— Корлис не ошибается. Судя по тому, что говорила Дилис, она знает эту девочку уже довольно давно.
— Хочешь сказать, глаз положила?
— В каком-то смысле да. Мне только не нравится, что она слишком молоденькая.
— Это твоя обычная песня.
— Молоденькая для нашего цвета. Ты знаешь мое мнение. Будущие черные сестры должны сперва пожить в миру, набить шишек, переболеть удовольствиями всякими, а уж потом принимать цвет гевит.
Аина покачала головой и, достав с полки несколько берестяных баночек, принялась готовить отвар, который способствовал лучшему засыпанию.
Пенни все не было.
Вода в кастрюльках закипела, Ведана расставила на столе видавшие виды деревянные чашки с железными донцами, за счет чего их можно было оставлять прямо на раскаленной печи и долго сохранять напитки горячими, Аина насыпала в две из них сухой травы вперемешку с душистыми листьями, и обе женщины оглянулись на дверь.
— Вернется с пустым ведром, — предположила Аина.
— Мне она показалась упорной. Вернется, но не скоро. Предлагаю садиться за стол.
— Погоди, кажется, кто-то идет.
Скрипнули доски на крыльце. Пенни вошла, поставила тяжелое ведро на пол и, не обращая внимания на хозяек, первым делом принялась снимать шубу и разуваться.
— Вы там что-то с колодцем напутали, — сообщила она, переставляя ведро к печи и накрывая стоящей здесь же крышкой. — Мне пришлось возвращаться к тому, мимо которого мы проходили. Удобно у вас. Колодцев много. А что вы там пьете? — Она подсела к столу, заглянула в пустую чашку, с любопытством повертела в руках берестяные банки, понюхала. — Мы с бабушкой тоже снотворное готовили. Не себе, соседям. Только мы вербену почти не использовали. От нее потом может мутить. А дубовые листья хорошо сочетаются с сушеной неспелой земляникой. А, и у вас земляника тоже есть! Правда, вы ее зачем-то с дикой бузиной смешали. Можно, я сама себе заварю?
Не дождавшись ответа от потрясенных такой проницательностью женщин, Пенни проворно насыпала в свою чашку сухих ягод, протертых до состояния порошка ольховых листьев и бросила вдогонку два лепестка горькой вишни. Аина подлила ей кипятка. Над столом поплыл непередаваемый аромат весеннего леса. Пенни взяла чашку обеими руками и громко отхлебнула.
— У вас тут хорошо, — сказала она, жмурясь от удовольствия. — Все есть, а чего нет, все равно под боком. И барабаны охраняют. А у нас там жуть: ни колодцев, ни заборов, ни подруг.
— Ты как колодец-то так быстро нашла? — все-таки спросила ее Ведана.
— Быстро? Да я сперва вообще не в ту сторону пошла. За дом завернула, как вы сказали, а там ничего нет. Ну, я искать не стала, поняла, что где-то напутала. — Она присмотрелась к собеседницам и поставила чашку. — Или вы хотите сказать, что специально меня обмануть решили?..
— Не обмануть, — поправила Аина, — а испытать. Тот колодец, мимо которого мы действительно проходили, ты не должна была заметить. А ты заметила. Даже не знаю, как у тебя это получилось, но молодец.
Ведана согласно кивнула.
Пенни не нашла, что ответить. Хотела было обидеться, потому что сразу почувствовала подвох, но ведь ее новые подруги были такие взрослые и такие милые, в их общей теперь избушке было так тепло, а испытание… Да пусть себе испытывают, ей-то что! Холодновато, правда, по улице бегать, но ей не привыкать. Еще бы понять, зачем она тут и что с ней собираются делать…
День пролетел совсем незаметно. Только что ее разбудили две хорошенькие незнакомки, и вот уже две новые знакомицы пьют с ней вкусный, а главное — горячий отвар и неторопливо готовятся ко сну. Получившийся у нее напиток, напротив, приятно бодрил, однако она не посмела спорить, когда ей указали на высокий ворох сена неподалеку от печи, накрытый плотной дерюгой, через которую не проникали колючие соломинки, и можно было вдоволь вертеться, размышляя в темноте о предстоящих испытаниях. Она решила было на радостях раздеться до рубахи, однако Ведана отсоветовала, предупредив, что ночью они печь не трогают, так что под утро тут обычно бывает зябко. Одеяло ей выдали толстое, пуховое, о каких она только в сказах да былинах слышала, будучи приученной к шкурам зимой и льняному покрывалу в остальное время. Одеяло оказалось даже мягче и теплее, чем она себе представляла. Обе женщины улеглись на таких же точно постелях, пожелали ей и друг другу не то приятных, не то полезных грез и почти сразу же глубоко и мерно задышали. А Пенни все принюхивалась да прислушивалась, вспоминая все, что произошло с ней за сегодняшний день, первый день в Айтен’гарде.
Ей приснился старик, если она правильно запомнила его имя, Тангай, старый знакомый ее бабушки, с которым они намедни ездили на заготовку дров. Только во сне он сидел прямо на снегу под каким-то раскидистым деревом, ссутулившись, в неказистой лисьей шапке и делал ей непонятные знаки руками. Кто-то над ухом объяснил Пенни, что старик — большой негодник и пытается ее заколдовать, чтобы выкрасть у бабушки и утащить с собой в лес. Однако она ничуть не испугалась, а, наоборот, подошла к Тангаю и увидела, что это вовсе не старик, а Бриан, сын Каура, радостно ей улыбающийся и совершенно не замечающий, что левая бровь его сильно рассечена и кровоточит. Она наклонилась к нему, желая стереть кровь с раны, однако Бриан оттолкнул ее руку, встал и зашел за дерево. Она в нерешительности поспешила за ним, однако там никого уже не было. Даже следы на снегу внезапно обрывались. Тогда Пенни не нашла ничего лучше, как начать карабкаться по неудобному стволу на дерево. Ей все время что-то мешало, она то и дело останавливалась, смотрела вниз, пугалась и лезла дальше. Но самое страшное произошло тогда, когда она поравнялась с большущим дуплом, из которого на нее пристально смотрела неподвижная рыжая голова. Пенни вскрикнула от неожиданности и ужаса, сорвалась с ветки и полетела вниз…
Конец полета, по счастливой случайности, совпал с пробуждением. Она обнаружила, что лежит на спине, по-прежнему под одеялом, и ей нестерпимо жарко. «Напрасно я их послушалась и не осталась в одной рубахе», — подумала она, опасливо озираясь и пытаясь сообразить, действительно ли кричала во сне, и если да, то мог ли кто-нибудь ее услышать. Обе женщины мирно спали. Сквозь закрытые ставни пробивались тонкие утренние лучи. Причудливый сон не дал отдыха. Пенни сладко зевнула, потянулась и повернулась на бок, чтобы посмотреть что-нибудь более приятное, однако не успела она закрыть глаза, как услышала:
— Умываться кто будет?
Бабушка обычно давала ей возможность понежиться до первого петушиного крика и сама начинала возиться по хозяйству. Здесь же порядки были иные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});