– Узара сказал, в праздник Солнцестояния.
Я остановилась на краю улицы, глядя на утоптанную землю, даже не мощенную булыжником. Летом, пока жарит солнце, она не доставит особых неудобств, но придут осенние дожди, и грязи на ней будет по колено. Но как бы ни легли руны, к тому времени я окажусь далеко отсюда. Во мне закипела злость. Это походило на дурной сон, который я однажды видела: будто я увязла в игре, где после каждого выигрышного броска теряла в два раза больше денег в следующем туре, но по какой-то непонятной причине не могла бросить руны и уйти от стола. Нет, это скорее напоминало то, как я заблудилась в одном из бессмысленных лабиринтов, которые с недавних пор стали настоящим поветрием среди тормалинской знати. Или то увлечение прошло? Моды могли сильно измениться за четверть года, которую я провела в пути, верно? Я вдруг поймала себя на том, что ужасно скучаю по Райшеду.
– Лучше б он принес что-то полезное на нашу вечеринку, этот приятель твоего мага, – пробормотал Грен. – Иначе мы зря проделали весь этот долгий путь с нагорий.
– Узара говорит, что этот человек знает, как связаться с аниатиммами в горах к югу от Мандаркина, и сумеет расспросить их о Шелтиях.
Мой спокойный ответ был великим достижением, ибо я спорила об этом с Узарой всю дорогу – от самых верхних притоков Пасфала до этого широкого, заполоненного баржами русла.
– Откуда ты знаешь, что та Шелтия не предупредила о нас каждый рекин, фесс и дол от Ущелья до диких земель? – вполне обоснованно возразил Грен.
– Тогда пойди и убеди Сорграда, – огрызнулась я. – Пока он поддерживает мага, мы либо идем с ним, либо гребем отсюда на свой страх и риск.
Сорград был непреклонен. Пользуясь авторитетом старшего брата, он требовал, чтобы мы ушли как можно дальше, пока не умолкнет эхо нашего позорного изгнания.
Меня охватил невероятный приступ страха. Это случалось уже не раз, когда я думала о возвращении в горы. Я становлюсь трусихой? Или это подспудное осознание того, что, если я окажусь перед лицом Сэдрина у двери в Иной мир, Райшед останется на этой стороне, убиваясь по мне?
Грен что-то пробурчал, сердито засунув руки в карманы.
– Ладно тебе. Может, мы не так уж плохо проведем здесь праздник.
Я свернула на широкую улицу, по обеим сторонам которой стояли длинные низкие дома, крытые толстым слоем тростника. На мостовую выходили лавки и мастерские, семьи жили в следующих комнатах, в глубине дома, еще дальше располагались кухни и тому подобное. В окнах некоторых домов поблескивало мутное стекло, но большинство довольствовались одними деревянными ставнями, не очень надежными с виду. Однако я сомневалась, что у этих людей есть что красть. Мы обошли зловонную кучу штукатурки, смешанной с навозом, которой латал свои глинобитные стены какой-то заботливый крестьянин.
Солурские обычаи не признавали трактиров. Любой человек, имевший деньги или влияние, останавливался в замке; чем важнее он был, тем ближе его поселяли к главной башне, где жили лорд Пастисс, его семья и двор. Всем остальным предлагались на выбор различные дома, в которых продавали эль или еду или сдавали комнаты. Солуране добывают средства к существованию самыми разными путями.
Я толкнула дверь в дом, где мы квартировали. Изнутри пахнуло чем-то затхлым. Очевидно, наша хозяйка приволокла откуда-то еще одну партию выброшенной одежды. Большую часть денег она зарабатывала тем, что выпрашивала у соседей изношенную одежду, стирала ее, чинила и затем продавала по дешевке. Но при всем этом она считала себя обеспеченной. Она гордо объяснила мне: то, что я приняла за странной формы булыжники под ногами, на самом деле головки расколотых и вбитых в землю костей крупного рогатого скота. Поверхность получалась долговечной, более теплой на ощупь, чем камень, что в этих краях считалось роскошью.
Ни Сорграда, ни Узары не было слышно, поэтому я закрыла дверь и посмотрела на Грена.
– Как ты думаешь, где они?
– Добывают еду… – с надеждой предположил он.
– Ливак!
Кто может окликать меня по имени так далеко от дома? Я мигом повернула голову. К нам приближался грузный мужчина верхом на норовистом вороном коне. Короткие волосы и окладистая борода были у него почти того же цвета, что и шерсть скакуна, и шеи у обоих были почти одинаковой толщины. Он носил алый плащ поверх кольчуги и боевой туники с накладными плечами, но ширина его кистей на поводьях говорила и о внушительной массе мускулов. Встречные крестьяне бросали на него безразличные взгляды: мужчины в кольчугах и с длинными мечами на поясах были обычным явлением и в замке, и вокруг него.
– Неудивительно, что Узара молчал как рыба.
А я-то думала, маг просто наслаждается, что кнут хоть на время попал в его руки.
– И кто этот пляшущий медведь? – Грен был готов к любой потехе, какую только мог предложить новый поворот событий.
– Его зовут Дарни. – Я засмеялась, представив этого могучего воина пляшущим из-под палки с кольцом в носу. – Но ты не дразнишь медведя, если цепь позволяет ему до тебя дотянуться, верно? Этот мишка такой же опасный.
– Ливак. – Дарни приветствовал меня отрывистым кивком, словно мы виделись несколько дней назад. – Или ты зовешься как-то иначе? Часом, не Терилла, нет? – Его плитообразное лицо под упрямой бородой оставалось, как всегда, непроницаемым, но, похоже, он старался пошутить.
Я лукаво улыбнулась в ответ.
– Пусть будет Ливак. – Я назвалась Териллой, притворяясь, будто ценная пивная кружка, которую я продаю, принадлежит мне, а этот самоуверенный грубиян притворялся честным торговцем, который ее покупает. – Грен, это Дарни, агент Верховного мага. Это он предоставил мне выбор: работать на Планира или быть закованной в цепи и переданной Страже.
Грен ухмыльнулся, снизу глядя на Дарни.
– Похоже, ты в долгу у нашей девочки, приятель.
Дарни воззрился на него сверху.
– Вроде я уже спас ей жизнь.
– Ты и половина магов Хадрумала, – фыркнула я. – Во всяком случае, мы уже сбежали от эльетиммов, когда вы появились.
В этот момент что-то царапнуло мою память, но не успела я понять – что, как все прекратилось.
– А где Зар?
Дарни повернулся в седле, и я увидела, что у него есть спутник – мужчина среднего роста и сложения, с русыми волосами и бледной кожей человека, привыкшего к затворнической жизни. Его большие широко расставленные глаза были водянисто-карими, на тон темнее волос, они немного удивленно смотрели из-под высоких, изгибающихся дугой бровей. Неприметное лицо оживляли пышные усы и эспаньолка.
– А кто твой друг? – парировала я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});