Поняв, что враги взялись за них всерьез, атори начали отступление. Один за другим они падали, сминаемые этим потоком, и наконец побежали, используя преимущество в скорости. Те, кто должен был по плану Грамми отрезать демонам пути отступления, конечно же, не успели замкнуть кольцо.
— Расходимся! — орал Грамми. — Четные сотни к воротам, не перепутайте! Бык, веди своих на мост!
Мясорубка в Заречье вышла настолько страшной, что энтузиазма у горожан заметно поубавилось. Шели понимал это и гнал ополчение вперед без отдыха. Стоит бойцам поговорить, вспомнить убитых соседей, показать друг другу раны и еще не побывавшие в бою сотни начнут редеть, люди поодиночке отправятся обратно к Сестрам.
Однако многих быстрая победа воодушевила, а из пустых, казалось, домов появились новые воины — эти отправились воевать с атори раньше, без всякого ополчения. Кто-то пихнул в руку Шели кувшин, и тот пил бодрящее вино на ходу, обливаясь. Когда сотни вышли на широкую Шеймскую улицу, «грач» оглянулся, стараясь оценить силу своей уполовиненной армии.
«Тысячи полторы, — прикинул он. — А у Сестер мы набрали пятьдесят три сотни. Не могло столько погибнуть!»
Значит, ополченцы уже побежали, только большинство про это пока не знало. Сотни смешались окончательно, командиров никто не слушал, да и не нужны они были больше. Прямо перед толпой ворота, и от них навстречу уже летят болты. Бойцы кричат и не слышат пока стоноь тех, в кого эти болты попали, не замечают, как раненые оказываются под ногами. Это ненадолго, всего на несколько мгновений, здесь есть пространство, и луны светят, как на зло, ярко. Вот-вот армия почувствует боль.
— Бегом! — закричал Грамми, понимая, что это единственный способ довести дело до конца.
Он не сомневался в верности решения. Ворота в Иштемшир должны быть захвачены и закрыты, утром может быть слишком поздно. Император Кемпетай прислал, наверное, много войск, но он владеет Ноосатом, лишь пока в его руках единственный, северный порт. Если Иштемшир падет окончательно, Войны не пережить никому из его жителей. Шели повторял это про себя, а сам бежал изо всех сил, зная, что от этого зависит скорость толпы. Пусть ей будет трудно остановиться.
Вокруг него падали люди, сраженные болтами и стрелами, но Шели добежал до сомкнувших ряды у самых ворот атори. Тут его и убили, раскроили голову ударом тяжелой сабли. Он не видел, как разогнавшееся ополчение смяло все же сотню демонов, подточило их строй, словно набежавшая волна песчаный замок. Всего две-три минуты продолжалась рубка, этого хватило, чтобы иссякла инерция, а вокруг ожесточенных потерей друзей атори образовался целый бруствер из таких податливых, легко разрубаемых тел аборигенов.
Ополчение было готово отступить, и только тогда сверху, с занятой старыми атори стены, полетели вниз какие-то шары с пляшущим на хвосте огоньком. Когда огонек добегал до конца короткого хвостика, шар разрывался на тысячи кусочков железа, которые летели во все стороны, и каждый пробивал несколько тел. Железу все равно, человек или демон. Иштемширцы заметались по улице, не видя в дыму, куда бежать; атори с проклятиями подались назад, через ворота. Но шары со стены продолжали бросать, смерть находила новых и за чертой города, не многим удалось добежать до Хуланов и укрыться за грязными заборами разбойного квартала.
Взрывы услышал Пан на другом берегу Шоссны, выскочил на крыльцо:
— Где?!
— У ворот, — уверенно сказал один из часовых. — Старые отбиваются, я так думаю.
— Они говорили, что порох в городе есть только для пушек! Обманули, ублюдки! Бегите к сотникам, пусть ведут всех к мосту. Уже сейчас!
С сотней охраны Пан первым зашагал к мосту Отца Невода, напрочь позабыв о пропавшем Клаусе. Там, в Заречье, уже закипала еще одна схватка — неуверенная, робкая, безнадежная. Бык Метессе не смог организовать атаку, из которой для большинства не было бы возврата. Атори шли быстро, бросая слишком пьяных или оказавшихся слишком далеко. Сотни бегом преодолели мост и врезались в толпу ополченцев, разрезали ее надвое и пошли дальше. Местные Пана не волновали, он спешил к воротам. А они как раз в это время закрывались, старые атори занимали оборону. Связь и разведка у них работали лучше.
— Я ничего не понимаю, — говорил Клаус, безразлично разглядывая красные пятна на перевязанной груди гвардейского офицера. — Они играют в свои игры, старые и новые атори. Каждый хочет уберечь своих людей и подставить другого под удары… Вас, людей. Взрывается порох. Порох — это страшно, он все изменит. Станут невозможны действия в строю. Но это если пороха достаточно. Старые атори говорили, что необходимые компоненты приходится добывать по крупицам. Может, и так. Я вообще не знаю, как его делать, я занимался в большом мире другими веществами. Их здесь не произвести… А я ничего не понимаю. Пан с одной стороны, Вешшер — с другой. У Вешшера должно быть достаточно пороха, Морской порт без него не удержать. Нет, дело не в ваших атаках, хотя в них тоже. Дело в эскадре. Они, кажется, не ждали ее так быстро, и теперь вся надежда Вешшера на порох. У него есть пушки.
— Мы уже знаем, что у него есть! Весь Чакар покрыт телами наших ополченцев! — вскочил Эшуд. — Скажи, как с этим колдовством бороться!
— Никак, — просто ответил Клаус. — От пушек можно защищаться только другими пушками. У вас одна надежда, что порох у Вешшера кончится. Или люди… Или, может быть, пушки разорвутся… Но он должен был об этом подумать
Клаус уже знал, что поход нескольких тысяч ополченцев на Чакар кончился почти полным их уничтожением. Стену они преодолели без особого труда, им, по сути, никто не мешал. Но когда приблизились к Морскому порту, то заработали пушки. Иштемширцы шли в строю, точнее, толпой, надеясь задавить более сильного противника массой. Их подпустили поближе и расстреляли одновременно шрапнелью в упор и разрывными гранатами по всему склону горы. Там тесно, как и во всем городе, может быть, даже еще теснее. Горные тропы среди толстых стен, которые не могут защитить от пушек, установленных в самой крепости. Клаус примерно представлял, как теперь выглядит Чакар, гора первого владыки Иштем-шира.
Он попался из-за Джесс. Ее узнали, и дальше не имело смысла ничего: ни подрезанный язык, ни умение говорить по-вельшейски. Сначала Клаус на нее не сердился, слишком устал и потерял всякую надежду. Но когда их избили, протащили пинками под рекой, через полузатопленную темную галерею, еще раз избили и наконец начали допрашивать, то и дело прижигая раскаленным ножом, отношение Клауса к Джесс изменилось. Ее почти не трогали, только связали. Что толку от атори, не говорящего на человеческих языках?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});