Читать интересную книгу 100 волшебных сказок - Коллектив авторов

– Это верно. Вы правы – жалкая жизнь!

– Так, пожалуй, мне-то все равно, – продолжал ужасный Михель. – Уже многим молодцам я помог выйти из нужды, и ты будешь не первый. Скажи-ка, сколько сотен талеров нужно тебе на первый раз?

При этих словах он стал пересыпать деньги в своем огромном кармане, и они звучали совсем так, как в эту ночь во сне. Но сердце Петера боязливо и болезненно сжалось. Его бросало то в холод, то в жар, так как Голландец Михель не имел такого вида, чтобы дарить деньги из сострадания, ничего не требуя за них. Тут Петеру пришли на память полные таинственного смысла слова старика насчет богатых людей и под влиянием необъяснимой тревоги и опасения он крикнул:

– Покорно благодарю, сударь! Только с вами я не желаю иметь дела, я уж знаю вас! – И пустился бежать изо всех сил.

Но лесной дух своими огромными шагами шагал рядом, глухо и мрачно бормоча, ему:

– Ты еще раскаешься, Петер, еще придешь ко мне. Это написано у тебя на лбу и можно прочитать по твоим глазам. Ты не улизнешь от меня, не беги так скоро. Выслушай только еще разумное слово, а то там уже кончаются мои владения.

Но как только Петер услыхал это и увидал в это время недалеко от себя небольшой ров, он еще прибавил ходу с целью перейти черту владений, так что под конец Михель принужден был бежать вслед за ним, осыпая его проклятиями и бранью. Как только юноша увидел, что лесной дух размахнулся своим шестом с намерением положить Петера на месте, он отчаянным прыжком перескочил через ров. Он уже благополучно был на другой стороне, а шест расщепился в воздухе, словно о невидимую стену, и только длинный кусок упал как раз около Петера.

Торжествуя Петер поднял его, намереваясь перебросить обратно страшному Михелю. В это мгновение он почувствовал, что кусок дерева в его руке шевелится, и к своему ужасу увидел, что держит в руке огромную змею, которая поднимается к нему со своим слюнявым языком и сверкающими глазами. Он хотел выпустить ее, но змея обвилась вокруг его руки и уже приближалась к его лицу, ворочая своей головой. Как раз в это время зашумел огромный тетерев и, схватив клювом змею за голову, поднялся с ней в воздух. Голландец Михель, видя все это с той стороны рва, стал выть, кричать и рычать, когда змея была подхвачена огромной птицей.

Изнуренный и дрожащий, Петер двинулся в путь. Вот тропинка стала круче, а местность – более дикой, и он вскоре очутился перед огромной елью. Сделав, как вчера, поклон невидимому Стеклянному Человечку, он произнес:

Хозяин всех сокровищ

Огромных – старый дед,

Живешь в лесу еловом

Ты много сотен лет!

Рожденный в воскресенье

Здесь должен постоять,

Чтобы тебя под сенью

Древесной увидать.

– Хотя ты угадал и не совсем верно, но уж пусть будет так, – произнес около него нежный, тонкий голос.

В изумлении Петер осмотрелся вокруг: под великолепной елью сидел маленький, старый человечек в черном кафтане, красных чулках и большой шляпе на голове. У него было тонкое, приветливое лицо с бородой, нежной как паутина. Он курил – и это казалось очень странным! – из трубки синего стекла. Когда Петер шагнул ближе, то к великому своему изумлению увидел, что и одежда, и башмаки, и шляпа малютки – все состояло из окрашенного стекла, но оно было гибко, словно было еще теплым, и при каждом движении человечка складывалось, как сукно.

– Ты встретил этого пентюха, Голландца Михеля? – сказал он, странным образом покашливая на каждом слове. – Он думал хорошенько пугнуть тебя, только я отнял у него его чудесную дубинку, которую он никогда уж не получит обратно.

– Да, господин хозяин сокровищ, – отвечал Петер с низким поклоном, – я здорово струсил. Но ведь это вы были тетеревом, который заклевал змею до смерти? В таком случае приношу вам искреннюю благодарность. Но я пришел с целью получить от вас совет. Мне живется плохо и трудно – угольщик может скопить не очень-то много. Я еще молод. Так вот я и думаю, что, может быть, из меня еще выйдет что-нибудь получше. Всякий раз, как я смотрю на других, я вижу, сколько они уже скопили в короткое время. Взять хотя бы только Эзехиеля или Короля Танцев – у них денег словно сена!

– Петер! – очень серьезно сказал малютка и пустил из своей трубки дым далеко вокруг. – Петер! О них мне ничего не говори. Что из того, если здесь они будут несколько лет как будто счастливы; после этого они будут тем более несчастны. Ты не должен презирать своего ремесла. Твой отец и дед были честными людьми и в то же время занимались им, Петер Мунк. Я надеюсь, что не любовь к праздности привела тебя ко мне.

