— Прошу вас, милорд, можно нам остаться хотя бы для того, чтобы похоронить моего ребенка? — Женщину сотряс новый приступ кашля, младенец на этот раз лишь тихонько мяукнул, но не пошевелился.
Алан слез с лошади и подошел к ней. Женщина испуганно отшатнулась, но остановилась, боясь, что неповиновение может ей дорого обойтись. При взгляде на нее всякому становилось понятно, что она очень больна.
— Дай я посмотрю, — мягко произнес Алан и откинул край одеяльца, прикрывающего личико малыша.
Он оказался таким истощенным, что трудно было определить возраст. Глаза глубоко запали, а изо рта тянулась струйка слюны. Из протертого до дыр одеяла торчали пальчики, больше похожие на прутья. Алан стащил с руки перчатку и дотронулся до лба ребенка — у малыша был жар.
— Бедняжка, — пробормотал он. — Я буду молиться, чтобы вы нашли приют и еду. Господь с вами.
Женщина беспомощно расплакалась.
— Алан, — позвал Лавастин. В голосе его звучало предупреждение.
Алан начал отступать, но это оказалось не так-то просто. Человек десять детей окружили его — он даже не заметил, как они подошли, — и встали так близко, что один из них, Алан не мог сказать, мальчик это или девочка, дотронулся до его сапог, словно перед ним оказалась какая-нибудь святая реликвия. Другой осторожно погладил мех его плаща и тотчас отдернул руку.
Алан не выдержал. Он снял плащ и набросил его на плечи женщины, укрыв и ее младенца. Остальные тут же набросились на нее, пытаясь содрать с нее плащ.
— Стойте!
Люди отпрянули назад, даже женщина, которую он одарил. Ребенок у нее на руках лежал тихо и неподвижно. Возможно, он уже испустил дух.
На Алана вдруг навалилась свинцовая усталость, тяжелое безразличие. Он вздрогнул от осеннего пронизывающего ветра, повернулся и пошел к лошади. Грум подсадил его в седло.
— Спаси нас, Господи, от нищих! — заявил лорд Амальфред, когда они уже собрались уезжать. Звякнула сбруя, зафыркали лошади, и собаки лорда бросились к детям, которые с криками припустили в лес. Амальфред расхохотался и поехал вслед за своими спутниками, которые уже исчезли за деревьями. Егеря ушли еще раньше.
— Нечестно смеяться над ними, — сказал Алан подъехавшему графу.
— Ты не можешь одеть и накормить всех, — ответил Лавастин, когда поляна осталась далеко позади.
— Бедняги. Я хотел было отдать им мои сапоги, но посмотрел, как они дерутся за плащ, и решил, что будет только хуже. Ну почему они так страдают?
— Да уж, это настоящая загадка.
— Какая загадка?
— Почему Господь посылает нам такие страдания.
— Священники говорят, что это наказание за грехи.
Лавастин фыркнул — такое объяснение его не удовлетворило.
— Я слышал множество проповедей, но мне всегда казалось, что священники не придают большого значения словам блаженного Дайсана о том, что есть нечто в самой природе человека. Львы едят мясо, овцы — траву, а скорпион может ужалить. Мы точно так же едим, пьем, спим, рождаемся и умираем. Но богатство и бедность, здоровье и болезнь даны судьбой. Далеко не все случается с нами по нашей воле. Конечно, у нас есть возможность выбора. Ты мог дать или не дать этой женщине свой плащ. Она могла его принять, могла и отбросить, а другие могут или обокрасть ее, или оставить ей твой подарок. И в этом мера нашей свободы перед Господом: как мы поступаем с тем, что нам дается, и всегда ли мы следуем законам божьим или смиряемся перед обстоятельствами и поступаем как проще. Где-то вдалеке лаяли собаки, судя по всему, они нашли какую-то дичь и теперь преследовали ее под громкие крики молодых дворян, оставивших Алана, Лавастина и их слуг далеко позади. У Алана пропал весь интерес к охоте.
— Но иногда отчаяние приводит к грехопадению, — отметил он, глядя, как за деревьями мелькают силуэты всадников.
— Но ведь мы не можем отвечать за то, что нам неподвластно, поэтому и судить нас за это тоже нельзя. Любое зло — порождение врага рода человеческого.
— Но если тебя принуждают что-то сделать? Если ты сам не можешь сделать выбор?
— Вот поэтому церковь и запрещает колдовство. Ведь если тебя околдовали и ты поступаешь так, как тебе приказывает кто-то другой, вина за совершенное не может полностью ложиться на тебя.
Внезапно гончие Лавастина дружно залаяли и устремились в кусты. Граф начал было спешиваться, но Ужас подскочил к нему и стал мешать, путаясь под ногами у лошади.
— Я посмотрю, — быстро произнес Алан.
Из кустов вынырнули Горе и Ярость, они молча стали кружить между лошадью Лавастина и кустами, где рыскали Страх и Тоска.
Алан спешился и бросился в кусты, держа меч наготове. Он прорубал себе дорогу, отсекая ветки, за ним по пятам следовал Горе. Ярость осталась вместе с Ужасом охранять графа. Страх и Тоска загнали невидимого врага в самые непроходимые заросли, ветки кустов сплелись там так густо, что пробиться через них не было никакой возможности. И Алан увидел ее — мертвенно-бледную плоть непонятной твари. Существо попятилось, пытаясь спрятаться, а потом метнулось к нему. Ледяной порыв ветра заставил Алана вздрогнуть.
— Алан! — закричал Лавастин.
— Не ходите за мной!
Тварь проскочила мимо страшно щелкнувших зубов Страха. Алан рубанул мечом, но в воздухе мелькнули лишь сухие листья. Тоска отпрыгнула в сторону, Горе отпрянул, и тварь мелькнула совсем рядом. Алан снова ударил, но опять промахнулся.
Замах. Удар. Мимо.
Тварь помчалась к лошадям. Горе метнулся вслед за ней. Алан побежал следом. Он видел, что за деревьями показались всадники.
— Не слезайте с лошадей! — крикнул он, но никто не слышал его голоса из-за собачьего лая. Тоска нырнула в кусты, взвизгнула, и все стихло. Лишь издалека раздавался звук охотничьего рога.
Ужас зарычал, к нему присоединились Ярость, Горе и Страх — все они встали за спиной Тоски. До Алана вдруг донеслось чье-то хриплое дыхание. По спине у него потекла струйка холодного пота, он обернулся и взмахнул мечом. Перед ним упала срубленная ветка. Алан с облегчением выдохнул.
Он испугался собственного дыхания.
— Сын? — Лавастин подъехал к кустам. — Что происходит?
Алан вытер меч о сухие листья и, схватив Тоску за ошейник, вытащил из кустов. С ее лапы стекала кровь, и собака, повизгивая, вылизывала рану. Лапа опухала прямо на глазах.
— Нам надо вернуться домой. Боюсь… — Алан оборвал себя и посмотрел на слуг, которые столпились рядом и во все глаза смотрели на него. Он махнул рукой, как это делал Лавастин, и они разошлись, тогда Алан тихо продолжил: — Я снова видел эту тварь — размером с крысу, белесая. Я думал, что Вспышка съела ее, чтобы спасти тебя, но, вероятно, я ошибался. О Владычица! Это проклятие Кровавого Сердца о котором говорил принц Санглант. Оно добралось сюда. Лавастин молча выслушал сына, потом посмотрел на Тоску:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});