже пьяницы, и что осталось от хозяйства, разворовали. Вот яркое свидетельство порочности социалистического колхозного строя по сравнению с капиталистическим фермерским хозяйством!
Американские и советские разведчики стояли посреди пустынной площади у огромной лужи.
— Кошмар! — воскликнул Шеф. — Стьопа, у вас все колхозы такие?
— Ну уж нет, Джек. В километре отсюда колхоз-миллионер. Но прошли те застойные времена, когда мы возили гостей в передовое хозяйство. Нынче у нас гласность — приказано возить в самое отсталое!
По грязи подкатил вездеход. Из него выскочил лощеный, в начищенных до блеска сапогах. Адъютант.
— Товарищ генерал! Суперагент прибыл на место и ждет дальнейших указаний.
— Надо передать ему пароль и место встречи с нашим суперагентом, — напомнил Шеф.
— Да-да, а также — особые задания по ведомствам, — поддержал Генерал. — Полковник Семенов! Полковник Дынин! Полковник Саакянц!
Названные чины вручили Генералу каждый по конверту.
Генерал протянул их Адъютанту:
— Немедленно передать шифровку!
Чтобы взять конверты, блистательный Адъютант шагнул в разделявшую их лужу, и провалился по горло в грязь.
Мальчик лет восьми вышел из лифта на площадку и бдительно огляделся по сторонам. На груди его майки была надпись на двух языках: «КГБ+ЦРУ = ЛЮБОВЬ».
Мальчик достал из кармана записку: «БРАЙТОН-БИЧ, 17, КВАРТИРА 100». Он подкрался к нужной двери и нажал кнопку звонка.
Дверь открыл Федя. Мальчик скользнул между его ног в квартиру.
— Вы — агент КГБ Соколов?
— Допустим, — неопределенно ответил Федя.
— Значит, я на месте! — Мальчик проглотил записку с адресом и сказал изумленному Феде: — Дедушка Моня уже принимает для вас шифровку из Москвы!
Пожилая женщина вела Федю и мальчика по винтовой лестнице на чердак. Федя недовольно ворчал:
— Черт побери, как я мог перепутать время!
— Ничего, ничего, — успокаивала женщина, — это у всех эмигрантов бывает: Москва — Нью-Йорк — восемь часов разницы… Но вы не волнуйтесь, мой Моня все примет. Он в войну был шифровальщиком и с тех пор, представляете, не может остановиться — принимает все шифровки подряд. Нас долго из Союза не выпускали, потому что он знал все шифры Генерального штаба.
— Нашего Генштаба? — поразился Федя.
— Нет, немецкого, в сорок третьем году.
Они поднялись по лестнице в чистенькую прихожую. Федя хотел скинуть обувь, но хозяйка остановила:
— Нет, нет, не надо, когда заходило гестапо, они так натоптали! Прошу сюда…
Всю комнату занимала походная палатка, в которой сидел могучий старик в гимнастерке, сапогах и пилотке связиста минувшей войны, с наушниками на голове. На сколоченном козлами столе у допотопного приемника «Телефункен» горела коптилка из пулеметной гильзы.
— Дедушка, — сообщил мальчик, — агент Соколов доставлен…
— Тихо, Сема! — заорал старик. — Секретные переговоры Саддама Хусейна с Тель-Авивом!
Все уважительно притихли. Моня слушал переговоры. А мальчик Сема деловито просматривал уже записанные шифровки, что-то откладывал в сторону, что-то отправлял в рот и проглатывал.
— Я как чувствовал! — снял наконец наушники Моня. — Настоящее имя Саддама Хусейна — Адик Гусман!
И начал хлебать щи из помятого солдатского котелка.
— Поздравляю! — сказал Федя. — Но меня интересует шифровка из Москвы.
— A-а, примитивный шифр, — Моня небрежно протянул листок, — КГБ с войны не придумал ничего новенького.
Федя пробежал глазами шифровку.
— Так… Так… Так… А это что? Вы не ошиблись?
