год, — небрежно сказал Басов и крутанул ручкой. — Я тебе откровенно скажу, — продолжал он, выискивая снова какую-то волну. — Самолеты, конечно… Скорость там и техника, но я бы не смог. Раз-два — и в Москве, раз-два — и в Казани. Вот тебе самолет. На тепловозе скорость тоже дай бог, но все же видишь, что вокруг делается, станции разные, города, деревни. А тут будто с закрытыми глазами едешь — мелькнет, и нету. Я так не люблю.
— Ой, Колька! — рассмеялась Зоя. — Любишь ты теорией заниматься. Людям быстрее надо, а ты разглядывать, что вокруг. Тут Москва, Казань, Астрахань, тут все города, новые люди — как же тебе не интересно.
— Ладно, города. Но от жизни не надо отрываться. Я все хочу видеть: где пашут, где сеют, где новую трубу на заводе ставят. Людей тоже, конечно. У вас в самолетах летчики. — Басов вздохнул. — Мы, конечно, скромнее, про нас думают — мы на земле. Хотя, если спокойно поглядеть, везде техника. У нас вот недавно какой случай, кабы не машинист — авария. А он сумел. И никакого тебе шуму, благодарность, правда, объявили.
— Только благодарность? — спросила Зоя.
— А чего же. Орден, что ли?
— Можно и орден, — задумчиво проговорила Зоя. — Почему не дать, если такой случай.
— Между прочим, этот машинист, я у него в помощниках. Случайно не был с ним в рейсе, — обиженно пояснил Басов.
— Можно бы и орден, — повторила Зоя.
— Там знают, что лучше, — снова обиженным тоном сказал Басов.
Они помолчали.
— Жара, градусов тридцать, не меньше, — вздохнула Зоя и посмотрела в окно.
— А там как?
— Где?
— Ну, в облаках, когда вы в самолете.
— Там в салонах кондиционированный воздух. А за бортом до двадцати холода бывает.
— Техника, черт возьми, — покачал головой Басов и тоже уставился в окно. — Ты сегодня вечером чего делаешь? Может, сбегаем в кинушку.
— В такую-то жару, Коля!
— Ну, в парк пойдем. Там лодочная станция теперь работает. Покатаемся на лодке.
— Не хочется что-то, Коля, — потупилась вдруг Зоя.
— Так и будешь целый день дома сидеть?
— А чего! Ведь маме надо помочь. Всяких дел полно, — Зоя подняла свои ресницы, и Николай увидел в ее глазах тайную задумчивость.
— Смотри, тебе виднее.
— Да, Коля, ты извини.
— Чего там, бывай, — сказал он, вставая и озабоченно оглядывая Зою. — В Москве, наверно, интереснее — летчики, штурманы… Тебе теперь тут провинция.
— Ой, Колька, — вздохнула устало Зоя. — Ты в самом деле без теории не можешь.
— Это я так, между прочим, — сказал Николай, стараясь придать голосу холодноватые нотки. — Раньше ты была проще. И кино тебе не казалось жарким.
— Вот человек! — заблестела глазами Зоя. — Выведет из терпения. Что я, своим временем не могу распорядиться? Ты соображаешь, что говоришь?
Басов энергично потер щеку, покрутил шеей, пытаясь согнать с лица виноватое выражение, которое сейчас появилось у него против собственной воли.
— Ладно, Зоя, больше не буду. Давай лапу. — Он подержал секунду ее руку в своей, потом произвел силовой «фокус». Зоя, охнув, вырвала руку и зашлепала своими кулачками по его спине. От удовольствия Николай загоготал и, теперь совершенно успокоенный, направляясь к выходу, крикнул: — Салют, Зоя!
Солнце стояло высоко, и на улице все полыхало жарой. Стайка голубей, распушив крылья, млела на карнизе противоположного дома. Зоя постояла за тюлевой занавеской у окна, посмотрела, как Басов прошагал в своей нейлоновой рубашке через двор. Где-то за углом играла ребятня.
— Я первый, я первый! — кричал мальчишеский голос. — Я буду сыщик.
— По шее получишь, — прервал его другой.
В шестом часу, нагруженная авоськами, пришла с работы Пелагея Ивановна.
— Ну, как ты тут? — спросила она Зою, тяжело отдышавшись и вытирая лицо платком. — Ходила куда или все дома сидела?
— Дома сидела.
— Ну правильно. Здесь хоть дышать можно, а на улице такое пекло. Никто не заходил?
— Колька Басов.
— Был! — засуетилась Пелагея Ивановна, бросая пристальные взгляды на дочь. — Ну что?
— Про работу свою рассказывал. Работой своей очень доволен.
— Он и мне расписывает. Как зайдет, так и давай: куда ездил, чего видел. Простой парень.
— Вот что, мама, — нахмурилась Зоя. — Не нравится мне это.
— Чего? — насторожилась Пелагея Ивановна.
Зоя потупилась, заговорила тише:
— Приходит… А у меня к нему ничего, совсем ничего.
— Ну так что? — спокойно возразила Пелагея Ивановна. — Чего тебя беспокоит? Или разговор у вас раньше какой был?
— Никакого разговора не было.
— Тогда чего. Тогда ты никакого греха не делаешь. За мной в девках, кроме Николая, еще два парня ухаживали. Я бы могла за любого из них выйти. Выбрала Николая. Судьба, значит. Может, если бы за другого пошла, не оказалась бы вдовой, не маялась… Ну, что теперь об этом рассуждать: если бы да кабы — выросли грибы. Ухаживать парень может, когда девка свободна, другое дело, если она к кому примкнет, тогда, конечно, неудобно, неприятность может получиться. Тут ты решаешь. Борис-то, выходит, больше по душе?
Зоя покраснела и стала смотреть в окно.
— Не знаю, мама. Только я по-другому с Колькой не могу. Чего зря голову морочить.
— Это верно, дочка, — одобрила Пелагея Ивановна, вздохнув. — Парень он хороший, но только… А может, еще посмотришь?
— Нет, мама. Не надо, — сказала Зоя.
И они замолчали.
Если бы Пелагея Ивановна узнала, как Зоя познакомилась с Борисом, удивлению ее, смешанному со страхом, не было бы предела. Поколения разделяют не только вкусы, но и манеры. Хотя все это очень условно. «На улице?!» — воскликнула бы она, и в голове ее в один миг пронеслись бы самые неприглядные картины. Тот, кто останавливает девушек на улице, не заслуживал в ее глазах никакого уважения. И всякие объяснения были бы совершенно бесполезны, потому что Пелагея Ивановна, во-первых, мать, а во-вторых, она находилась в том критическом возрасте, когда собственные увлечения, всякие там встречи и знакомства либо скрывают, либо забывают напрочь.
В таком возрасте каждый человек находит в себе множество привлекательных черт, и ему постоянно кажется, что все, что было с ним, — все хорошо и все заслуживает немедленного подражания.
Глава шестая
А между тем жизнь Зои шла своим чередом. Однажды на собрании после разбора полетов зашла речь о стиле работы. Пригласили на эту беседу и командира отряда. Потирая ладонью рубец на щеке, он сказал:
— Стиль — это та же техника. Тут должно быть все безотказно, на все, даже самые коварные случаи, — на мгновение он задумался, видимо вспоминая один из таких случаев, потом кивком головы выключил себя из прошлого. — Характер свой надо припрятывать, — он неожиданно улыбнулся, — нервы на тормозах держать.
Командир был из военных летчиков. Как свидетельство