и встретил…
– И что дальше? – спросила Стайли.
– Арбалет тогда я потерял. Не рискнул за ним пойти. И друга потерял. Дал я тогда Гиму в его трусливую морду, и разошлись с тех пор наши пути-дорожки… – задумчиво сказал Доминго. – Не стрелял, видите ли, он! Сволочь…
– Грустная история… – сказал я, – а хотите я вам песню про дружбу спою?
– Давай! – обрадовалась Стали. Она всегда с удовольствием слушала мои гитарно-песенные изыскания.
– О’кей! – кивнул я, вытаскивая гитару из чехла.
Как там у нас?
Пам-пам парарам, па пара-рам-рам, Пам пара-ра-рам па-пам-пам! Если с другом вышел в путь, Если с другом вышел в путь… ……………………………………… Что мне снег, что мне зной, Что мне дождик проливной, Когда мои друзья со мной[2].
– Какая чудная, веселая песенка! – раздался насмешливый голос откуда-то справа от входа. Оборачиваюсь – леди Дина! Чем-то недовольная и с насмешливой иронией в глазах. Рядом с ней, по бокам, четыре девушки помоложе. Светленькая, светленькая… еще светленькая и темненькая. Вообще-то очень ничего… я бы сказал…
А не сделать ли мне из них тайлиш? Деньги у меня теперь есть, приодену, приобую, и будет у меня эскорт из четырех тайлиш. Приеду в столицу как нормальный демон… Нужно будет подумать!
– Леди, – я отложил гитару и, качнувшись, выбрался из-за стола, – несказанно счастлив снова видеть вас!
Я акккууратненько сделал поклон. Надеюсь, он у меня вышел. А то что-то стол покачивает…
– Да неужели?! Я тоже хотела тебя видеть!
– Правда? А с какой целью?
– Мне очень хочется поговорить с тобой об одном твоем произведении!
– Где? А-а-а… Вы имеете в виду портрет? – качнулся я вправо. – А что там не так? Все правильно! И ноги, и попка, и сись… грудь – все на месте! Все, как есть! Все в лучшем виде!
– Чего? – ошеломленно спросила Дина. Ее подруги, чуть улыбнувшись, переглянулись, а в зале как-то стало тише.
– У меня все точно нарисовано! Я же вижу! – Я уставился на грудь Дины, словно собираясь призвать ее в свидетели.
– Точно? Видишь? Все видишь? – Дина, сделав несколько шагов, подошла ко мне. – Ты зачем, паршивец, меня голой нарисовал? – тихо спросила она, вплотную приблизив ко мне свое лицо. – Знаешь, что я с тобой за это сделаю?
Какие у нее бездонные глаза! И губы… и пахнет от нее чем-то таким…
– Поцелуешь? – предположил я.
– Че-е-его-о-о? – удивленно распахнула глаза Дина.
– Того! – ответил я и решительно качнулся вперед, припадая к ее губам.
Мм… восхитительно, подумал я, наслаждаясь вкусом ее губ, какие они у нее нежные! И клыки не мешают!
Тресь!
Мгновенное ощущение полета, и я во что-то врубаюсь головой!
Бамц! Ух, блин, больно!
Где я? Это лавка… а я под лавкой… лежу спиной на полу – как это я?
А… Это меня Дина отблагодарила за поцелуй! Вон стоит посреди зала с красным от гнева лицом и сжатыми кулаками. Ну подумаешь, поцеловали! Не понравилось – так и скажи… Что сразу драться-то?
– Госпожа, госпожа! Прошу вас, не сердитесь на нашего друга! Он немного перебрал по молодости… – Из-за стола выскочил Доминго и, встав между мной и Диной, начал торопливо говорить, энергично жестикулируя. – Мы только сегодня вернулись из пустошей, вот он немного и расслабился! Знаете, солнце, жара, усталость… Вот он немного и не рассчитал! Он извинится! Он сейчас встанет и извинится! Эри, вставай!
Я попытался оторвать голову от пола. Не получилось.
– Не буду я вставать, – с трудом ворочая языком, сказал я, – мне и тут хорошо…
– Эри, вставай! Леди, он уже извиняется!
– Что-то я не слышу, – зловещим голосом произнесла Дина, наклонив голову к правому плечу и смотря на меня сузившимися глазами.
– Извиняется! Извиняется! Эри, ты ведь извиняешься, правда?
– Мм… – ответил я, осторожно ощупывая свою макушку.
Ничего себе шишак! Чуть голову не проломила… дура! Да ну ее с ее извинениями! Обойдется. Налицо несоизмеримое применение силы, как говорят на Земле.
– Я вижу, твой друг не торопится шевелить языком, – сказала Дина и, небрежно отодвинув Доминго в строну, подошла ко мне.
– Ну где же твои извинения? – Дина несильно толкнула меня в бок носком сапога. – Не слышу!
Сихот бы тебя побрал! Ну че ты докопалась до меня, зубастая? Не видишь, что ли, плохо… человеку?
Голова кружилась. То ли вино в голове взболталось после удара, то ли удар вино взболтал… Дина в моих глазах покачивалась и поворачивалась туда-сюда… Муть такая!
– Так вот, слушай сюда, паршивец! Ты оскорбил меня! Портретом и своей выходкой! Будь кто другой на моем месте, ты бы давно уже был на пути к Хель! Ты меня понимаешь?
Я молча взирал на нее с пола.
– Но я добрая. Очень добрая. И я тебе дам шанс. – Не дождавшись от меня ответа, Дина опустилась ко мне на одно колено и, ухватив за грудки, немного приподняла с пола. – Ты поедешь со мной в Эторию, ко мне! И нарисуешь мой портрет так, как нужно. Чтобы мне понравилось. И если ты хорошо постараешься, я, может, тебя и прощу! Ты меня понял? – Дина несколько раз тряхнула меня, видно, недовольная моей активной пассивностью.
– У-у-у… не тряси… Голова… – промычал я в ответ.
– Что? – не поняла та.
– Не могу я поехать… – грустно глядя ей в глаза, сказал я, – у меня калош нету…
– Калош? Каких калош?
– Резиновых… – так же грустно ответил я, – а без резины к леди – тортик на ветер!
– Да ты совсем пьян, паршивец, – брезгливо сморщилась Дина, отпихивая меня от себя, – несешь какую-то ахинею!
Пум!
Опять моя голова обо что-то ударилась. На этот раз, кажется, об пол.