Магия! Бедная девушка, доведенная до крайности, взывала к тем же темным силам, к которым взывала Исмена. Каким заклинаниям и крупицам магии Исмена научила Бетесду за тех долгие, дни, проведенные вместе в той хижине на окраине «Гнезда Кукушки»? Какая польза от такого колдовства двум смертным, которые не умели плавать, но оказались в море посреди огромной гавани? Какой простой, глупой девушкой была Бетесда, и как мне хотелось поцеловать ее и погладить в тот момент, но все, что я мог сделать, это обнять ее одной рукой, отчаянно пытаясь удержаться на плаву. Я почувствовал, что конец наш близок.
— Бетесда, — прошептал я, потому что мне не хватало дыхания, чтобы говорить громче. — Бетесда, оставь свои заклинания и послушай меня. — Прежде чем мы оба умрем, я хотел бы поговорить с ней открыто и честно, выразить ей определенные эмоции, которые ни один уважающий себя римлянин никогда не должен испытывать к рабыне, не говоря уже о том, чтобы произнести такое вслух, но о чем я больше не мог молчать.
Она, казалось, не слышала меня, потому что продолжала бормотать; — Мойра … Ананке … Уфер Могущественная Богиня...
— Бетесда! — Слышала она меня или нет? — Бетесда, я люблю...
— Схватись за веревку, придурок! - крикнул кто-то.
Судно, казалось, материализовалась из ниоткуда. Внезапно оно возникла у меня за спиной, так близко, что я подумал, что его корпус ударит меня по голове. Затем что-то ухватил меня за тунику и вытянул вверх. Я крепко держал Бетесду, затем увидел, что, петля второй веревки охватив Бетесду подмышками поднимает ее рядом со мной. Чьи-то руки схватили нас и потянули вверх, через поручни на палубу судна.
На мгновение, лежа на спине, я был полностью дезориентирован, ибо казалось, что мы вовсе не на судне, а каким-то образом перенеслись в другой мир - мир, где все поверхности были из мерцающего золота и серебра, или инкрустаций из ляписа и слоновой кости, и каждое изображение было прекраснее и изысканнее предыдущего ... мир великолепных цветов лотоса и молящихся в белых одеждах, искрящейся голубой воды и золотого камыша, радужных павлинов и ослепительных фламинго. Над головой мягко колыхались на ветру прозрачные занавески, и в темнеющем небе засияла первая вечерняя звезда.
— Вы уверены, что эти двое спрыгнули с пиратского корабля? - спросил кто-то.
— Совершенно уверен.
— Но это не может быть Кукушонок. Он вообще не подходит под описание. И не было никакого упоминания о девушке.
— Несмотря на это, я видел, как они спрыгнули с корабля.
Внезапно надо мной нависло недружелюбное лицо, увенчанное замысловатым головным убором, какой мог бы носить королевский чиновник. — Эй вы! Кто вы и почему прыгнули с корабля? И где Кукушонок?
Я вгляделся в немигающие глаза мужчины. По белой мантии, которая на нем была, и замысловатым украшениям на шее и запястье, и следам от цветной помады и другой косметики на его продолговатом суровом лице я понял, что он, должно быть, какой-то высокопоставленный камергер царского дворца.
— Где я? - спросил я.
— Сперва ответь на мой вопрос!
У меня перехватило дыхание: — Если вы имеете в виду Артемона...
— Да, да, Кукушонка! Мы должны были вытащить его из воды.
Я резко вздохнул, пораженный тем, что он только что сказал: — Мы оставили Артемона на пристани. На него напал лев Чилба. Затем царские солдаты схватили его ...
— Что? — Камергер скривил губы. — Такого не может быть. Святая Исида, что за беспорядок вы, бандиты, устроили?
Мне удалось сесть. Бетесда сделала то же самое. Я посмотрел, все ли с ней в порядке, а затем положил свою руку на ее.
— Я не бандит, — произнес я. — Я римский гражданин по имени Гордиан.
— Как так? Но вас видели прыгающим с корабля, на котором полно бандитов.
«Да, а я был их вожаком!» — хотелось мне сказать, но я сдержался. — Это правда, что я был на корабле, но только потому, что меня схватили эти бандиты и заставили путешествовать с ними.
Камергер посмотрел на нас сверху вниз; — А девушка? Кто она?
— Ее зовут Бетесда. Она моя рабыня. Ее тоже захватили бандиты.
Другой голос, мужской, но высокий и с элегантным акцентом, вступил в разговор. — Прекрасная молодая пара, захваченная бандитами! О, Боги, как это похоже на что-то из тех отвратительных пантомимных представлений Как это безвкусно!
Камергер в тревоге обернулся: — Ваше величество, вас не должны видеть на палубе. Пожалуйста, вернитесь в каюту ...
— О, помолчи, Зенон! И продолжай допрашивать эту привлекательную молодую пару. Даже промокшими насквозь, я нахожу их довольно привлекательными. Особенно промокшими насквозь!
Камергер закатил глаза.
Я моргнул, затем моргнул еще раз. Несомненно, я был уже мертв, или видел сон, или перенесся в другой мир существования. Любое объяснение казалось более вероятным, чем невозможная реальность того, что я оказался на борту царского барка в присутствии царя Египта.
Передо мной стоял один из самых толстых людей, которых я когда-либо видел. Он также был самым изысканно одетым смертным, которого я когда-либо видел. На его голове, возвышающейся, словно стебель тыквы, была смехотворно высокая корона атеф. У него было несколько подбородков, и каждый подбородок, казалось, был украшен собственным сказочным украшением. Его огромная фигура требовала множества рулонов льна, и эти обширные одежды были так богато усыпаны драгоценными камнями и золотым убранством, все освещенные заходящим красным солнцем, что мне пришлось прикрыть глаза, чтобы взглянуть на него.
Чтобы дать глазам отдохнуть от такого великолепия, я огляделся вокруг. Корабль был под стать своему владельцу, поскольку я никогда не видел ничего, созданного людьми, что могло бы соперничать с ним по абсолютному великолепию. Каждая поверхность была украшена самыми дорогими материалами и самым изысканным мастерством. Результат был настолько красивым и богато украшенным, что судно вообще казалось не кораблем, а скорее плавучим храмом или дворцом. На таком корабле даже бог отправился бы в плавание, если бы боги нуждались в кораблях.