Читать интересную книгу 12 Жизнеописаний - Вазари Джорджо

На это письмо герцог отвечал в таких словах:

«Достойнейший отец. Явленная и ныне являемая нашей Академией готовность почтить память Микеланджело Буонарроти, отошедшего в лучшую жизнь, доставила нам большое утешение в потере столь исключительного человека, и нам было угодно не только удовлетворить просьбу, содержащуюся в мемориале, но также распорядиться о том, чтобы прах его был перевезен во Флоренцию, согласно его воле, насколько нам известно; все это сообщаем мы Академии, еще более побуждая ее всеми способами прославить дарования сего мужа. Бог да поможет вам».

Затем Академией было послано письмо или, как выше названо, мемориал нижеследующего содержания:

«Славнейший и пр. Академия и члены Товарищества живописцев и скульпторов, учрежденного с милостивого соизволения вашей славнейшей светлости, получив сведения о том, с какой заботой и любовью приняли вы через своего посла в Риме меры к перенесению праха Микеланджело Буонарроти во Флоренцию, на общем собрании единодушно обсуждали, как наилучше по мере их сил и умения устроить его отпевание. Зная, как почитал Микеланджело вашу славнейшую светлость, равно как и вы любили его умоляют они по вашей нескончаемой доброте и щедрости, во-первых, предоставить им для торжества

означенных похорон церковь Сан Лоренцо, которая воздвигнута вашими предками, изобилует превосходными его произведениями, архитектурными и скульптурными, и по соседству с которой вы имеете намерение воздвигнуть мастерскую названной Академии и Товарищества живописцев для непрерывных занятий архитектурой, скульптурой и живописью. Во-вторых, просят вас разрешить мессеру Бенедетто Варки не только написать надгробную речь, но и самому произнести ее, на что нами получено любезнейшее его согласие, буде последует разрешение вашей славнейшей светлости. В-третьих, умоляют и просят вас с той же добротой и щедростью оказать вспомоществование для устройства похорон, помимо того, что позволяют сделать их собственные незначительнейшие средства. Все означенные пункты и каждый из них в отдельности обсуждены и приняты в присутствии и с согласия высокочтимого монсиньора мессера Винченцо Боргини, приора Воспитательного дома, заместителя вашей славнейшей светлости по названной Академии и Товариществу живописцев».

На это письмо Академии герцог дал такой ответ: «Любезнейшие академики. С большим удовольствием удовлетворяем мы все ваши просьбы, по великому нашему расположению прежде – к редкостным дарованиям Микеланджело Буонарроти и ныне – ко всем представителям вашей профессии; а посему не расходуйте сумм, предназначенных вами на его погребение, мы не преминем прийти на помощь нуждам вашим; в том же смысле писано мессеру Бенедетто Варки о надгробной речи, а приору Воспитательного дома сверх того – чтобы помог нам в этом деле. Будьте здоровы».

Письмо к Варки таково: «Любезнейший наш мессер Бенедетто. Почитание, с каким мы относимся к дарованиям Микеланджело Буонарроти, заставило нас желать, чтобы память его была почтена и отмечена всеми возможными способами. Поэтому нам было бы приятно, если бы ради нас вы взяли на себя труд составить надгробную речь на его похоронах, согласно решению, принятому депутатами Академии, и еще более приятно, если вашими устами она будет произнесена. Будьте здоровы».

Также и мессер Бернардино Грацини писал этим депутатам, что герцог желает того как нельзя более пламенно и что им обещана всяческая помощь и милость со стороны его славнейший светлости.

Пока шли эти совещания во Флоренции, племянник Микеланджело Леонардо, который, узнав о болезни дяди, на почтовых приехал в Рим, но не застал его в живых, услыхал от Даниелло да Вольтерра, ближайшего друга Микеланджело, а также от многих других, близко стоявших к святому старцу, об его просьбах и мольбах перевезти его тело во Флоренцию, благороднейшее его отечество, всегда нежнейше им любимое, и поспешно с большой осторожностью тайком вывез его тело из Рима, под видом товаров в тюке переправил его во Флоренцию. Но, чтобы пояснить это последнее решение Микеланджело, не следует умалчивать, вопреки мнению многих, о той истине, что отсутствовал он во Флоренции много лет только вследствие ее климата. По своему опыту он знал, что климат ее, пронзительный и резкий, крайне вреден для его здоровья, и гораздо более мягкий, умеренный климат римский поддерживал его здоровье до девяностого года, все чувства его остались живыми и цельными, как прежде, и силы его, несмотря на возраст, сохранились так, что до последнего дня он не отказывался ни от какой работы.

