Читать интересную книгу ЛЕСНОЙ ЗАМОК - НОРМАН МЕЙЛЕР

Должен признать, что мне пришлось поработать над далеко не обязательным (в случае моего невмешательства) фиаско.

У Адольфа и впрямь был талант, хотя и ничего особо выдающегося, с первого же взгляда на его рисунки я понял, что великим художником ему не стать. Скажем, двадцатилетний на тот момент Пабло Пикассо привлек в 1901 году наше чрезвычайное внимание как раз своими художническими способностями. Юный Адольф Гитлер, напротив, рисовал именно, и только, так, что его работы можно было вывесить на доску вместе с лучшими рисунками других учащихся.

«Но этого не должно произойти, — проинструктировал меня Маэстро. — Чего нам не хватает, так это еще одного непризнанного гения. Ушат холодной воды — очень холодной, сразу и весь! — вот что ему нужно».

А уж я расстарался. Учитель рисования был одним из наших клиентов. (Строго говоря, как раз из той категории посредственностей, мнящих себя непризнанными гениями, о которой говорил Маэстро.) Я устроил ему скандал с женой и сильнейшую головную боль как прямой результат этой перепалки. Рисунки Адольфа он смотрел, страдая невыносимой мигренью. И, разумеется, не отобрал ни единого.

Адольф не мог поверить в это. В тот же час он навсегда распростился с надеждой достичь успеха хоть на каком-нибудь учебном поприще. Пусть учатся другие, а он, Адольф, будет жить своим умом.

Разумеется, он, в отличие от Алоиса-младшего, не уйдет из дому; делать это ему совершенно необязательно. От одного прозвища Римлянин его все еще кидало в дрожь. Нет, он будет жить в семье и втайне от родственников развивать в себе железную волю.

В училище он по-прежнему отлынивал от уроков. В табеле за год, который Адольф вручил отцу в июне, значились двойки по двум предметам — по математике и по естествознанию. Бедняга Алоис! У него уже не было энергии выпороть сына еще раз.

Летом, осознав, что оставлен в том же классе на второй год, Адольф впал в уныние почище, чем отец, однако ему удалось (с моей помощью) внушить самому себе, будто он проник в самую суть учебы куда лучше всех остальных реалистов. Потому что обзавелся тайным ключиком к познанию, не говоря уж о простых знаниях. Он будет запоминать только жизненно необходимое. Его одноклассники тратят массу времени на заучивание совершенно несущественных деталей. И в этом отношении ничуть не отличаются от учителей. Затверживают наизусть длинные списки и целые хронологические таблицы. Зубрят. Повторяют как попугаи. А как они радуются, когда учитель соглашается с их бессмысленными высказываниями! Вот такие-то и становятся круглыми отличниками.

Другое дело он, Адольф. Он выше этого. Во всем ему хочется докопаться до корня, дойти до сути. Только сокровенное знание является подлинным. Поэтому их учебники и шпаргалки ему ни к чему. Они замыливают взгляд и туманят разум.

Важнее всего для меня было развеселить его. А главное развлечение Адольфу этим летом доставляла его способность доводить Анжелу до слез. Теперь он уже не был слабее. А значит, в ответ на любой упрек мог безнаказанно обзывать ее глупой гусыней. Для Анжелы это было чудовищным оскорблением, и она даже жаловалась на Адольфа Кларе. Потому что терпеть не могла гусей. Видела, как они плавают в городском пруду, и считала их грязными птицами. Наблюдала, как гуси выбираются на мощеную дорожку, оставляя на ней помет. Себе Анжела казалась скорее белой лебедыо.

Я позволил Адольфу некую фантазию: в образе элегантно одетого преподавателя реального училища, красавца, остроумца и всеобщего кумира, он произносил звучным голосом: «В том-то и суть, молодые люди. Не пытайтесь запомнить историческое событие во всех деталях. Лучше послушайте меня, а я скажу вам так: "Берегитесь! Потому что вы плаваете в мутной воде». Большинство фактов, которые вы уже успели заучить, это сущий вздор; есть другие факты, им полностью противоречащие. Заучите и эти, вторые, и окончательно запутаетесь. Но я могу спасти вас. Главное — запоминать только жизненно необходимое. Собирайте и заучивайте только те факты, которые могут подкрепить вашу точку зрения».

8

Как-то на вечеринке леондингского нобилитета состоялась примечательная дискуссия. Один из ораторов, мужчина весьма осанистый, развил тезис, согласно которому развитие железнодорожного транспорта представляет собой угрозу традиционному общественному укладу.