— Я никогда не ошибаюсь, — оскорбился Моня. — Вам особое задание: полковник Семенов — сорок восемь шесть три, полковник Дынин — пятьдесят два восемь пять, полковник Саакянц — шестьдесят шесть двенадцать семь.
— Но что означают эти цифры особого задания? — задумался Федя.
— Это даже я понимаю! — вмешалась жена Мони. — Полковнику Семенову — джинсы сорок восьмой размер и колготки для жены шестой размер три пары, полковнику Дынину — джинсы пятьдесят два и пять колготок, а полковнику Саакянцу… что такое шестьдесят шесть? Такой размер я не видела в природе!
— Потому что вы не видели жену полковника Саакянца, — вздохнул Федя. — Ну ладно, а где пароль на связь с агентом ЦРУ?
— Сейчас, сейчас… — Моня рылся в бумажках. — Сема, где такой желтенький листок?
— Желтенький? — уточнил мальчик. — Я его уже съел. Как ты учил, дедушка.
— Идиет! Я учил сначала прочесть, а только потом съесть! Извините, товарищ агент! Москва снова передаст, и я снова поймаю…
— Нет, следующий сеанс связи только через три дня, — Федя решительно прокусил ворот своей сорочки и достал оттуда капсулу. — Дайте это ребенку!
— Нет! — Бабушка прикрыла мальчика собой. — Ребенок, конечно, виноват, но он еще ребенок! Лучше убейте меня! А еще лучше убейте Моню!
— Спокойно! — осадил ее Федя. — Это слабительное. Буду ждать в кафе напротив!
Федя пил кофе, читая газету, за одним из столиков на улице под вывеской кафе «Фортуна».
И вдруг увидел: вся в солнечном сиянии, шла, плыла, приближалась прекрасная певица Маша Звездная, причем уже не в эстрадно-легкомысленном одеянии, а в строго-элегантной одежде.
Лицо Феди озарилось радостной улыбкой, он отбросил газету, привстал, но перед его мысленным взором возникло лицо полковника Петренко, ведущего урок в высшей школе КГБ.
— Слушатель Соколов! Доложите первую заповедь разведчика!
Совсем тогда еще юный Федя вскочил и отрапортовал:
— Разведчика может погубить красивая женщина!
— Отсюда вывод?
— Разведчик должен сам погубить красивую женщину!
— Вывод неправильный, — покачал головой полковник. — Правильный вывод: разведчик должен красивую женщину игнорировать!
Воспоминание охладило Федю, он прикрылся газетой, надеясь, что Маша пройдет мимо. Но Маша мимо не прошла. Федя заметил из-под газеты ее остановившиеся ноги. Он опустил газету, чтобы не видеть этого стройного соблазна. Но тогда над газетой возникло не менее соблазнительное лицо.
— Доброе утро! — улыбнулась Маша, присаживаясь за столик.
— Занято! — рявкнул Федя.
— Что с вами? — удивилась Маша. — Вчера вы себя вели гораздо галантней…
— Выпимши был! — грубовато объяснил Федя.
Тут из окна дома высунулась жена Мони с ночным горшком в руке.
— Товарищ агент! Все готово!
Федя бросился в подъезд.
— Шифровка восстановлена! — Моня подал Феде бумажку.
На ней было написано: «ВСТРЕЧА АГЕНТОМ ЦРУ ДЕСЯТЬ УТРА КАФЕ «ФОРТУНА» ТРЕТИЙ СТОЛИК ПАРОЛЬ «НА ДЕРИБАСОВСКОЙ ХОРОШАЯ ПОГОДА» ОТЗЫВ: «НА БРАЙТОН-БИЧ ОПЯТЬ ИДУТ ДОЖДИ».
Федя вышел из подъезда, глянул на вывеску кафе
«ФОРТУНА», часы под ней показывали ровно десять. Федя прикинул глазом третий от входа столик… Это был тот самый, за которым сидела Маша.
— Вы еще здесь? — нахмурился Федя.
— Да, я здесь, —