Через калитку массивных железных ворот вступили мы в башню и очутились внутри циклопических стен фундамента в полутемном громадном погребе. Здесь находится обширная глубокая цистерна, над которой устроены два или три водоподъемные колеса. Она имеет назначение снабжать замок водой во время осады. В первом и втором этажах помещаются вещевые склады и арсенал, ныне, впрочем, разоруженный, в третьем — казарма, предназначенная под помещение команды, а в четвертом — склад металлических патронов. В этом последнем этаже нельзя не обратить внимания на прекрасные решетчато-резные квадратные паркетки потолка и бронзовые болты, скрепляющие различные части деревянных устоев и балок. Гайки болтов сделаны розетками с позолоченным узором чрезвычайно изящной работы, вроде тех, что мы видели в парадных залах этого замка.
Когда раздвинули створчатые щиты окон, служащих и бойницами, среди нас невольно раздались восклицания: "Какая прелесть!.. Какая широта кругозора!.. Смотрите, как хорошо все это!.."
И действительно, вид был великолепен.
Как с птичьего полета со всех сторон открылись перед нами город Нагойе и Оварийский залив, и вся окрестная страна, подковообразно огибаемая от одной части берега до другой отдаленными горами, которые, постепенно понижаясь к морю, переходят в пологие холмы волнистого рисунка. Наша "Африка" чуть-чуть виднелась вдали на громадном пустынном пространстве залива и казалась совсем миниатюрным суденышком, точно черное пятнышко или муха на огромном зеркале. Весь город, изрезанный правильными четырехугольниками улиц и пронизанный вдоль бесконечною Хончо, лежал под нашими взорами со своими аспидно-серыми черепичными крышами, флагами, садами, священными рощами, массивными кровлями храмов и суставчатыми башнями остроконечных пагод. Но любопытнее всего было зрелище окружающей его обширной равнины: докуда мог лишь хватить глаз, вооруженный биноклем, вся она сплошь представлялась изрезанною оросительными каналами и межами рисовых полей, огородами, плантациями, рощами и садами, между которыми виднелись отдельно разбросанные в близком расстоянии друг от друга хутора, хижины и деревни. Судя по их количеству, население этой равнины должно быть очень значительно. Узенькие дороги, служащие в то же время плотинами и вьющиеся между полями от жилья к жилью, большею частью обсажаны аллеями деревьев, а по сторонам их, куда ни глянь, все сплошь обработано и засеяно самым тщательным образом. Представьте себе, что на всем этом громаднейшем пространстве решительно ни одного невозделанного клочка!.. Люди сведующие свидетельствуют, что точно таким же высококультурным образом возделана и вся Япония, за некоторым исключением северных частей острова Матсмая и островов Курильских, где условия сырого климата не вполне вознаграждают земледельческий труд. Не говоря уже о России, вряд ли найдется что-либо подобное в самых культурных странах Европы, и опять-таки невольно приходишь к заключению, что не японцам у европейцам, а этим последним не мешало бы научиться у японцев, как обращаться с землей и разумно извлекать из нее всю возможную пользу.
Простившись с любезным генералом и его офицерами, мы, по предложению нашего чичероне-экзекутора, поехали осматривать учительский институт и мужскую гимназию. Оба эти заведения помещаются в отдельных зданиях колониальной архитектуры с примесью японского характера в разных деталях и отчасти во внутреннем устройстве. Директор учительского института — небольшой сухощавый мужчина с очень интеллигентною физиономией, в японском костюме — встретил нас очень любезно, но, к сожалению, не мог показать ничего кроме стен, так как в этот час занятий не было, и студенты распущены в город; стены же представляли собой мало любопытного, если не считать большой географической карты итальянского издания, на которой границы Японии, Кореи, Сахалина, Уссурийского края и даже Камчатки обведены одной краской.
Посещение гимназии было несколько удачнее. На дворе и в коридорах раздавался шум детских голосов, мы попали как раз в промежуточную рекреацию между двумя уроками. Директор — еще молодой человек в европейском костюме и, по-видимому, большой франт — пригласил нас в конференц-залу, где, по обыкновению, тотчас же были предложены нам миниатюрные чашечки с чаем и японские папиросы. Стены этой комнаты были увешаны географическими картами и иными пособиями для наглядного обучения исключительно на английском языке, а книжные шкафы наполнены исключительно английскими изданиями. Мы не встретили на полках не только французской или немецкой, но даже ни одной японской книжки. Говорят, будто в новейших японских школах все усилия направлены к тому, чтобы как можно скорее и успешнее обангличанить учеников и порвать в них нравственные связи и традиции с прошлого Японией. Насколько в этом правды, я, конечно, не знаю, но сталкиваться с такими мнениями приходилось не однажды. Впрочем, быть может, они принадлежат людям не сочувствующим вообще политическому направлению современного правительства Японии.