— Железные дороги, — сказал он, — делают наш мир слишком тесным. Многим это не нравится, королю Саксонии например. Как он только что сформулировал, «рабочий прибывает по назначению в одном поезде со своим королем». Столь же правомерно и другое наблюдение, вытекающее из первого: богатому человеку отныне не удается, перемещаясь из пункта А в пункт Б, обогнать бедного. А такое положение вещей рано или поздно приведет к общественной дисгармонии. Слово взял другой оратор:

— Совершенно согласен с моим глубокоуважаемым другом: ценность многих так называемых нововведений и новшеств более чем сомнительна. Превосходный пример тому — карманные часы. В наши дни практически каждый может по сходной цене обзавестись личным хронометром. Однако я помню эпоху, когда хорошие часы были предметом роскоши. Ваши подчиненные обращали внимание на то, какие у вас часы и на какой цепочке. И относились к вам с надлежащим почтением. А сегодня любой болван может вытащить из брючного кармана какую-нибудь грошовую поделку и нагло заявить, будто его часы показывают более точное время, чем ваши. И знаете, что в этом самое скверное? Порой он оказывается прав!

Общество встретило последнее замечание бурным смехом.

— Вот так-то, господа. Грошовые часы идут порой точнее, чем наши фамильные реликвии, любовно передаваемые от отца к сыну при жизни нескольких поколений.

В другой вечер речь зашла о дуэльных шрамах. Алоис почувствовал себя несколько тоскливо. Хотя он с предельным вниманием прислушивался к рассуждениям о том, какие именно рубцы предпочтительнее: на левой щеке или на правой, на подбородке или в углу рта. В конце концов он позволил себе высказаться, заметив, что в бытность его молодым таможенником у многих начальников он видел такие шрамы и «мы уважали их за это». Закончив речь, он смешался и покраснел. Очков она ему в здешнем обществе явно не прибавила.

Еще раз Алоис был жестоко уязвлен молодым спортсменом (с шикарным дуэльным шрамом), снизошедшим до продолжительной беседы с ним. Только что в Линце завершился этап автогонки Париж — Вена, и молодой человек с боевой отметиной, как выяснилось, не только владел машиной, но и успел принять участие в гонке.

Ранее тем же вечером само присутствие спортсмена внесло оживление в спор о том, имеет ли смысл обзаводиться автомобилями, и аргументы «за» и «против» в конце концов зазвучали с изрядной горячностью. Противники автодела говорили о пыли, копоти, грязи, шуме мотора и, главное, о парах бензина.

Спортсмен возразил на это:

— Я понимаю, как страшат вас огнедышащие чудовища, но вот лично мне пары бензина нравятся. Они действуют на меня возбуждающе — в эротическом смысле.

Присутствующие развеселились. Спортсмен и сам рассмеялся.

— Как вам угодно, но к бензиновому духу примешивается запашок разврата. — И он недвусмысленно понюхал собственные пальцы. Компания буквально застонала, с трудом сдерживая смех. — Хорошо вам, удалившимся на покой, покоиться в колясках и в каретах, но я, человек молодой, предпочитаю быструю езду.

— Это уж чересчур! — выкрикнул один из гостей.

— Отнюдь нет. Мне нравится ощущение опасности. Шум мотора заводит меня. Внимание пешеходов, привыкших любоваться хорошими лошадьми и красивыми каретами, всецело переключается на моего железного монстра. Даже мчась на большой скорости, я успеваю подметить это краешком глаза.

На Алоиса все это произвело сильное впечатление. Автомобилист меж тем продолжил:

— Да, конечно, вождение автомобиля — занятие довольно рискованное. Но ведь и лошадь может ни с того ни с сего понести. И лучше уж сломать шею в стремительной машине, чем не собрать костей в опрокинувшейся коляске. Или трястись на сивом мерине, который втайне желает тебе скорой и мучительной смерти.

Тут уж все рассмеялись в голос. Действительно, что может быть хуже такого мерина?

Позже, когда общая дискуссия уже завершилась, спортсмен вовлек Алоиса в беседу тет-а-тет, смысл чего разъяснился довольно быстро: молодому человеку со шрамом понадобилось разузнать поподробнее об определенных таможенных процедурах. Алоиса это задело. Блестящий оратор снизошел до беседы с ним исключительно в утилитарных целях.

— Судя по всему, вам не раз случалось пересекать границу, — сдерживая раздражение, сказал Алоис.

— Что правда, то правда. Но сильнее всего меня тревожит таможня британская. Говорят, они там просто зверствуют.

Разговаривая с Алоисом, спортсмен совершенно сознательно поворачивался к нему в профиль, чтобы выставить напоказ щеку с впечатляющим дуэльным шрамом.