— Угадай, что я получил? Бумаги на развод. Согласись, это было не очень красиво. Я две недели не знал, где ты, беспокоился. Вдруг тебя похитили, — ухмыльнулся он. — Возможно, даже убили, как твоего несчастного маленького брата.
— Не надо.
— А, разговоры о нем тебя очень расстраивают? И музыка тоже? Выключить ее?
— Да.
Она сможет думать. Она должна сообразить, что ей делать.
— Ладно. — Дрю сделал шаг к магнитофону и остановился. — Нет, лучше ее оставить. Учись принимать вещи такими, какие они есть, Эмма. Я уже говорил тебе это. Да?
— Я принимаю их такими.
— Хорошо. Очень хорошо. Итак, сначала ты должна позвонить своему умнику-адвокату и сказать, что передумала.
— Нет. — От страха она могла лишь шептать. — Я не вернусь к тебе.
— Конечно, вернешься. Ты принадлежишь мне. Ты удовлетворила свою прихоть, Эмма, теперь не усугубляй положение.
Она только покачала головой. Дрю выдохнул, потом взмахнул рукой и с дикой силой ударил Эмму по лицу. Она налетела на стол, и лампа грохнулась на пол. Сквозь пелену боли Эмма увидела надвигающийся силуэт и закричала. Он ударил ее кулаком в живот, обрывая крик и дыхание, а затем приступил к размеренному избиению.
На этот раз Эмма ответила. Первый удар лишь скользнул по его подбородку, но настолько удивил Дрю, что у нее появилось время отползти. Она услышала стук и требование открыть дверь. Ей удалось подняться на ноги и сделать нетвердый шаг, но Дрю опять схватил ее:
— Значит, хочешь играть по-крутому?
Он срывал с нее одежду, вонзая ногти ей в кожу, а сопротивление только распаляло его. Она будет наказана так, что никогда не забудет.
Эмма слышала чьи-то мольбы, уговоры, обещания, не узнавая своего голоса, едва ощущая удары. Теперь Дрю бил кулаками, забыв обо всем, кроме необходимости отплатить Эмме.
— Ты думала запросто уйти от меня, сука? Думала, я позволю тебе разрушить все, над чем я трудился? Да я скорее убью тебя.
Ее тело превратилось в сгусток боли. Даже вдох и выдох резали Эмму десятком тупых ножей. Так плохо ей еще никогда не было. Она ухватилась за ножку стула, пытаясь встать, но мокрые от крови пальцы соскользнули.
У нее больше не оставалось сил сопротивляться. Эмма почувствовала, как он поднял ее, затем швырнул. Что-то ударило ее в грудь, она снова закричала и в полуобморочном состоянии вытянулась на полу.
— Сука. Шлюха. Дрянь.
Тяжело дыша, он двинулся на нее. Эмма смутно разглядела кровь, текущую у него из носа, остекленевшие, безумные глаза. Она поняла, что на этот раз Дрю перешел какую-то черту — просто избиения ему недостаточно, он жаждет ее смерти.
Щелчок ремня заставил Эмму вздрогнуть. Ее всхлипывания перешли в завывания, а он продолжал щелкать ремнем в такт музыке, медленно надвигаясь на Эмму. Она рухнула. Удар криком отозвался во всех уголках ее тела, комната закружилась перед глазами.
Эмма услышала, как выкрикивают ее имя. Что-то затрещало. Был ли это звук треснувшего дерева или переломилось ее тело? Удар ремня отбросил ее в сторону, и пальцы наткнулись на металл. Стиснув не глядя пистолет, задыхаясь от боли, Эмма привстала и увидела лицо Дрю, замахнувшегося для нового удара.
Она почувствовала, как пистолет дернулся у нее в руке.
Майкл вышиб дверь в тот момент, когда Дрю отшатнулся с изумленным выражением, затем, качнувшись, снова поднял ремень. Майкл держал оружие наготове, но Эмма опередила его. Она выстрелила еще раз и продолжала нажимать на курок и после того, как тот сухо щелкнул, и даже после того, как Дрю свалился к ее ногам.
— Господи Иисусе, — произнес Маккарти.
— Не пускай сюда никого.
Сняв куртку, Майкл укутал Эмму. Та продолжала стрелять из разряженного пистолета, и Майклу не удалось вытащить его из намертво сведенной руки.
— Эмма. Малышка. Все хорошо. Все уже позади, — говорил он, нежно погладив ее по голове.
Ему потребовалась вся его воля, чтобы не дать выход ярости. Лицо Эммы представляло собой кровавое месиво, один глаз полностью заплыл, второй остекленел от шока.
— Отдай мне пистолет, детка. Он больше не нужен. Все в порядке. — Майкл встал, чтобы Эмма могла видеть его лицо. — Это Майкл. Ты меня слышишь? Это Майкл. Все будет хорошо.
Он прижал ее к себе и начал укачивать. Рука у нее обмякла, и Майкл наконец вытащил пистолет. Животный вой, который вырвался у Эммы, когда он обнял ее, не был признаком горя.
— «Скорая» уже в пути. — Взглянув на тело Дрю, Маккарти сел рядом с напарником. — Изуродовал он ее изрядно, да?
Майкл продолжат укачивать Эмму, но обернулся и с ненавистью посмотрел на Дрю Латимера.
— Как жаль, что умереть можно только раз.
— Да, — покачал головой Маккарти. — Сукин сын еще сжимает ремень.
* * *
Сидя у могилы Даррена, Брайан глядел на плывущие по небу облака. Каждый раз он надеялся, что обретет здесь успокоение. Но хотя этого не происходило, Брайан снова и снова возвращался сюда.
На месте, где покоился его сын, росли полевые цветы. Он предпочел их мраморной плите с именем и датами.
Рядом похоронены родители. Брайан знал их десятки лет, однако сына он помнил отчетливее.
С кладбища были видны поля, темно-коричневые лоскуты, прорезающие густую зелень, и пятнистые коровы. Утро в Ирландии — лучшее время для того, чтобы посидеть, помечтать. Свет мягкий, жемчужный, такого Брайан не видел нигде, кроме Ирландии. Единственными проносившимися звуками были собачий лай да отдаленное ворчание трактора.
Бев остановилась. Она не предполагала, что встретит здесь Брайана. Она приезжала сюда только тогда, когда была уверена, что он в другом месте. Она не хотела встречаться с ним у могилы, перед которой они стояли много лет» назад.
Бев собралась повернуть назад, но Брайан выглядел таким одиноким.
Они оба слишком одиноки.
Брайан не услышал шагов и обернулся, только когда на него упала тень. Бев молча положила букет сирени к мраморной плите и опустилась на колени.
Они молча слушали шелест ветра в высокой траве и далекий шум трактора.
— Хочешь, я уйду? — спросил Брайан.
— Нет. — Она нежно провела рукой по мягкой траве, укрывшей ее сына. — Он был красивым, правда?
— Да. — Брайан пытался сдержать слезы. Он уже давно не плакал здесь. — Он был так похож на тебя.
— Он взял лучшее у нас обоих, — тихо сказала она, глядя вдаль. Холмы почти не изменились. Жизнь продолжалась. Это самый трудный урок, который усвоила Бев. — Он был такой веселый, жизнерадостный. У него была твоя улыбка, Брай. И Эммы.
— Он всегда был счастлив. Думая о нем, я постоянно вспоминаю это.
— Больше всего я боялась, что когда-нибудь забуду его и память о нем со временем потускнеет. Но этого не произошло. Я помню, как он смеялся, как смех буквально выливался из него. Я никогда не слышала звука прекраснее. Я любила его слишком сильно, Брай.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});