– Нет. Это ты слишком слаб. Время расти, толстяк.
Эти слова могли бы принадлежать моему отцу.
– Заткнись! – закричал я в ответ. Тени двигались в темноте, будто слова мои вызывали к жизни неведомых существ. – Что ты, черт возьми, знаешь?
– Я знаю, что ты ведешь себя как ребенок, который боится местного хулигана, – ответил пингвин. Я также знаю, что для парня твоих размеров ты мыслишь недостаточно масштабно.
– И что это значит?
– Ты ее действительно любишь? Так вытащи ее на свободу. Сделай что-нибудь.
– Я не знаю как, – сказал я пингвину с мукой, и голос мой был словно вопль.
– Я помогу вам, губернатор. Позвольте мне помочь вам.
Мое тело дрожало. Сон прервался. Я увидел холл, и Арахис смотрел на меня снизу вверх с доверием, преданностью и печалью в разуме. Его большие сочувствующие глаза, навечно пойманные в твердые складки кожи, пристально смотрели на меня.
– Арахис…
– Я сделаю все лучшим образом. Честно. Я знаю путь к ней через пещеры лучше всех других. Все, что нужно сделать, – ключ к ее клетке. Вы же можете это сделать? – Он смотрел на меня этими доверчивыми глазами. – Я могу провести ее через пещеры, посадить в лодку и отвезти туда, где будет безопасно. Никто не узнает, губернатор.
– Нет, – сказал я. Я не мог послать целый отряд джокеров, это развязало бы здесь гражданскую войну, и джокеры очевидно проиграют. Я не мог позволить себе прямо противостоять Блезу, а со смертью Лэтхема у меня больше не было рычагов в стане джамперов. Так много людей умерло: КейСи, Лэтхем, Зельда…
Я улыбнулся Арахису. Такой простой, уверенный и верный – верит, что всегда есть путь. Он верит, что добро в конце концов всегда побеждает.
И в то же, полагаю, верю я.
Я почувствовал то же самое пробуждение «чего-то», которое пришло ко мне, когда я создал пещеры, и я знал, что да, я смогу сделать ход в ее клетку. Я смогу это сделать, я был уверен в этом.
– Позволь мне подумать об этом, – сказал я Арахису.
Мелинда М. Снодграсс
Любовники
IV
Маленькая комнатка под крышей была громадным улучшением по сравнению с клеткой в подвале. Здесь было узкое окно, и она могла видеть закат солнца. У нее были раскладушка и складной металлический стул. Один раз в день охранники водили ее на прогулку вокруг здания больницы. Еда не стала лучше, но по крайней мере ее было больше. К сожалению, ей отказывали в том, что было жизненно необходимо для беременной женщины: молоке, свежих овощах, фруктах. Но проходили дни и недели, и она становилась круглее и круглее, она прониклась сдержанным уважением к Иллиане, даже несмотря на то что ребенок делал ее все более и более неловкой.
– Ты маленькая упрямая засранка. Почти ничего не ешь и продолжаешь расти. Это твоя таксианская кровь делает тебя борцом.
Тахион сидел на стуле у окна, любуясь по-настоящему прекрасным закатом, неповторимым в смоге Манхэттена. Здесь, под крышей, было зверски жарко. Тах приподняла подол платья, расставила ноги шире, чем это было нужно для того, чтоб ей не мешал живот, и энергично обмахивалась. И в сотый раз пообещала себе – и гипотетической жене, которая у нее может быть, если судьба и удача вернут ее в ее настоящее тело, – что никогда не заставит женщину переносить беременность летом.
Небольшая стайка джамперов вышла из дверей четырьмя этажами ниже и направилась к деревьям. Тах склонился вперед, больше по привычке, чем из настоящего интереса, и принялся их рассматривать. Откинулся назад, когда не увидел проблеска медно-красных волос. Ее тела не было среди них.
Это благодушие появилось недавно. Вначале она пристально всматривалась в окно. Во время прогулок кидалась туда-сюда как охотничья собака, ища отчаянно хоть бы легкий намек на себя, но тело Тахиона оставалось вне зоны видимости. Сейчас ей было сложно поддерживать тот же уровень концентрации. Ее внимание сузилось до пределов комнаты и, что более важно, до происходящего с ее заимствованным телом.
Она была довольна возможностью сидеть по многу часов, слушая свое сердцебиение, протягивая цвета своих мыслей сквозь ткань и цвет мыслей ребенка, напевая таксианские колыбельные, которые она считала давно позабытыми.
Скрежет ключа в замке заставил ее обернуться, меж светлых бровей залегла хмурая складка. В комнату, дергаясь, словно зомби, вошел один из ее охранников: безвольный рот пускал слюни, стекавшие по подбородку. Ее тело стояло позади него. Будто огонь опалил ее нервы. Тах поднялась на ноги, голодно глядя на свое тело.
На девочке, которая носила его оболочку, были изодранные джинсы. Рубашка – та, которая была на Тахионе в день похищения, – вздымающиеся рукава, шнурок на горле. Сейчас он был развязан, открывая взгляду грудь с кольцами медных волос. Кости ключиц, словно окаменевшие веревки, натянувшие кожу. Тонкие палки ног. Щетина покрывала острый подбородок и впалые щеки.
Звук, который они оба издали, был на удивление схож. Жалкое хныканье скупца, разделенное на две октавы. Тахион пришла в себя первой. Протянула умоляюще руки.
– Он меня изнасиловал, – слова, произнесенные хриплым баритоном, резали слух.
– Нет, он изнасиловал меня. – Разъяренный, Тахион схватил джампера за плечи. – Верни меня. Верни нас обратно. Я справлюсь с ним.
– Я не могу.
– Не хочешь.
– Не могу! Я не джампер. Я больше никогда не буду джампером.
И прежде чем она успела полностью осознать сказанное, охранник задохнулся и упал на пол, словно сломанная игрушка. Медицинские инстинкты Тахиона взяли верх. Отведя взгляд от собственного тела, она неловко опустилась на колени рядом с мальчиком, проверила его пульс.
Тело в дверях со скоростью молнии переводило взгляд с мальчика на Тахиона и обратно.
– Что такое? Что я сделала?
– Управление сознанием может быть либо шелковой сетью, либо стальной ловушкой. Твое стало ловушкой.
– С ним все будет в порядке?
Тахион посмотрел на своего жуткого двойника.
– Нет. Его разум был разрушен. Смерть – лишь вопрос времени.
Тело задохнулось от острого приступа страха.
– Я должна была увидеть вас. Вы должны мне помочь.
Тахион коротко рассмеялась.
– Я? Помочь тебе? Не слишком самонадеянно с твоей стороны?
– Из-за вас я беременна, – сказало тело с ослепительным отсутствием логики.
– Ну уж нет. Это сделал не я… Не я добился того, что твое тело было изнасиловано.
Тело зачарованно смотрело на выпуклость ее живота. Оно подошло на пару шагов и подняло взгляд, встретившись со взглядом Тахиона.
– Я схожу с ума. Я не могу это прекратить. Я думаю о чем-то, и оно случается.
Слезы хлынули из лавандовых глаз. Глядя на себя плачущего, Тахион чувствовала, как все внутри нее сжимается от боли. На какой-то момент она признала, что в этом адском сценарии была больше, чем одна жертва.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});