Читать интересную книгу Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

Только не пришлось им больше подбираться татями к станам крымчан: с рассветом зашевелилось крымское войско — началась переправа на правый берег. Стало быть, только Федору Шереметеву оставаться одному в ожидании своего часа, князьям же Хованскому и Одоев­скому уводить ратников в тайные зажитья левее и правее гуляй-города. Но князь Федор Шереметев предложил по­баловать, как он выразился, еще одну ночь.

— Ударим общими силами по пушкарям. Если Девлетка возьмет их с собой, не устоять гуляю. Не выдержит ядер.

— Остаемся, — согласился князь Хованский.

— Остаемся, — подтвердил князь Одоевский, хотя он не мог сказать иное, ибо был подчинен Федору Шереме­теву.

Весь день наблюдали, не начал ли Девлетка переправ­лять стенобитные орудия. Нет, пока не трогал. Возмож­но, намеревался взять гуляй-город лишь конной лавой. Одно не ладно — усилена охрана огневого наряда. Осно­вательно усилена. Но это — одолимо, ибо сил под рукой у русских воевод не так уж и мало. Необходимо только вне­сти изменение в задуманное: пушки оставить в покое, ибо слишком рискованно терять время на их порчу (мож­но оказаться в клещах), уничтожать лишь пушкарей-ту­рок. Крымцы-то, как известно, стрелять ни из пушек, ни даже из рушниц не умеют, не обучены.

Лазутчики увидели слабое место в охране огненного наряда — со стороны берега. В полосе прибрежных зарос­лей — никого, а шатры пушкарей стоят очень близко к зарослям. Сами пушки — поодаль, на поляне, которую по опушке плотно окольцевали крымцы. Чуть в сторонке от пушек под шатровым пологом еще и накрытые войло­ком стоят плотно друг к другу десятка два повозок. Явно с порохом и ядрами.

У князя Андрея Хованского предложение:

— Костров стража огневого наряда не разводит, это — факт. Искра на порох и — конец. Спустится вниз по реке дюжина ловкачей, подползет к бричкам и подпалит зе­лье. Как полыхнет, мы на турские шатры навалимся. Что успеем, то успеем. Отступать к реке и по ней вниз.

Чуток спуститься и — в лес.

— Тогда без кольчуг и шеломов.

— Знамо дело.

— Выход на берег защитить, выделив с тысчонку.

— Без рушниц. С мечами, акинаками и шестоперами. И самострелами. В упор если, за милую душу в любой те­мени.

— Без потерь с нашей стороны не обойтись.

— Что Бог даст.

Бог не очень расщедрился на милость. Как и Аллах агарянам. К полуночи русские ратники приблизились к охранникам огненного наряда и пороха с ядрами, натя­нули пружины самострелов, в это же время дюжина лов­качей, о которых вели речь князья, выскользнула на бе­рег как раз напротив шатров, проползли меж ними ужа­ми, а миновав их, поспешней заработали локтями. Трава хотя и примята, но все равно скрадывает звуки и даже укрывает от беглого взгляда.

Вот наконец и повозки. Теперь ловко, укрывшись меж ними, запалить трут, а чтоб не слышны были удары кресала о кремень, можно войлоком укрыться.

А в это время на берег выползли все остальные, кому шатры громить. Ожидает сотня самых могучих и ловких мечебитцев своего мига, затаившись в прибрежном лоз­няке, готовы они ринуться в бой безудержно, как только полыхнет пламя под навесом.

Ой как долго тянется время в глухой тишине, наруша­емой лишь комариным писком. Назойливым до отвраще­ния. Не станешь, однако, отмахиваться. Лежи и не дыши, пусть пищат хором, пусть впиваются в шею, в лицо — тер­пи атаки кровопийцев безропотно.

Вот в конце концов полыхнуло. Из дюжины только двоим удалось добежать до шатров турецких. Кого вих­рем огневым сбило, опалив до смерти, кого меткие татар­ские стрелы достали. Запоздало зашелестел калеными болтами лес, позволив татарам осыпать своими стрелами смельчаков, которые оказались в свете зарева как на ла­дони. Не повернули крымцы и в лес, когда начал их ра­зить железный вихрь, а кинулись к шатрам, где сотня уже начала сечь пушкарей.

Бегущих на помощь пушкарям догоняли каленые бол­ты, но татар было очень много, всех не перестреляешь.

Самое бы время сотне мечебитцев к реке и — в воду, но еще много оставалось пушкарей, и сотник приказывает:

— Не отступать! Секи пушкарей!

Успели русичи в шатрах упокоить почти все басур­манские души, но сами оказались отрезанными от реки. Началась рукопашка. И как ни ловки были мечебитцы, без щитов, кольчуг и шеломов долго не попротивоборст-вуешь. Вся сотня полегла. А воеводы скрепя сердце не от­дали приказа идти на выручку гибнущим, рассудили здраво: ввяжись в сечу, все оказались бы в таком положе­нии, как сотня. Приказ же главного воеводы строже строгого: беречь ратников для главного боя. А потерю полков ничем не восполнить. Это — не сотня. Рать рус­ская и без того немногочисленна.

