Читать интересную книгу Смерч войны - Эндрю Робертс

Союзники планировали захватить Неаполь и аэродромы в районе Фоджи, полагая таким образом помочь русским на Восточном фронте, хотя генерал Маршалл опасался, что высадка в континентальной Италии задержит вторжение на северо-западе Франции: в этом для него по-прежнему заключалась главная стратегия борьбы с рейхом. Генерал Фридолин фон Зенгер унд Эттерлин, получивший образование в Оксфорде, со своей стороны, предполагал, что союзники высадятся на Сардинии и Корсике и обойдут Италию, но в таком случае они не смогли бы сковать как можно больше немецких сил на Апеннинском полуострове. На немецком военном кладбище под Кассино покоится прах 20 057 солдат и офицеров, захороненных по шесть в одной могиле. Это всего лишь пять процентов всех потерь, понесенных немцами в Италии.

Вторжение на южное побережье Сицилии началось на рассвете в субботу, 10 июля 1943 года, в шторм, но с использованием фактора внезапности и при мощной огневой поддержке корабельных орудий. В нем участвовал и три тысячи десантных судов, доставивших войска численностью 160 000 человек — 15-ю армейскую группу генерала Александера, в которую входили американская 7-я армия Паттона и 8-я армия Британского Содружества генерала Монтгомери. Страны Оси имели на острове войска численностью 350 000 человек, но на две трети они состояли из итальянцев. За тридцать восемь дней кампании союзники в общей сложности высадили на остров 450 000 человек. Итальянская 6-я армия сражалась в целом неплохо, а немецким дивизиям даже удалось нанести контрудар и выйти почти к берегу в районе Джелы и Ликаты, однако к 22 июля союзники овладели западной частью острова.

Поскольку немцы неделю сдерживали 8-ю армию у Катании, первой прорвалась в Мессину 17 августа американская 3-я дивизия. К этому времени с острова уже успешно были переправлены на материк немецкий контингент войск (53 545 человек), пятьдесят танков, 9185 автомобилей и 11855 тонн складского военного имущества. Позже Эйзенхауэр расценил это как серьезный стратегический промах союзников[896]. В Сицилии американцы потеряли 7319, а британцы 9353 человека, тогда как было убито, ранено и взято в плен (в основном) 132 000 итальянцев и 32 000 немцев[897]. Открылись для судоходства и Средиземное море, и Суэцкий канал — союзникам теперь не было нужды пользоваться кружным дальним путем и огибать мыс Доброй Надежды. По оценке генерала Брука, высвободилось около миллиона тоннажа судов для применения на других направлениях[898].

Высадка союзных войск в Сицилии привела и к устранению Муссолини. Большой фашистский совет выразил ему недоверие большинством голосов — девятнадцать против семи. (За недоверие дуче голосовал и его зять, министр иностранных дел граф Чиано, позднее ему и еще четырем деятелям пришлось поплатиться за это жизнью.) Казалось бы, вовсе не в духе фашизма проводить демократическое голосование, а Муссолини — принимать во внимание его результаты. Тем не менее, когда дуче поставил в известность короля о решении совета, его незамедлительно арестовали. Место Муссолини занял маршал Пьетро Бадольо, публично обещавший продолжать войну против интервентов, чтобы успокоить Гитлера, и тайно вступивший в переговоры о мире с Эйзенхауэром. Еще до завершения сицилийской кампании Гитлер послал Роммеля, командующего новой группой армий «Б», бороться за полуостров, дав ему восемь с половиной дивизий. (Когда Роммель 6 ноября отбыл во Францию, его группу армий превратили в 14-ю армию.)

В ходе сицилийской кампании двум в равной мере самовлюбленным генералам-соперникам Паттону и Монтгомери пришлось сражаться бок о бок. Когда к этим эгоцентрикам присоединились тоже далеко не простые характеры генералов Марка Кларка и Омара Брэдли, получилась взрывоопасная смесь гордынь, не сулившая союзникам ничего хорошего. Всем известно о любви к славе Паттона и Монтгомери, меньше — о том, что эта страсть была присуща и Кларку, который, по словам одного историка, был просто одержим желанием находиться в центре общественного интереса и содержал штат из пятидесяти человек, занимавшихся только пропагандой деяний как его собственных, так и его армии:

«Он ввел неукоснительное правило «три к одному»: в каждом пресс-релизе его имя должно было три раза упоминаться на первой странице и не менее одного раза — на всех остальных. Генерал также требовал, чтобы его фотографировали только с левой стороны. Его команда по связям с общественностью даже сочинила гимн 5-й армии: «Стой горой за генерала Кларка! Пой хвалу генералу Кларку!» Ему очень нравилась эта песня».