Директор-японец, прекрасно говорящий по-английски, объяснил нам, что в гимназии у него обучаются 190 мальчиков. Первоначальное образование заключается главнейшим образом в изучении английского языка, на котором поэтому и преподается большая часть предметов гимназического курса. Прежняя классическая система, заключавшаяся в изучении китайского языка и литературы, ныне отставлена и заменена изучением языка английского, как наиболее необходимого японцам при сношениях с европейцами. Контингент учителей гимназии с самого ее основания состоит исключительно из одних японцев, получивших образование в Токийской школе языкознания. Вообще учителей из европейцев, так же как и инструкторов в войсках и техников, приглашают только в случае первоначальной необходимости, на время, пока они не подготовят и к учительской должности японцев, которые и заменяют их повсюду при первой возможности. Это и обходится намного дешевле правительству, и дает ему возможность замещать служебные должности своими людьми. Курс учения в гимназии четырехлетний, но классов восемь, так что ученику приходится быть в каждом классе по полугоду, а за вычетом праздников и каникул, на ученье остается по пяти с небольшим месяцев. Перевод в следующий класс допускается не иначе, как по экзамену.
Между тем рекреация кончилась, и директор предложил нам осмотреть некоторые классы. Поднявшись во второй этаж, он ввел нас в просторную аудиторию с обыкновенною школьною обстановкой и объяснил, что это младший, начальный класс, где практикуется обучение английской азбуке и чтению. Мальчуганы, одетые кто в европейском, а большею частью в японском костюме, по знаку учителя, все разом поднялись с мест и затем, по его команде, разом отвесили посетителям поясной поклон, низко сгибаясь над столами, после чего, по команде же, разом опустились на свои места. Директор предложил учителю продолжать занятия. Тогда этот последний, вооружась длинным бамбуковым кием, повернулся к стене, в которую была вделана громадная аспидная доска с крупно написанными мелом английскими складами, и, указывая кием на первый слог, отчетливо выкрикнул "бе!" (английское "ва").
— Бе-е-е! — целым хором и все враз прокричали ученики с большим усердием и единодушием.
— Бе! — возгласил снова учитель с тем же приемом.
— Бе-е-е!! — еще громче ответили мальчуганы.
И таким образом это "бе" повторилось с обеих сторон раз десять, прежде чем перешли к следующему слогу. Но потом оно стало варьироваться: учитель произносил по несколько слогов то подряд, то вразбивку, тыча в каждой слог своим кием, а ученики повторяли за ним эти вариации речитативом, так что выходило нечто вроде пения, только чересчур уже громкого вследствие усердия.
Поблагодарив преподавателя, мы перешли во второй класс, где десятка два учеников упражнялись в английском чтении. При нашем появлении повторилась та же церемония с поклоном по команде и то же предложение со стороны директора продолжать занятия. Учитель приказал мальчикам раскрыть на известной странице хрестоматию, и затем по его знаку весь класс разом поднялся с мест и, стоя, разом же принялся в полный голос читать какое-то английское стихотворение. Манера этого чтения напомнила мне наши учебные команды, где обучают солдатиков точно так же мерно и враз отчеканивать: "Здравия, желаем, вашему, высоко, прево, сходитель, ству!!! "
В третьем классе, где шел урок географии, всех учеников было только двенадцать. Некто из наших спутников предложил одному из них какой-то вопрос насчет Египта, но живой мальчуган только посмотрел на неожиданного экзаменатора недоумелыми глазами и ничего не ответил вероятнее всего потому, что не понял того японского языка, на каком к нему обратились.
Показ методы преподавания, конечно, не ограничился бы тремя начальными классами, если бы нам не предстояло еще многое осмотреть в городе, тогда как времени на это имелось только один день, да и тот прескверный, благодаря снежно-дождливой погоде; поэтому мы поспешили поблагодарить директора за его любезность.