С радостной и грустной вестью послали воеводы гон­цов к князю Михаилу Воротынскому, сами же, отойдя поглубже в лес, двинулись по своей исколоти в тайные зажитья близ гуляй-города. Остался только князь Федор Шереметев со своими ратниками. Теперь его задача об­легчилась: пленить обоз, если Девлет-Гирей оставит его на левом берегу.

Девлет-Гирей взбешен. Приказал переломить хребет тысяцкому и всем сотникам и бросить их умирать — пусть увидит как можно большее число нукеров, как ка­рают нерадивых. Потеря пушкарей и большей части по­роха хана сильно расстроила и даже лишила решитель­ности. Он готов был отдать приказ возвращаться домой, чтобы, еще серьезнее подготовившись, идти снова на Москву через год или два, но Дивей-мурза успокоил его, вернув прежнюю уверенность:

— Деревянную крепость гяуров твои нукеры, великий хан, возьмут без осадных орудий, а сравняв ее с землей, мы получим и порох, и пушки.

— Но у нас нет больше пушкарей! Как я скажу об этой потере султану?!

— Вам ли, мой повелитель, когда вы станете царем Зо­лотой Орды, давать отчет султану, владеющему лишь Турцией? Он станет вашим данником. А пушкарей мож­но обучить, отобрав для этого нужное число нукеров. Иметь своих пушкарей для вас, мой повелитель, даже

лучше.

— Но остались ли те, кто может учить?

— Да, мой повелитель. Несколько турок.

— Пусть будет так.

— Еще один мой совет, мой мудрый хан, нужно поспе­шить со взятием гуляй-города. Я получил сведения, что через два-три дня в крепость на колесах подойдут два полка. Они не полные, но все же. Они стояли на перепра­вах через Нару. А подойдут по Калужской дороге. Глав­ный воевода гяуров думал, что вы, мудрый хан, пойдете через Наро-Фоминск и Боровск, и поставил там два пол­ка. Он просчитался, и этим нельзя не воспользоваться.

Не ожидая, пока переправится все ваше войско, пошли­те, великий хан, да продлит Аллах годы вашего могуще­ства, два тумена на гуляй, повелев им спешить.

— Ногаи переправились?

— Да, мой повелитель.

— Пусть Теребердей-мурза берет два тумена и сам ве­дет их на крепость гяуров. Пусть докажет, что он умелый воин, а не привыкший отступать с позором, как отступил первый раз. Мы же обождем, пока Теребердей не приве­дет к нам заарканенного главного воеводу гяуров и вое­вод его полков.

— Стоит, мой повелитель, подойти поближе к крепос­ти гяуров. Князь Воротынский — хитрая лиса. Он может ударить ногайцам в спину. Тогда вступим в сечу и мы. Разгром гяуров неминуем.

— Принимаю твой совет.

У князя Михаила Воротынского действительно зрела такая мысль: затормозив крымцев с помощью стрельцов, только ослабишь стремительность удара, но одной оборо­ной не решить исхода сечи, если же ударить крымцев с тыла, когда они втянутся в бой, вот тогда их ждет пол­ный разгром. Поразмыслив, однако, наотрез отказался от подобной затеи.

«Нельзя раскрывать свои намерения прежде свемной сечи. Ни за что нельзя».

Князь прекрасно понимал, что Дивей-мурза поспешит с ударом, особенно если он поверил перебежчику, по­сланному Двужилом. Значит, есть всего один день для подготовки достойной встречи, поэтому князь решил не­медленно собрать совет, позвав на него и Фаренсбаха с Черкашениным. Пора и их вводить в курс дела. Пока, правда, не полностью, главное пусть и для них останется неожиданным до поры до времени. Наемники не очень надежны, они могут в любой момент изменить. Среди ка­заков тоже есть весьма алчные, которые пойдут на изме­ну ради денег.

Небыльные подозрения. Если в казаках еще можно было сомневаться, то в наемниках ни в коем случае.

Фаренсбах служил России честно, со всем рвением от­рабатывал свое жалование. Столь же честны были и ря­довые наемники. Воротынский в общем-то знал об этом, но все же соломку подстилал загодя, предвидя возможное падение. Но Фаренсбах преподнес ему доб­рый урок. Он, выслушав вместе со всеми приглашен­ными главным воеводой его план, не стал дожидаться просьбы высказывать свое мнение, сразу же спросил с недоверием:

—  Ты, князь, собираешься пожертвовать стрельцами? А разве без них мы сможем стоять против крымцев даже в гуляй-городе? Крымцев же — тучи.