— Что это? — спросил Кравчина.
— Как что? Да ведь чаша же!
— Та самая?
— Та самая!
— Ну-ка дай сюда!
Начальник милиции взял в руки волшебную вещь, залюбовался ее легкостью, прозрачностью, радужными переливами почти невидимых граней. Взвесил на ладони.
— Как пушинка! — удивился он. — Умеют делать мастера. Молодцы ученые. Синтетика пошла вверх. Где спер?
— Как?
— Где свистнул? В ресторане? Кисель на воде разводишь? Про тот свет толкуешь?
Артистом стал. Я же сказал: для психиатра — байка годится, а мне… Я стреляный воробей!
Он швырнул чашу в угол. Она беззвучно ударилась в стенку, отскочила, как мячик, и мягко упала на пол. Кравчина удивился, поднял ее. Еще раз сильно шмякнул о пол. Чаша не разбилась.
— Добрая работа! — похвалил Кравчина. — Наверное, импортная. Все же — где достал?
— Я сказал тебе…
— Упрямый ишак! — вздохнул Кравчина. — Я хочу как лучше, а ты гнешь свое. Сам лезешь в петлю.
— Врать не стану.
— Так и запишем. Пошлю докладную выше. Пусть они решают. Чашу — при деле. Как вещественное доказательство. Ха-ха! А тебя — в капэзэ. Посидишь, поразмышляешь, поглодаешь казенную корочку. Ничего, не оставлю старого друга, передам что-нибудь. Только еще раз прошу — искреннее признание облегчит участь…
Проходили дни. В камере со мною сидели семидесятилетний дед и парень. За хулиганство. Парень подрался с товарищем. После получки пошли к знакомой самогонщице, взяли пару бутылок. Присели в кустах, врезали. Слово за слово, пошло, поехало. Один в рыло, тот — бутылкой по голове. Парню обещали год. А старик отдубасил свою жену на храмовом празднике. Деды-ровесники вспомнили, как она скакала в гречку, будучи девкою. И закипела у старика кровь, он сбил на бабе очипок, выдернул пучок волос, начал молотить.
Всем нам было грустно. Парень и старик все приставали ко мне, чтобы я рассказал что-нибудь интересное. Я отмалчивался. Но как-то не выдержал, рассказал им свою историю. Парень восторженно вопил:
— Здорово! Фантастика! Писателя бы сюда — это же целую книгу можно написать. Я знаете как люблю фантастику? И ночь и день читал бы! Там вы были несколько часов, а здесь прошло три года с гаком. Парадокс времени! Слыхали? Теория Эйнштейна. Разная ритмика времени. Об этом уже фантасты пишут. Параллельный мир.
Какое-то завихрение времени и пространства.
У меня было завихрение от его слов. Впрочем, от него я услышал первое теоретическое обоснование моих приключений, и поэтому я ощутил к нему приязнь за искреннее доверие к моим рассказам.
Старик задумчиво тряс бородкой, мычал удивленно.
— Гм. А говорят — бога нет!
— Какого бога? — растерялся я.
— А того, что на небе…
— Да ведь я его не видал?
— Все равно, — вздыхал дед. — Тот свет видал.
— Ну и что? Такой, как и этот. Только деревья другие. Дворец неземной, величественный. Люди веселые.
— Покойники, — не сдавался дед. — Значит, тот свет. Ты мне не заливай. Бог есть!
Так и знай!
— А коли есть, зачем бабе своей косы вырываешь? — ехидно спросил я.
— Это к делу не шьется, — огрызнулся старик. — Бог одно, а баба — другое!
Так мы дискутировали несколько дней. Потом меня вызвал Кравчина. Он был смущен.
— Знаешь, чаша… это… как ее… странная…
— А я что тебе говорил?
— Ты не горячись, не горячись. Гм… И дело твое с хищением… как это… проясняется. Кажется, ты не виновен. Я рад. Весьма рад. Поедешь в Киев, братец ты мой. Вот так. Там ученые заинтересовались твоим сувенирчиком. Пока дело не завершено — поедешь под конвоем. Не обижайся, закон — дело святое. Бывай. Если что — не будь на меня в обиде. Я что… Я только страж закона…
В мае меня привезли в Киев. В Лукьяновскую тюрьму ко мне приехал какой-то седой ученый. Он привез в шкатулке чашу. Попросил инспектора, чтобы оставил нас наедине. Дружески улыбаясь, сказал:
— Голубчик, вашей чаше цены нет. Это — уникум.
— Я очень рад.
— Надо, чтобы вы нам рассказали об этой вещи все-все. Где, что, как? Понимаете — странные вещи. Мы ее сверлили, нагревали, анализировали. Не берет! Сверла ломаются. Даже знака нет. Не боится плазмы в несколько тысяч градусов, не плавится. Положили под пресс, пресс сломался. Вы поняли? Спектроскоп не дает результатов, словно в чаше абсолютно неведомые, неземные элементы. И вес… Она ничего не весит…
— Как так?
— А так. И не вытесняет воду. Это — чудо. Кто сотворил? Где? Объясните нам.
Только вы можете это сделать.
— Да ведь я рассказывал органам.
— Знаю, знаю, — с досадой замахал руками ученый. — Какие-то сказки. Меня не интересует ваше алиби, ваша легенда. Я не работник органов и, клянусь вам, ни единого слова…
— Но ведь я правду говорю, — рассердился я. — Зачем бы мне врать? Отец мне ее дал. Покойный отец. И велел, чтобы я ее берег, передал наследникам. Верните чашу мне. Тем более что я не виновен ни в чем, меня вскоре отпустят.
— То, что вы не виноваты — прекрасно, — сухо ответил ученый. — Но чашу я вам не отдам. Это чрезвычайная ценность для науки. Жаль, что вы не понимаете этого.
Прощайте. Вы просто больной человек. Быть может, вспомните, откуда у вас чаша, тогда поговорим. А теперь — вам следует подлечиться…
Еще было несколько разговоров. Я гнул свое, они — свое. Мне надоело все это.
Какие упрямые люди. Я просил следователя, чтобы он узнал, где моя Галя. Он принес адрес. Я счастлив, что доченька моя жива. Родное дитя! Что она пережила!
А все-таки не сломила ее злая судьбина! Победила. Казацкий корень. Ей бы чашу.
Чтобы она выпила вино бессмертия! Я знаю — для нее чаша была бы полной…
Меня осматривали врачи. Расспрашивали. Потом увезли в больницу.
Над Киевом плыла ночь. Григор сидел с тетрадью на берегу.
Что же это? Безумие? Сказка? А что такое реальность? Разве для современных ученых безумство теории не есть критерий ее истинности? Какого еще большего безумия надо? Сплетение колдовства и реальности! Как найти связь между столь разорванными частями? Где тот Шерлок, что разгадает страшную загадку?
Чаша? Откуда она? Разумеется, потусторонний мир — рефлекс больного мозга Куренного, голос подсознания человека, осудившего самого себя за никчемную, напрасно прожитую жизнь. И все же… быть может, он в самом деле очутился в каком-то вихре иного измерения. А сознание оформило странный случай в такую вот сказку о встрече с предками. Тогда кто же вручил ему чашу?
Холодок пробежал по спине Григора. Странная история. И страшная смерть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});