Читать интересную книгу Антология шпионажа - Анатолий Вилинович

Преследователь мог от слова до слова слышать их разговор.

– Что это с тобой? – спросил полицейский в форме.

– И не спрашивай! – с отчаянием бормотал Глаус. – Влез в окно, а там какая-то проклятая ведьма так меня по голове угостила, что я свалился без сознания. Она вытащила мой бумажник и теперь знает, кто я.

– Да ведь она донесет, черт возьми!

– Не думаю. Обещала молчать. Да это еще не так скверно, как то, что нам до утра положительно негде достать денег. А ведь, сам знаешь, завтра ревизия нашей кассы…

Из этого и из дальнейшего разговора полицейских человек, подслушивавший их за деревом, понял, что эти оба местных полицейских, Глаус и Енике, очутились в самом скверном положении, без гроша, перед растратой в кассе, в которую запустили руки. Касса эта была вверена им обоим. Далее ему пришлось услышать, что они вдвоем не раз уже занимались грабежами и взломами, и что теперь после неудачи с воровством они решили проникнуть с той же целью в контору одного пивоваренного завода. На предварительную рекогносцировку отправился один Енике.

Действительно, в ту же ночь заводская контора была обкрадена. Конечно, ворам не могло прийти в голову, что во время грабежа они находились под незаметным, но бдительным наблюдением тех же двоих таинственных незнакомцев, ловко сумевших выследить грабителей-полицейских.

Спустя приблизительно неделю после этого налета, остававшегося для всех жителей городка необъяснимым и изумительным по своей дерзости, оба полицейских в полной форме шли по той самой дороге, на которой стояла уединенная дачка, столь памятная Глаусу. Шли они вдвоем потому, что таково было распоряжение по местному гарнизону: по субботам разгулявшиеся матросы нередко позволяли себе нарушать порядок на улицах. Полицейские прошли уже вдоль всей улицы и, повернув обратно, поравнялись с дачкой, когда из нее вышел высокий широкоплечий мужчина. Подождав, пока полицейский патруль подошел к нему вплотную, он обратился к ним со следующим предложением:

– Не завернете ли вы ко мне, господа?

Енике, которого Глаус уже посвятил во все подробности своей неудачной попытки грабежа в этом доме, смутился и, стараясь скрыть это, напустив на себя официальный тон, задал в свою очередь вопрос:

– Вы желаете сделать какое-нибудь официальное заявление?

Высокий мужчина улыбнулся:

– Вот именно, господа. Я желал бы вам указать точное местожительство и фамилии тех взломщиков, которые очистили кассу пивоваренного завода.

Глаус побледнел. Енике, не потерявший еще надежды мирным путем уладить дело, вытащил из-за борта своего мундира записную книжку и карандаш.

– Если вы знаете преступников, ваша обязанность заявить об этом нам. Будьте так любезны, назовите их имена, – сказал он.

Лицо господина стало очень серьезным. Он несколько мгновений глядел на вахмистра Енике, а потом отчеканил:

– Пожалуйста, пишите! Грабеж совершили: вахмистр местной полиции Глаус и его сообщник вахмистр Енике…

Полицейские молчали, как убитые. У Енике рука вместе с записной книжкой непроизвольно опустилась.

Незнакомец продолжал:

– Зайдемте же в дом, потолкуем об этом неприятном для всех случае…

Он оборвал фразу и повел следовавших за ним блюстителей порядка в дом.

Из прихожей они попали в большую, богато обставленную комнату. На диване сидела та самая женщина, которую Глаус застал в спальне во время своего ночного налета, и которая чуть не проломила ему голову.

Человек, остановивший Глауса и Енике на улице, пододвинул им кресла, налил пива и предложил по сигаре. Наконец он сказал:

– Прежде всего, я вам назову себя, господа. Я – инженер Петерсен, эта дама – моя сестра. В списке здешний обывателей вы будете нас искать совершенно напрасно, мы своих паспортов прописывать не давали, так как мы здесь временно: у нас транзитные визы. Через две недели мы уедем. Моя сестра, господин Глаус, рассказала мне, как вы пытались недавно нас ограбить. Когда она вас отпустила, я пустился следом за вами и слышал весь разговор, который вы вели со своим коллегой на улице. Таким образом, я знаю, какие грабежи вы вдвоем с ним совершили в городе. И того, что я знаю, вполне достаточно, чтобы упрятать вас в тюрьму на весьма продолжительное время.

