Верно. Говорили на Сендунах о семействе Густинова, поминая, как Филат над родным сыном Василием измывался, пока не сбыл его государству на хлеба, как, живя богато, не брезгал спекульнуть тем, другим. Говорили о пьянках «втихую» и о буйных кутежах, о широкой жизни мастера Окунева, Самсонова и некоторых других. Общественное мнение вставало против них, ходившие слухи о хищениях золота принимались за бесспорное.
У Нестерова и у его товарищей по работе возникал иной вопрос, который они ничуть не стеснялись задавать поздним обличителям:
— Хорошо, товарищи. Ваши показания помогают следствию. Судите вы правильно. А позвольте вас спросить вот о чем: не день, не месяц, не год сорят люди деньгами, живут куда выше трудового дохода, который у них такой же, как у вас. Вы это видите. Теперь вы об этом охотно говорите. А где вы были раньше и о чем вы думали? Почему вы раньше, два года тому назад, не пришли сюда поделиться тем, о чем мы сейчас с вами беседуем?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Чувства следователя находятся под влиянием, под непосредственным воздействием личностей подследственных и свидетелей. Хочет он или не хочет, у него возникают симпатии и антипатии. И он старается контролировать их фактами, истолкованием фактов.
Сознание подследственного ценно следователю как правдоподобное объяснение факта, но не само по себе. Без той или иной последовательности фактов признание не имеет никакой цены.
Следователь обязательно творит, в своем воображении он воссоздает обстоятельства преступления и проверяет их: правдоподобие должно быть доведено до степени бесспорной истины.
Следователь вступает в диалектическое противоречие, которое присутствует, как высший контроль его деятельности, на всех этапах работы: он стремится изобличить подследственных, но он убежден в том, что следственная ошибка является наихудшим преступлением перед обществом. Если будут осуждены невиновные, то преступники останутся на свободе. Органы юстиции, в которые пробрались небрежные работники, бюрократы, карьеристы, разрушают государство — так Нестеров понимал свою работу.
Полковник Турканов и практические воспитатели Нестерова сумели создать у начинающего следователя не опасливую недоверчивость, а здоровую потребность в трезвой критике и фактов и собственных умозаключений. Девизом старшего лейтенанта милиции Нестерова было: допускай все, но принимай лишь реальное.
И в мыслях Нестеров допускал решительно все, даже недобросовестность Сендунской милиции: кто-либо из ее работников мог сфабриковать против Окунева и Самсонова ложное обвинение из-за личных счетов, наконец, с карьеристскими целями.
Александр Иванович Окунев не подозревал, что пока его виновность не доказана и не стала для следователя бесспорной, в лице следователя он имеет защитника. Такова подлинная самокритика нашего следствия. Улики многосторонни, и чрезмерное доверие к одной их стороне, против подследственного, опасно, особенно в первой стадии следствия.
Возвращаясь из поездки в С-и, следователь знал, что Окунев виновен. Предстояло выполнить долг, обеспечить суд бесспорными доказательствами.
После находки в погребе Самсоновой на приисках заговорили об «удачливости» и проницательности московского следователя. Кто радовался, а кто, надо думать, поджал хвост и призадумался. В числе последних был и Василий Елизарович Луганов.
А Геннадий Самсонов перестал запираться. Он признал, что золотой песок, найденный в погребе его тетки, был спрятан им и составляет его часть похищенного при промывке металла. Самсонов назвал количество песка, и оно совпало с весом найденного золота — тысяча восемьсот десять граммов. Похититель взвешивал золото на ручных весах, которые были изъяты у Александра Окунева при обыске.
Самсонов похищал золото вместе с мастером Окуневым. Они пользовались халатностью государственного контролера Токаревой, которая, доверяя Окуневу, часто отлучалась и подписывала установленные инструкцией акты задним числом.
Самсонов пояснил, что хранил золото-шлих в погребе своей тетки без ее ведома и накопил, так как выдерживал. За украденное Самсоновым ранее золото в количестве около четырех килограммов Окунев платил по десяти рублей за грамм. За это же золото Самсонов хотел получить по двенадцати рублей и торговался с Окуневым.
— Почему вы решили получить больше, чем вам предлагал Окунев? — спросил следователь.
— Был слух, что платят по двенадцати рублей.
— Кто платит?
— Не знаю.
— А от кого слышали?
Самсонов назвал одного рабочего. Вызванный Нестеровым рабочий Ф. подтвердил, что слух такой был и что в разговоре с Самсоновым он действительно помянул о цене в двенадцать рублей за грамм. Рабочий Ф., в свою очередь, вспомнил, от кого слышал он. Нестеров вызвал того. Тот сообщил, что краем уха слыхал что-то о скупке по двенадцати рублей за грамм в швейной мастерской, где ждал примерки.
— А кто там говорил?
Свидетель отозвался незнанием и тем, что думал тогда о чем-то другом. Слова, случайно залетевшие в ухо, он случайно запомнил.
— Хорошо ли получилось?
— Нескладно вышло, — согласился свидетель.
— А почему, по-вашему, нескладно?
— Чего ж говорить-то, — промямлил свидетель. — Бдительность не того…
С бдительностью было действительно «не того», как образно выражаемся мы, вкладывая в эти два коротеньких слова большой смысл.
Борьба ли кипела на приисках? Шла ли масса воров штурмом на администрацию приисков?
Нестеров был далек от столь несправедливых обобщений. А вот что здесь, на этих приисках, некоторые безусловно честные люди были мягкотелы и ротозействовали, это было для Нестерова бесспорно. Пользуясь понижением бдительности, и совершали свои наскоки на государственное имущество Сендунских приисков Окунев, Густинов, Самсонов и кто-то еще. Кто?..
Загадку конверта с золотым песком, найденным в отделении милиции, Самсонов раскрывал так:
— Конверты делал Окунев, у него всегда был с собой такой конверт «на случай». Тогда мы еще не поделили металл, а нас взяли. В отделении, чувствую, Окунев сует мне в руку. Я сначала не понял, оттолкнул. Думаю: «Что он мне-то подсовывает!» Он шепнул, и я смекнул, что ему неудобно, а мне сподручно опустить. Я рядом со столом стоял. Я вроде подавился слюной, закашлялся, согнулся — и готово.
Самсонов был человек молодой, но по-своему бывалый: отсидел шесть месяцев за хулиганство.
— Обратно тюрьмы не миновать. Не слушался отца с матерью, так слушайся лагерного звонка, — сказал он Нестерову. Но никого из сообщников Окунева Самсонов не сумел назвать. — Были у него люди, кроме меня, да он человек шибко скрытный, кремень-камень. У него все шепотком да с оглядкой на все четыре стороны. И как это мы с ним попались, как Борисов досмотрел нас, не пойму!