– Скажите, ваш адмирал здоров? У него не болят зубы?
Шостак с недоумением посмотрел на него и, думая, что он допытывается о состоянии эскадры, ответил:
– Адмирал здоров. На эскадре больных нет. Дюбуа прихохотнул и, причмокивая губами, подмигнул русскому офицеру:
– Я бы советовал адмиралу беречь зубы, он может поломать их о Корфу.
Комиссар заливисто расхохотался и встал, потирая руки. Шостак вспыхнул:
– Адмирал имеет десятки побед. Он не проигрывал сражений...
Шабо перебил его и тоже встал:
– Мне жаль, но ему придется прервать этот победоносный ряд, – он сдержанно поклонился. – Еще раз выражаю благосклонность к вашим морякам и солдатам и предлагаю вам, дабы избежать того кровопролития, которое так противно вашему адмиралу, покинуть пределы Венецианского залива.
– Передайте это всем, кто послал вас сюда... на примерку, – опять прихохотнул Дюбуа.
Шостак понял, что другого ответа он не дождется, и тоже поклонился.
– Честь имею! К сожалению, я не увезу разумного ответа. Соболезную будущим жертвам. Они будут не по нашей вине.
А за окном разыгрывалась буря, шквал за шквалом, налетали на остров. Русскую шлюпку, привязанную у причала, бросало по волнам и грозило разбить.
– Капитан-лейтенант! – вдруг дружелюбно обратился к Шостаку Жоаль. – Волна перевернет вашу шлюпку в бухте. Следует переждать, а мы приглашаем вас на ужин.
– Да, капитан, смотрите, брызги долетают сюда, до третьего этажа. Ваш экипаж мы накормим, шлюпку вытащим пока на берег, – учтиво подтвердил Шабо.
– Благодарю за приглашение! Я готов разделить с вами ужин, господа!
– Вот и прекрасно! – бесцеремонно хлопнул Жоаль Шостака по плечу и без обиды поправил: – У нас говорят друг другу «гражданин», а не «господин». Ужин же будет отличный, вот увидите.
* * *
– Хорошее вино у чертей было, – докладывал на следующий день Селивачеву Шостак, потирая виски. – Сдаваться не собираются...
На батареях
Всю ночь взлетала из-под лопат каменистая земля над холмом у церкви святого Пантелеймона, скрежетали колеса, слышались натужные голоса. Всю ночь с тревогой вслушивались в этот неразборчивый шум у деревни Беница французские часовые. Там что-то творилось.
...Инженер Маркати, бывший до недавнего времени на французской службе, желая доказать свою преданность русскому адмиралу, решил за одну ночь воздвигнуть позиции для батареи. Нет, он знал, что Ушаков приказал не спешить, проводить работы тайно, в ночное время, чтобы не насторожить врага, не вызвать его на схватку раньше времени. Ведь для охраны работ он смог выделить всего 12 солдат да нескольких канониров для установки пушек. Но чего бояться? Почти тысяча крестьян расположились вокруг холма. Многие были с ружьями, правда, со старыми, доставшимися от отцов, бывших раньше то моряками, то корсарами. Большинство же было просто с кирками и лопатами, которыми они столь усердно трудились всю ночь. Нет, французы не сунутся, побоятся!.. Может быть, и не сунулись бы, если бы не заговорила гаубица, не бахнули бы пушки, установленные на новой батарее. Так не терпелось Маркати обозначить свой инженерный успех. Ядро, пущенное из гаубицы, раздробило крепостной зубец, переломило древко с вызовом трепетавшего французского флага и угодило горделивому капралу Директории прямо в голову. С севера, от деревни Мандук, тоже загромыхало. То была первая батарея союзников, установленная раньше. Генерал Шабо понял, что, если русские ядра будут носиться над крепостью, выбирая себе жертвы, его солдаты долго не выдержат. Из крепостных ворот, стреляя на ходу, выбегали засидевшиеся в осаде солдаты. Греческие ополченцы стояли кучно, ждали команды, чтобы вступить в бой. Французские ружья были дальнобойней, били точнее. Вот кто-то из ополченцев охнул и забился в смертельной дрожи, осел в кровавую лужу второй, ткнулся в терновый куст третий. Одни отступили за скалу, другие в дальний лесок, а третьи и, как оказалось, почти все дрогнули и побежали, прыгая через камни, рытвины и заграждения, так и не сойдясь врукопашную. Русские артиллеристы едва успели сделать два выстрела, как их окружили, выбили из рук оружие и, повалив, связали.
Впереди небольшой растрепанной группы пленников вели опутанного веревками Маркати.
– Предатель! – кричал французский офицер, толкая его в спину. – Ты поплатишься за свою измену!
Маркати вслух молился, он знал, что последний раз, ибо французы беспощадны к тем, кто изменяет их флагу...
...Красное, обветренное лицо Ушакова исказилось и стало белым. Такое с ним бывало редко. Адмирал бледнел только от сильного гнева. Сейчас он был бледен от этого святого обмана, от восторженной невыдержанности греческого инженера, которая стоила жизни многим и могла сорвать план установки, так необходимой для общей победы батареи.
– Я же сказал! Я же приказал! Не вылезать! Сидеть тайно. Ждать сикурса! – отчитывал он доложившего о захвате фузилеров командира морского батальона Боаселя. Тот даже плечами не пожимал, понимая праведность адмиральского гнева. Ушаков же вдруг сразу остыл, лицо его снова приняло твердое и решительное выражение.
– Давай сигналы нашим на Мандукио. Французы поощрение получили, ободрились. Им захочется и там победу одержать. А две такие победы равны хорошему отряду подкрепления. Отбить охоту надо у них к вылазкам!
Сигнальщики с кораблей подали сигнал тревоги на батарею. С двух судов спустили шлюпки с фузилерами, подготовили адмиральский катер.
...Адмирал как в воду глядел. И с севера растворились ворота. Из крепости выскочили всадники. Эти-то откуда? Повалила пехота, нет, не повалила. Три стройные колонны стали обтекать холм у Мандукио.
– Одна, две, три, пять сотен, – насчитал командовавший десантом подпоручик Чернышев, – ...шесть, семь, восемь, девять... десять...
– Не сдюжим, – обронил стоящий рядом солдат.
– А чего их считать-то! – громко перебил все шумы ружейного треска капитан Кикин. – Их бить надо! – и пронзительным, слышимым у подножия холма голосом отдал приказ: – Слуша-ай команду! По неприятелю... Слева и справа огонь беглый! Пали!.. По це-ентру... Пушкам картечью огонь!
Затрещали вразнобой выстрелы. У батареи споро распоряжался лейтенант Гонфельд, подгоняющий канониров. Поднесли запалы, раскаливали ядра. Пушки дружно рявкнули, зачастили и фузилеры. Стройно идущие по центру французы смешались, несколько человек упало. Бегущие в деревню слева от холма греческие повстанцы остановились и снова пошли вперед. Сбоку врезались в колонну албанские пехотинцы во главе с отставным русским капитаном Кирко. Справа с криками «Алла! Алла!» схватились с французскими солдатами турки. Французам все-таки удалось прорваться к батарее, но русские гренадеры отбросили их штыками. Три раза казалось французским офицерам, что можно посылать донесение об уничтожении батареи, и три раза сгоняли их к подножию русские и турки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});