Тело Микеланджело прибыло во Флоренцию так быстро, почти неожиданно, что невозможно было все сразу устроить, и сперва, согласно воле депутатов, гроб был поставлен в самый день его прибытия, то есть в субботу 11 марта, в помещении братства Успения, под главным алтарем и под лестницами церкви в Сан Пьетро Маджоре, причем к гробу и не прикоснулись. На следующий день, то есть в воскресенье второй недели поста, все живописцы, скульпторы и архитекторы почти тайком собрались в Сан Пьетро, захватив с собой бархатный покров с золотыми вышивками и каймой, которым покрыли гроб и носилки, а на гробе было положено распятие. И когда к половине первого все собрались вокруг его тела, тотчас мастера более пожилые и почтенные взяли по факелу, которых запасено было большое количество, а более молодые с таким рвением взялись за гроб, что блажен был тот, кто вовремя пришел и мог подставить плечи свои и похвалиться тем, что он нес прах величайшего художника, какого когда-либо знало их искусство. Когда около Сан Пьетро увидали подобное сборище, то, как обычно бывает в подобных случаях, собралось много людей, тем более, что разнесся слух о прибытии тела Микеланджело и о том, что понесут его в Санта Кроче. И хотя, как я уже это говорил, всячески старались все это скрывать, чтобы не разнеслась весть по городу и не сбежалось великое множество народу, при котором нельзя было бы избежать некоторого беспорядка и смятения, и хотя желали исполнить то немногое, что можно было тогда сделать, скорее спокойно, чем торжественно, откладывая все прочее до более удобного и подходящего времени, однако ни то ни другое желание не осуществилось. Из одних уст в другие передавалось известие, и в мгновение ока такая толпа наполнила церковь, что с величайшим трудом перенесли тело из церкви в сакристию, чтобы снять с гроба упаковку и выставить его напоказ. Что же касается торжественности, то невозможно не признать величественным и великолепным это стечение духовных лиц, участвующих в похоронной процессии, это огромное количество свечей, это множество людей, одетых в черное и с перевязями, и особенно то, сколько и с какой любовью и почтением собралось у его гроба выдающихся деятелей, которых ценят уже и теперь, и еще больше будут ценить впоследствии. Правда и то, что число художников во Флоренции всегда было чрезвычайно велико (а они собрались все), эти искусства всегда настолько процветали во Флоренции, что без всякой обиды для других городов можно, думаю, признать ее гнездом и домом искусств, как Афины были когда-то домом наук. Кроме многочисленных художников, столько позади их стояло горожан, такие толпы собрались на улицах, по которым проходило шествие, что больше и поместиться не могло бы, и, что более еще важно, со всех сторон слышались восхваление заслуг Микеланджело и признание огромной силы за истинным талантом, который, когда потеряна всякая надежда на то, что от него можно дождаться почестей и благ, тем не менее по заслугам оказывается любимым и чтимым. Подобная демонстрация была свидетельством всего этого, более живым и ценным, чем какая угодно пышность золота и шелков. При подобном прекрасном стечении людей перенесли тело в Санта Кроче, где монахи выполнили над покойником все полагающиеся обряды. Перенесли с величайшим трудом вследствие, как я уже говорил, стечения народа в сакристию. Там упомянутый вице-президент, который находился там по долгу службы, решил дать приказание открыть гроб, полагая доставить удовлетворение многим и желая, как признавался впоследствии, мертвым увидеть того, кого живым не видел, а если и видел, то будучи в таком возрасте, что не сохранил никакого воспоминания. Так и было сделано, причем он и все мы, присутствовавшие там, предполагали увидеть тело в состоянии тлена и разложения, так как Микеланджело умер уже 25 дней тому назад и 22 дня лежал в гробу, но тело оказалось совершенно нетронутым и отсутствовал, сколько бы то ни было неприятный запах, как будто он спал сладким и покойным сном; черты лица остались такими же, какими были при жизни, разве что цвет его стал мертвенным; ни один член его не подвергся разложению и не издавал отвратительного запаха, лицо и щеки на ощупь были такими, точно несколько часов прошло после смерти.

Когда возбуждение улеглось, распорядились поместить тело в усыпальницу между алтарем Кавальканти и дверью, ведущей в монастырский дворик. Тем временем молва пошла по городу, и собралось взглянуть на него столько молодежи, что закрыть усыпальницу было очень трудно; днем и ночью на много часов приходилось оставлять ее открытой, чтобы удовлетворить всех. На следующее утро живописцы и скульпторы начали подготовлять торжество, а многие талантливые поэты, которыми всегда очень богата Флоренция, оставляли над усыпальницей латинские и итальянские стихотворения, и так продолжалось еще довольно долго; хотя многие из этих стихов были тогда напечатаны, все же лишь малая часть того, сколько было их написано.