Во время перехода Вишневский всю ночь не сомкнул глаз. Он находился на лидере «Ленинград», стоял на ходовом мостике рядом с командиром корабля и фиксировал все, что происходило вокруг. Под огнем противника журналист делал свое дело — вел боевой репортаж о походе. На страницах дневника словно аккумулировано огромное напряжение, оно передается при чтении, не позволяет оставаться равнодушным. Вот лишь небольшой эпизод героического похода, записанный по часам и минутам:
«Мина по борту! Близко! Я заметил… Шаровая с родами. (Неприятно.)
Две подозрительные вешки.
Обгоняем тральщик.
Болтаются две пустые шлюпки и два спасательных яруга. Стоят „Верония“ и др. Обгоняем еще один тральщик.
Идем в кильватерном строю. „Кирова“ закрывают дымовыми завесами.
Скоро 20 часов.
Бьют с эстонского берега. (Там уже враг.) Свист снарядов… По эсминцам… Бьют и с финского берега, слева. Разрывы…
Идем молча, упорно.
Опять два разрыва, вой снарядов.
Остовы погибшего транспорта и катер с пушкой. Мель. Летят с визгом (с берега) снаряды. Очередные недолеты!..
Мина у правого борта! Две! Три! (Люди нервничают. Бегут на корму.)
Бьют батареи с берега!..
В последнюю минуту осторожно подаемся назад, влево. Обошли мины!
Самолеты! Гудки…
Люди стоят на постах сутками… Ночью стояли по бортам, вглядываясь в темень. Из машинного отделения не вылезает нижняя команда. Сутки не ели. Краснофлотцы прыгали за борт — отталкивали мины руками. Золотые люди…» — записал он незадолго до прихода в Кронштадт. А закончил дневник этого периода такими словами: «Я много продумал за дни обороны Таллина. Балтийский флот сделал много, совершены сотни актов беспримерного в истории морских войн героизма. Балтийцы не запятнали своей чести ничем. Дрались упорно, ушли по приказу».
2
В тот день, 14 сентября 1941 года, фашистские войска начали штурм Ленинграда, а комсомольцы и молодежь собрались на городской митинг, проводившийся во Дворце Урицкого. Впрочем, это было скорее общее собрание — выступления транслировались по Всесоюзному радио, а речь Всеволода Вишневского — редкий по тем временам случай — выпущена грампластинкой тиражом в две тысячи экземпляров.
Бои идут в окрестностях города: на улицах рвутся вражеские снаряды, а в небе с монотонной регулярностью появляются фашистские бомбардировщики — зенитчики и истребители сдерживают их с трудом. Город уже осажден, и несколько дней назад (10 сентября) Геббельс записал в своем дневнике: «Мы и в дальнейшем не будем утруждать себя требованиями капитуляции Ленинграда. Он должен быть уничтожен почти научно обоснованными методами». Правда, прежде немецкие войска предприняли самые решительные попытки взять город с ходу.
Среди молодежи, заполнившей исторический зал Таврического дворца, многие еще в штатском.
На трибуну поднимается невысокий, кряжистый моряк: на груди ордена, на рукавах кителя нашивки бригадного комиссара[39], через плечо — деревянная кобура с пистолетом. Он взволнован и, наверное, еще и поэтому начинает говорить очень тихо. Ему оказана великая честь: выступить в Ленинграде, когда идет штурм города, говорить с молодежью, говорить с трибуны, с которой держал речь Ленин. Да, он будет вести абсолютно откровенный разговор, как один на один с дочерью или сыном. Вишневский обращается ко всем сразу и к каждому в отдельности:
«— Здравствуйте, юноши и девушки Ленинграда, молодежь великого краснознаменного города. Я обращаюсь к вам по поручению Краснознаменного Балтийского флота как военный моряк, писатель и уроженец этого города…
Революция открыла нам все сокровища культуры, сделала нас хозяевами нашей земли, хозяевами собственной судьбы.
Кто из нас не ходил по просторам Родины, не любовался могучими ее равнинами, не видел ее гор, лесов!
Товарищи юноши и девушки, все это наше, родное, русское тысячу лет. Все омыто кровью поколений…
Вдумывались ли вы, товарищ комсомолец и беспартийный, юноша и девушка, в смысл, в существо фашистской угрозы? Вдумайся покрепче! Фашизм хочет плюнуть тебе в лицо и в твою душу. Он называет тебя насекомым…
Фашизм хочет сломать твою судьбу, товарищ, он хочет растоптать твое тело, растоптать твою душу, сломать твою культуру, твои традиции, твою любовь, твою дружбу, ленинградская молодежь!..
Мы будем защищать свой город, каждый камень будем защищать — любимый, родной Ленинград! Товарищи, речь сейчас идет не только о Ленинграде, речь идет о самом существовании нашей нации. Речь идет о самом основном. Быть или не быть — вот в чем дело…
Уступать мы не намерены ни на дюйм, ни на дюйм! Запрещаем думать об этом! В нас кровь большевиков, кровь прирожденных победителей, кровь тех, кто высоко поднял здесь знамя Октября!»
В августе 1943 года, когда Вишневский зашел в горком комсомола, его ждали, ему обрадовались и вспомнили митинг в Таврическом зале: «А вы знаете, что после этого митинга около пятисот тысяч человек ушло на фронт добровольцами? Запись была колоссальная — почти все комсомольцы города; Всего за июнь — сентябрь 1941 года Ленинград дал семьсот тысяч добровольцев из молодежи».
А спустя десятилетия, в дни 30-летия Победы над фашистской Германией, на палубе краснознаменного крейсера «Киров» собрались ветераны войны, рабочие, курсанты, матросы, старшины. Шло торжественное собрание, и вдруг, будто предоставлено слово очередному оратору, из репродуктора донесся взволнованный, звучащий откуда-то издалека голос:
— Балтийский флот дерется день и ночь: как ежи ощетинились, работаем, туда и сюда бросаем отряды — действуем…
Все присутствовавшие стояли не шелохнувшись, а тот, кто был свидетелем и участником войны и, может быть, слушал эту речь Всеволода Вишневского, вновь и вновь переживал былое. Кто остался в живых, ныне вырастил детей, радуется внукам. Память же навсегда сохранила глуховатый голос писателя, его горячие, рвущиеся из самого сердца слова.
О Ленинграде военных лет выпущены десятки книг — воспоминаний, мемуаров, художественных произведений. В них высветлены ключевые моменты беспримерной в истории эпопеи. И многие авторы, особенно те, кто сам пережил блокаду, повторяют мысль, высказанную Николаем Чуковским: «В создании того удивительно гордого духа сопротивления, благодаря которому Ленинград выстоял и победил, огромная заслуга принадлежит Всеволоду Вишневскому, Николаю Тихонову, Ольге Берггольц и Вере Кетлинской, сила эмоционального воздействия которых на духовную жизнь города была бесспорно велика».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});