которые мне поступали. Мне не следовало этого делать. Это была ошибка. За эти годы я совершил много подобных ошибок. Я представлял себя в главной романтической роли, возможно, что-нибудь в стиле Кэри Гранта. Вот что я говорил агентам, и… э-э-эх, дверь закрылась!
А теперь вот что – ура-ура – мой отъезд на съемки фильма вдохновил Кита выйти из депрессии. Он реально придумал несколько отличных идей для мелодий и песен для фильма. Одна из них, «The Order Of Death», в которой много работы Кита, оказалась настолько хороша, что была нами предложена в качестве вероятной темы для фильма.
Наконец-то мы доказали, что хотя теперь работаем в разных областях, это все равно PiL и все вернулось к единому центру. Мы снабдили продюсеров еще бо́льшим количеством музыки, но они очень опасались, что Джонни Роттен и его группа перетянут на себя фильм, если это зайдет слишком далеко, поэтому в итоге так и не воспользовались ни одним из наших материалов. Это был фильм с хорошо известным Харви Кейтелем, и они не хотели, чтобы такой выскочка, как я, играл ведущую роль в его создании. Вместо этого продюсеры пригласили сделать саундтрек Эннио Морриконе, который в то время не пользовался большим признанием. Люди думали, что он просто пишет какие-то трешовые шумы для итальянских ковбойских фильмов – над его музыкой смеялись, она вызывала ухмылку! – но вот прошло несколько десятилетий, и его считают кем-то вроде гения.
В любом случае – ура! – зверь проснулся. Кит снова вернулся к работе, и это был краткий всплеск действительно хорошей и интересной энергии. Им руководила ревность: он думал, что, отправившись сниматься в итальянском фильме, я стану слишком большим для истории с «зонтиком PiL», и поэтому чувствовал, что вроде как теряет контроль. Кто знает, возможно, он решил, будто я их просто кинул, что уж точно совершенно не в моем духе. Но мне знакома эта неуверенность, потому что я сам был в таком положении, когда меня бросила моя группа. Я могу понять, но все равно не понимаю. Я считал, что мы близкие друзья, и Киту следовало быть более открытым. Справедливости ради скажу, что этим все и ограничилось.
О, и тут прям обхохочешься: когда я снимался в Риме, туда вместе со своей подругой приехала потусоваться на пару дней Джаннет – они внезапно нарисовались на горизонте. Это было здорово, потому что она ловила на лету всю эту штуку с PiL. Представилась прекрасная возможность снять то, что происходит на съемочной площадке, но она забыла взять с собой камеру. Или, кто знает, возможно, Джаннет и правда брала ее, а мы забыли отсмотреть то, что она наснимала. Думаю, последнее ближе к истине.
Я хочу, чтобы люди поняли, что с Джаннет у нас всегда были только рабочие отношения. Я не сторонник случайных связей, это далеко не мой путь. Оглядываясь назад, я думаю, что мы с Джаннет очень хорошо работали вместе, и она всегда оказывалась где-то посредине, пытаясь спасти мою дружбу с Китом, однако все это было безнадежно. На самом деле я даже не могу вспомнить, чем закончились наши с ней отношения. Что-то связанное с ее ссорой с Китом. Между мной и Джаннет совершенно точно не было больших проблем; некоторое время после всего этого она даже приходила на концерты. А потом все просто как-то прекратилось.
Обиды Кита были так нелепо глубоки и так бессмысленны, что возникало впечатление, будто все и всегда тогда вращалось вокруг его проблемы с наркотиками. Как я уже говорил, возможно, в его крови скопилось слишком много химии. Если ему было плохо из-за того, что он не мог получить дозу, страдали мы все. Сколько это можно было выносить? Я готов терпеть все что угодно и от кого угодно, если это люди творческие, но, когда творчество иссякает, терпения не хватает. Для меня зависимость – это великая форма глупости. Отсутствие самодисциплины и контроля. Никогда не следует впадать в такое состояние.
Я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, будто я лицемерю. Я сам далеко не ангел, но никогда не был зависимым. Суть в том, что ты должен быть главным, иначе какой в этом смысл? Ты должен быть главным.
В ноябре 1982 г. Кит женился в Нью-Йорке – брак продлился всего две недели, а потом он приполз обратно в лофт, один. Это было безумно, странно, нелепо – ситуация, которую я никогда не понимал, хотя и был их шафером. Ее звали Лори Монтана, и она была басисткой в группе под названием Pulsallama. Там Кит ее и встретил. Она была прелестной маленькой девочкой, абсолютно невинной и непредубежденной. Этакая цыпочка-хиппи. Очень странно, для него. Типа: «О, она очистила меня, все будет замечательно!» Что же, все очень скоро прекратилось. Игра окончена.
Все это время, несмотря на весь абсурд ситуации, у меня в голове крутилась одна мысль: у этого парня есть нечто невероятное, с чем можно работать. Но, начиная с определенного момента, Кит отказался хоть как-то реализовывать свои возможности. Не знаю уж почему. Я думаю, он сомневался в себе, но я-то в нем ни разу не усомнился. Однако эта информация, казалось, никогда не проникала к нему в душу, он не понимал моей поддержки.
Когда же я попытался поговорить с Китом, у меня сложилось впечатление, что он считает меня паразитом, живущим за счет его гения. Это так и сквозило в его короткой резкой ухмылке. Какой-то абсурд: прятаться в своей комнате и в итоге тратить студийное время и наши деньги на его идеи, при том что его идеи исключали меня. В такие моменты, когда на тебя наконец-то снисходит озарение, бывает больно.
Я не собирался отказываться от PiL. Не собирался позволять таким, как Кит и/или любой участник группы, сбежать и объявить, будто это их собственность. Не хочу показаться смешным – но это как в случае с Тедом Тернером. Я понимаю, чем была «Си-эн-эн», когда он начинал, понимаю его гнев на то, чем она стала, и неистовую ярость, когда его выгнали из правления компании. Это большая трагедия – «Си-эн-эн» теперь превратилась в полный фарс. Я не мог допустить, чтобы такое случилось с PiL, «моим творением».
Однако я подумывал о том, чтобы сделать сольную пластинку. Благодаря своему другу, Роджеру Триллингу, я очень увлекся экспериментальной сценой, которая возникла вокруг лейбла ECM. Они выпускали большое количество сольных пластинок виолончелистов, типа: «Бом, дзынь, бзды-ы-ынь» – много протяжных, медленных, мелодичных мотивов, некоторые из которых были совершенно бессмысленны. Мне нравилось ставить эти вещи в лофте и позволять им звучать