Амбициозные устремления Паттона потерпели фиаско, когда он ударил в госпитале двух солдат с диагнозом «невроз военного времени». В одном случае генерал обвинил рядового Чарлза Кула в «трусости», а в другом — обозвал рядового Пола Беннетта «желтым мерзавцем». А потом Паттон еще сказал: «Я не хочу, чтобы такие трусливые подонки околачивались в наших госпиталях. Нам, наверное, придется их пристреливать, иначе мы расплодим придурков»[900]. Паттон по настоянию Эйзенхауэра принес рядовым личные извинения — кстати, многие солдаты были с ним солидарны, — но не испытывал никаких сожалений за исключением того, что инцидент подпортил карьеру. (Следует отметить, что и в немецкой, и в русской армии таких рядовых просто-напросто расстреляли бы.) Из-за этого же инцидента Эйзенхауэру впоследствии при подготовке к вторжению во Францию пришлось назначить командующим 1-й армией не своего друга Паттона, а Омара Брэдли. Когда Брэдли пришел попрощаться к Паттону 7 сентября 1943 года в его дворец в Палермо, он нашел генерала «на грани самоубийства»: «Этот великий, гордый воин, мой бывший босс, выглядел потерянным и униженным».

Нестандартное мнение о Джордже Паттоне высказал через много лет после войны в разговоре с офицером Программы устной истории американской армии генерал Джон «Эд» Халл, правая рука Джорджа Маршалла в Пентагоне, хорошо знавший Паттона по совместной работе в планировании трех военных кампаний:

«В Паттоне совмещались две индивидуальности. В душе он был очень мягким, скромным и дружелюбным человеком, совершенно не высокомерным, а добрым и отзывчивым. Но у него было и другое лицо — история знает множество таких генералов и людей такого сорта… лицо грубости и жесткости. Не прочь выругаться, он знал все матерные слова. Но уйдя из части, где кому-то от него очень здорово досталось, мог сесть за стол и написать молитву… В общем, это была незаурядная личность, интересная и симпатичная, если знать этого человека».

Всеми силами стран Оси в Италии командовал фельдмаршал, «улыбчивый Альберт», Кессельринг, по положению стоявший выше Роммеля. На баварца, сначала артиллериста, а потом авиатора, прусские аристократы под его командованием смотрели свысока, но он не обращал на это внимания. Кессельринг просчитал, что союзники предпримут высадку в Салернском заливе, чуть южнее Неаполя: только туда могли добраться самолеты воздушной поддержки из Сицилии. И действительно, в 3.30 утра в четверг, 9 сентября 1943 года, 5-я армия сорокасемилетнего Марка Кларка высадилась в заливе, начав операцию «Аваланч» и окопавшись на четырех узких и не связанных между собой плацдармах. Они сразу же подверглись ожесточенным контрударам немецкой 10-й армии генерала Генриха фон Фитингофа, уже командовавшего танковой дивизией в Польше, танковым корпусом в Югославии и России, 15-й армией во Франции, а теперь сражавшегося с таким же упорством в Италии. «За нами в море вспыхивали взрывы снарядов, озаряя небо, — вспоминал американский журналист Джек Белден. — Над нами свистели пули, они ударялись в борт катера, градом барабанили в аппарель… Катер содрогнулся, аппарель со скрипом опустилась… Я сошел на берег… Вот я и на континенте Европы»[902].

Монтгомери высадился на кончике «итальянского сапога», почти не встретив сопротивления (операция «Бейтаун»). Немцы тем не менее главные усилия сосредоточили у Салер-но, надеясь отбросить 5-ю армию Кларка, в которую входили британский X корпус генерал-майора Ричарда Маккри-ри, располагавшийся севернее реки Селе, и американский VI корпус генерала Эрнеста Доли — южнее, в море. Если бы они преуспели, что им почти удалось 13 сентября, несмотря на ожесточенное противостояние, то это могло пагубно отразиться на планах вторжения в Нормандию. Одновременно с операцией «Аваланч» 1-я воздушно-десантная дивизия 8-й армии высадилась в Таранто. А в Берлине Геббельс читал повесть Ричарда Ллевеллина об Уэльсе «Как зелена была моя долина» издания 1939 года, записав в дневнике 20 сентября: «Очень познавательна в отношении менталитета англичан. Не думаю, что Англии грозит большевизация»[903].

Отправляясь в Салерно, 5-я армия уже знала о том, что Италия заключила перемирие и формально вышла из войны. Однако это, конечно, никак не повлияло на поведение немцев: Кессельринг заявлял, что Бадольо своим решением «развязал нам руки», и он теперь может реквизировать в Италии все, что угодно, не тратя время на утомительные переговоры с итальянцами о всякого рода компенсациях[904]. Он повел себя в Италии как хозяин. В марте 1944 года, после того как итальянские партизаны убили в Риме 32 эсэсовца, в Ардеатинских пещерах на южной окраине города с ведома Кессельринга немцы расстреляли 335 мирных жителей, заводя их в катакомбы группами по пять человек. Он объявил тотальную войну партизанам, разослав 17 июня 1944 года приказ: «Борьбу с партизанами надо вести всеми имеющимися у нас средствами и с максимальной беспощадностью. Я выступлю в защиту тех командиров, чьи действия выйдут за рамки благоразумия в выборе мер… Повсюду, где отмечается значительное скопление партизан, в данном районе следует арестовывать соответствующее число лиц мужского пола и расстреливать их в случае совершения актов насилия»[905]. Черчилль и Александер тем не менее настояли в 1947 году на замене смертной казни тюремным заключением, из которого Кессельринг освободился уже в 1952 году.