платье и увядшие розы вокруг дыры, зияющей в горле. Лицо, лишенное челюсти и глаз, уже не было лицом, а напоминало оплывшую восковую маску. А когда-то это была девушка. Любимый человек и чье-то сокровище. Теперь это была скорее сморщенная связка сломанных веток, и ничто уже не говорило о ее молодости, красоте, истории, таланте, надеждах и мечтах.
Мэтью стоял, глядя сверху вниз на изуродованное лицо. Скальп девушки был обглодан до костей голодными морскими обитателями. Осталось лишь несколько клочков темных волос.
Гэлбрейт отстранил Мэтью, не обращая внимания на выражение ужаса и скорби на его лице. Он сказал из-под тряпицы:
— Боюсь, четыре предмета в вашем кармане здесь бесполезны, потому что верхней челюсти нет, а нижняя раздроблена на куски. — Он наклонился, чтобы рассмотреть тело поближе. Илай Бейнс отступил, чтобы дать доктору побольше места. — Я не понимаю, как, во имя Господа, я могу что-то определить по этому телу.
В этом и был смысл, — подумал Мэтью.
— Эти раны и раздробленные кости. По-вашему, все это — следствие удара о скалы? — спросил он.
— Камни начали дело, а морские обитатели довершили начатое. Заползая в труп и копошась в нем после того, как тело разбухло, они нанесли непоправимый ущерб.
— А платье! На ней ведь было не это платье, когда она сорвалась со скалы, не так ли?
— Не будьте тупицей, — пожурил его доктор. — Волны унесли всю ее одежду. То, во что ее одели, принадлежало Мэри при жизни. Харрис отнес его гробовщику.
— Кажется, оно ей немного велико…
Гэлбрейт выпрямился и посмотрел на Мэтью тяжелым взглядом.
— У смерти есть способы уменьшать тело, молодой человек. Вашему образованию не хватает понимания того, как работает смерть.
Но я неплохо понимаю в убийствах, — чуть было не ответил Мэтью. Он изучал тело и держал фонарь высоко, когда доктор снова наклонился. Одна рука в перчатке придерживала повязку на лице, а другая перемещалась туда-сюда — осторожно, будто с уважением к вечному сну покойницы.
— Это бессмысленно, — пробормотал Гэлбрейт. — Вам просто не могло прийти в голову затеи хуже, чем эта.
— Неужели вы не можете изучить ничего, что дало бы нам ключ к разгадке? — Ничего. — Доктор снова выпрямился, а затем замер. — Ну ладно. Кое-что, я полагаю, можно сделать. Кости правого запястья. Дайте-ка я посмотрю.
— Что вам дадут кости запястья? — удивился Мэтью.
— Тшшш, — шикнул на него доктор. Прошло примерно четверть минуты, прежде чем он задумчиво протянул: — Хм-м-м…
— В чем дело? — встрепенулся Мэтью.
— Это интересно. — Гэлбрейт наклонился ближе, а затем снова отстранился. — Некоторое время назад Мэри рассказала мне, что в возрасте четырнадцати лет она упала с лошади. Это привело к сильному перелому запястья. Как правило, оно болело в плохую погоду, и она наносила мазь, чтобы успокоить боль. Я чувствовал кальцификацию в месте перелома. — Гэлбрейт повернулся к Мэтью. — А на этой руке признаков кальцификации нет. Вообще никаких.
— Что это значит?
— А это значит, молодой человек — если только в моем преклонном возрасте я не начал терять всякое здравомыслие, — что это запястье принадлежит не Мэри Тракстон. Да, сейчас глубокая ночь, и я ошеломлен увиденным, но у меня осталось достаточно воздуха в груди, чтобы спросить: вы знаете, на кого я сейчас смотрю?
— Да, но я не могу сейчас ответить вам. Мы можем выйти отсюда, чтобы продолжить разговор?
Бейнс закрыл крышку гроба, насколько это было возможно, и доктор с Мэтью покинули склеп.
В помещении снаружи Мэтью обратился к обоим мужчинам:
— Я не думаю, что мне нужно просить вас не разглашать ничего из того, что вы сейчас услышите. Время для оглашения этой информации наступит, но не сейчас.
— Я бы не проронил ни слова, сэр, — сказал Бейнс.
Гэлбрейт хмыкнул. Он с явным отвращением стянул перчатки и сунул их в карман.
— Я уверен, что не собираюсь бежать наверх и сообщать Форбсу, что я принимал участие во вскрытии гроба его жены, в котором оказалась не она. Я оставлю это гнусное дело вам, молодой человек.
Они поднялись по каменной лестнице к двери, ведущей во внутренний коридор. Бейнс возглавлял процессию. Как раз перед тем, как дверь открылась, до их слуха донесся приглушенный крик. Когда Бейнс протиснулся внутрь, крик превратился в пугающий, душераздирающий вопль:
— Помогите! Кто-нибудь! Помогите! Господин Форбс выбрался!
— Он бросился к утесу! — закричал Мэтью так же пронзительно, как Уикс, хотя все и так знали, к чему все идет. Бейнс бросил кирку и лом на пол, и все трое рванули в прихожую, где обнаружили у входной двери разбитый фонарь, проливающий горячее масло на камни, и перевернутую набок койку. Через широко распахнутые двери Мэтью разглядел бегущую фигуру то ли Форбса, то ли Уикса. Со своим фонарем в руке он бросился в погоню, Бейнс мчался прямо за ним, а доктор бежал последним.
Холодный сильный ветер ударил Мэтью в лицо. Он обогнал Уикса, который споткнулся и завалился в сторону, с трудом переводя дыхание.
— Остановите его! Остановите его! — успел выкрикнуть дворецкий, прежде чем его голос поглотила непогода.
Мэтью заметил фигуру, стоящую ярдах в десяти от него прямо на краю утеса. В тот же миг где-то в облаках раздался басовитый грохот, а из темноты хлынул проливной дождь.
Форбс Тракстон прыгнул.
Его ночная сорочка была почти сорвана с тела, когда Мэтью ухватился за нее обеими руками, бросив свой фонарь. Форбс сопротивлялся и тянул молодого решателя проблем за собой так, что ботинки последнего оставляли борозды в земле. Он мог бы полететь вслед за ним и разбиться о скалы, если б его снова не спас Илай Бейнс, который сумел вытащить обоих и отволочь в сторону от края утеса.
Мэтью сел под проливным дождем прямо на холодную землю. По его волосам струилась вода. Форбс лежал на спине, прижав руки к глазам, его тело сотрясала дрожь. Бейнс стоял в стороне, когда подоспели Гэлбрейт и Уикс. Доктор немедленно опустился на колени, чтобы оказать помощь Форбсу, но тот отмахнулся от него и свернулся калачиком, словно желая, чтобы весь мир исчез.