Петер испугался серьезного тона Человечка и покраснел.

– Нет, – сказал он, – праздность, я отлично знаю это, есть мать всех пороков; но вы не можете ставить мне в вину, что какое-нибудь другое положение нравится мне больше, чем мое собственное. Угольщика считают на свете за какое-то ничтожество, в то время как стекольщиков, сплавщиков, да и всех почитают гораздо больше.

– Спесь до добра не доводит, – уже несколько дружелюбнее возразил маленький владелец елового леса. – Вы, люди, удивительный народ! Редко кто совершенно доволен тем положением, в котором родился и воспитан. И ведь что будет: если ты сделаешься стекольщиком, то охотно пожелаешь быть сплавщиком, а если станешь сплавщиком – захочешь место лесничего или старшины… Но пусть будет так! Если ты даешь слово работать исправно, то я помогу тебе, Петер, добиться чего-нибудь лучшего. Обыкновенно я исполняю три желания каждого родившегося в воскресенье, который знает, как найти меня. Два первых – по выбору. В третьем я могу отказать, если оно будет глупо. Таким образом, пожелай себе чего-нибудь, только, Петер, чего-нибудь благого и полезного.

– Ах! Вы самый прекрасный Стеклянный Человечек, и вас совершенно справедливо называют хозяином сокровищ, потому что сокровища находятся у вас. Ну, если я в самом деле смею пожелать того, чего жаждет мое сердце, то, во-первых, я хочу танцевать еще лучше, чем Король Танцев, и постоянно иметь в кармане так много денег, как у Толстого Эзехиеля.

– Ты глупец! – гневно воскликнул малютка. – Что за жалкое желание иметь возможность превосходно танцевать и иметь на игру деньги. И не стыдно тебе, глупый Петер, обманываться относительно своего собственного счастья? Что пользы для тебя и для твоей бедной матери, если ты будешь уметь танцевать? Что пользы в деньгах, которые, согласно твоему желанию, нужны только для харчевни и которые, как у Короля Танцев, останутся там? А целую неделю у тебя опять-таки ничего не будет и ты будешь нуждаться, как и прежде. Еще одно желание я предоставляю на твое усмотрение, но смотри, пожелай чего-нибудь более разумного!

Петер почесал у себя за ухом и после некоторого замедления сказал:

– Ну, я хочу заведовать лучшей и самой богатой стекольной фабрикой во всем Шварцвальде, со всеми принадлежностями и капиталом.

– Больше ничего? – спросил с озабоченным видом малютка. – Больше ничего, Петер?

– Ну, вы, может… может, прибавите еще лошадь и повозку…

– О, глупый угольщик! – с негодованием воскликнул малютка и так хватил о толстую ель своей стеклянной трубкой, что она разлетелась на сто кусков. – «Лошадь»! «Повозку»! Разума, говорю я тебе, разума, здорового человеческого разума и благоразумия должен был ты пожелать, а не лошадь с повозкой! Ну, не будь так печален, мы еще постараемся, чтобы и это не послужило тебе во вред. Ведь второе желание, в общем, было не глупо. Хорошая стекольная фабрика прокормит своего хозяина; только если бы ты, сверх того, смог бы захватить с собой здравого смысла и благоразумия, тогда повозка с лошадью, наверно, явились бы сами собой.

– Но господин хозяин сокровищ, – возразил Петер, – у меня осталось еще одно желание. В таком случае я мог бы пожелать себе и разума, если он мне так уж необходим, как вы думаете.

– Нет, довольно. Ты еще подвергнешься многим затруднительным обстоятельствам, при которых будешь радоваться, если у тебя будет в запасе еще одно желание. А теперь отправляйся в путь домой. Здесь, – сказал маленький дух елей, вынимая из кармана небольшой кошелек, – здесь две тысячи гульденов, и этого достаточно. Ко мне же не возвращайся снова с требованием денег, потому что в таком случае я должен буду повесить тебя на самой высокой ели. Такого уж правила я держусь с того времени, как живу в лесу. Дня три тому назад умер старый Винкфриц, у которого был большой стекольный завод в Унтервальде. Ступай туда и предложи купить дело, как там следует. Держи себя хорошенько, будь прилежен, а я буду тебя иногда навещать и помогать словом и делом, так как ты вовсе не просил разума. Только первое твое желание – я говорю тебе серьезно – было дурно. Избегай посещения харчевни, Петер, это никому еще не принесло добра!

При этих словах человечек вытащил новую трубку из чудесного стекла, набил ее сухими еловыми шишками и сунул в маленький, беззубый рот. Потом он достал огромное зажигательное стекло и выйдя на солнце зажег трубку. Покончив с этим, он дружелюбно протянул Петеру руку, дал на дорогу еще несколько добрых советов, закурил и, все быстрее попыхивая трубкой, исчез, наконец, в облаке дыма, которое имело запах настоящего голландского табака и медленно крутясь пропало на вершине ели.