Полицейский Глаус сидел в кресле, закрыв рукой глаза и, казалось, был в отчаянии. Но Енике, вспыхнув при последних словах Петерсена, вскочил с места и, заикаясь от волнения, крикнул:

– Как вы можете утверждать это?! С Глаусом у меня ничего нет общего, и ничего я по делу о его грабеже не ведаю, а разговаривали мы о взломах на улице единственно потому, что в нашей обязанности выслеживать преступников! Знаете ли, что за оскорбление полиции вы можете ответить?..

Петерсен встал и, преспокойно положив руку на плечо кипятившегося полицейского, заметил:

– Хорошо. Если хотите, я сейчас иду к телефону и вызову уголовную полицию. Но, – понизил он голос почти до шепота, – вместе с моими показаниями я предъявлю вот эту штучку… – С этими словами он вынул из кармана какую-то фотографическую карточку и поднес ее к глазам изумленного полицейского, рука которого инстинктивно потянулась к карточке.

Это был снимок двора, в котором помещалась взломанная контора. Снимок был сделан ночью, но на нем ясно просматривались две фигуры, в которых можно было узнать Глауса и Енике… Глаус вылезал из окна. Енике помогал ему при этом. Вся картина была видна при свете луны, случайно выглянувшей из-за дождевых туч.

– Недурен у меня аппарат, а? – шептал Петерсен.

Оба полицейских вышли из уединенной дачи лишь под утро. Им дано было обещание, что о преступлениях их никто не узнает. Кроме того, в кармане у каждого было по пять тысяч марок, и оба они обязались за все это выполнить одно поручение, последствия и опасность которого им самим были тогда не вполне ясны.

На следующий день, в воскресенье, Енике в штатском отправился на стоявший на рейде крейсер «Фон дер Танн». Енике, воспользовавшись свободным днем, хотел повидать старшего сигнальщика Элерса, служившего на этом военном корабле, чтобы вместе с ним скоротать этот вечер в одном из трактиров.

Старший сигнальщик Элерс был женихом свояченицы Енике. Не поженились они лишь потому, что ни у Элерса, ни у его невесты не было ни гроша за душой. После посещения корабля Енике заглянул к своей свояченице и имел с ней довольно продолжительную беседу.

Вечером все трое очутились в городе, и Енике поразил своего будущего родственника и его невесту, объявив им, что у него в кармане три билета в одно варьете. Удивление их возросло еще больше, когда, после представления, Енике потащил их в дорогой ресторан. Здесь полицейский заказал закусок и вин, и с веселым приветствием встретил своего сослуживца Глауса, который тоже принял участие в кутеже.

Вскоре завязалась непринужденная беседа. Енике начал о том, что его свояченице хотелось бы выйти поскорее замуж, и стал намекать, что это вовсе уж не такая несбыточная мечта. Когда захлопали пробки от шампанского, Енике сунул Элерсу тысячемарковый билет и объявил, что этим он кладет, так сказать, фундамент будущего благополучия своего приятеля, который теперь может жениться.

Старший сигнальщик вытаращил на него глаза, потому что отлично знал, что Енике был человеком, который вечно нуждался в деньгах. У Элерса невольно шевельнулось дурное предчувствие. Но алкоголь делал свое дело. Матрос не был уже в состоянии рассуждать здраво. Долго не раздумывая, Элерс сунул бумажку в карман.

Начиная с этого вечера Енике постоянно держал своего приятеля под хмельком и уводил его каждый день с корабля лишь только кончалась его вахта. Каждый вечер они пропадали то в одном, то в другом теплом местечке. При этих кутежах неизменно присутствовал и Глаус. Сначала сигнальщик все допытывался, откуда у приятелей появилось столько денег, но они только посмеивались да отшучивались. Наконец, Элерс махнул на это рукой, накупил мебели, а его невеста подыскала квартиру. Счета по магазинам за тысячи необходимых для будущего гнездышка мелочей он попросту отдавал невесте, чтобы та расплачивалась из полученого от Енике тысячемаркового билета.

Пришел, однако, день, когда Элерс, подсчитав свои расходы на обзаведение, с ужасом увидел, что он со своей невестой оказывался должным уже более трех тысяч марок!.. Через два дня несчастный матрос признался в этом своим приятелям. Находясь на службе сравнительно трезвым, он однажды задал себе вопрос, откуда взять деньги, чтобы заплатить долги, наделанные им и его подругой. Он никак не мог взять в толк, как его невеста, девушка рассудительная и скромная во вкусах, вдруг решилась купить настоящее приданое, да еще зная, что платить ему решительно нечем… Все эти столь мучительные вопросы и тревожные мысли он утопил в вине в тот же вечер во время попойки, на которую его почти насильно опять затащили Глаус и Енике. В состоянии опьянения все снова стало ему казаться вполне естественным, тем более что на его приставания Енике объяснил свои кутежи тем, что он получил наследство и денег скоро у него будет сколько угодно.