– Ну-ну, дорогая, стой спокойно и не прижимайся ко мне так, не то мы с Линксом подеремся тут из-за тебя.
– Ты хочешь?.. – вскинул брови Линкс. – На здоровье, Хьюго! И клянусь, что я ничего не скажу миледи.
При этом он так усмехнулся, что можно было не сомневаться: еще как скажет.
– Делай свое дело, Линкс, – с досадой сказал Хьюго, убирая руку с груди Флоры. – И не смей стращать меня. Миледи! Подумаешь! Джессика станет миледи, только если я этого захочу, понял?
– А, вот ты о чем… – протянул Линкс. – Ну что же, у мисс, похоже, большой выбор. Надо полагать, из двух лордов Макколов она предпочтет достойнейшего, а значит… Ну, хорошо. Сейчас не о том речь. Я бы хотел докончить свой рассказ о том времени, когда жил в Париже. Это было веселое время! Одни аристо [25] болтались на фонарях, а матушка Луиза [26] своим кухонным ножом отсекала головы другим с таким же проворством, как мясник отсекает головы цыплятам.
Но аристо, конечно, не сидели и не ждали, пока их поволокут на смерть. Многие из них пытались бежать. Они переодевались в чудовищные лохмотья, мазали свои беленькие ручки и личики сажей. Кое-кому удавалось ускользнуть, но могу заверить тебя, Хьюго: такое не могло произойти, когда в карауле у Северных ворот стоял я! Особенно мне нравилось, когда появлялись возы с соломой. Хоть эти аристо и прочли множество книжек – ох, какие костры из них мы жгли! – они все равно оставались глупыми и не могли понять одной простой истины: не возят из города в деревню солому. Не возят… если только не хотят в ней что-нибудь спрятать. И вот когда появлялся воз – такой, например, как этот, – Линкс похлопал ладонью по краю телеги и хищно улыбнулся Флоре, – мои люди хватали возчика и держали его – вот так, как сейчас держит тебя Хьюго, а я тем временем начинал ворошить солому – совершенно так, как делаю это сейчас!
И он ткнул в солому саблею, а когда вырвал ее, все увидели, что лезвие обагрено кровью.
* * *
Флора испустила страшный крик, а Линкс торжествующе захохотал. Но смех его тут же оборвался, потому что Марина взметнулась из-за куста и обрушила ему на голову дубинку.
Линкс рухнул замертво, не пикнув, весь осыпанный древесной трухой: для дубинки не прошло бесследно столкновение с его головой: она разлетелась вдребезги… к несчастью, дубинка, а не голова. Однако Марина добилась, чего хотела: Линкс лежал неподвижно, а Хьюго впал в столбняк именно на то краткое мгновение, которое понадобилось Марине, чтобы выхватить из-за пояса Линкса еще прежде примеченный ею пистолет и приставить его к голове Хьюго.
– Отпусти ее, – быстро сказала Марина, и руки Хьюго упали. Флора повалилась на четвереньки, но тут же вскочила, бросилась к телеге, однако замерла от окрика Марины:
– Стой! Сними с Линкса пояс или возьми какую-нибудь веревку и свяжи руки этому мерзавцу.
Флора взглянула на нее полубезумными глазами, однако послушалась.
Хьюго стоял недвижимо, закрыв глаза. Марина не боялась, что он рванется, набросится на Флору. Уж кто-кто, а она-то знала, как действует на человека леденящее прикосновение дула к виску! Она знала, что ужас сковывает тогда покрепче любых кандалов, а потому не стеснялась, все сильнее прижимая дуло к побелевшему, покрытому испариной виску Хьюго.
– Покрепче, – велела она, увидев, как трясутся у Флоры руки. – Покрепче, говорю тебе! Мне кажется, этот молодец большой умелец убегать из-под замка, поэтому не стоит давать ему новых возможностей. Так, хорошо. А теперь ложись на живот. – Она покрепче ткнула Хьюго, и тот послушно рухнул плашмя. – Флора, вяжи ему ноги, да не жалей. Ну, все?
Флора обратила к ней молящий взор, но не двинулась с места. Марина с досадой взглянула на устрашающий револьвер – Флора явно считала себя тоже пленницей! – и сунула его за пояс так ловко, словно проделывала это каждый день раз за разом. Впрочем, револьвер изрядно мешал, а потому она положила его на землю под телегою, а сама зарылась руками в ворох соломы, почти тут же нащупав что-то теплое, мягкое, недвижимое. Это была детская ручка…
У Марины подкосились ноги. Алан. Это Алан. Линкс достал его.
Убил!
Не веря себе, она рванула ребенка из телеги – и едва удержала его, когда он вдруг испустил истошный крик и забился в ее руках.
Флора, доселе замершая олицетворением ужаса, вышла из столбняка и подхватила Алана. Зачуяв ту, которую считал матерью, он мгновенно перестал орать. Сталкиваясь руками, Марина и Флора торопливо ощупали его, расстегнув одежки, но не обнаружили ни царапины.
– Кого же тогда?.. – пробормотала Марина, но не договорила, потому что Флора, ахнув, вдруг сунула ей Алана в руки и принялась расшвыривать солому.
Алан возмущенно завопил, но Марина с такой силой прижала его к себе, что он пискнул, поперхнулся и умолк, верно, от удивления, светлыми заплаканными глазенками разглядывая незнакомую женщину и насупившись. Но Марина только наскоро чмокнула его в тугую щечку и, тетёшкая, как безотчетно начинают тетёшкать женщины ребенка, едва он попадет к ним на руки, неотрывно глядела на Флору, не в силах понять, почему теперь, когда ясно, что Алан цел и невредим, она продолжает плакать и почему на ее лице такое отчаяние.
– О боже мой! – хрипло выдохнула Флора и, став на колесо, проворно вскочила в телегу. – О… о нет!
Марина перегнулась через край, ближе, глянула – и едва не выронила Алана.
На дне телеги, среди окровавленной соломы, лежал Джаспер.
* * *
Флора закричала так, что у Марины зазвенело в ушах, а насмерть перепуганный Алан уткнулся ей в шею и даже, кажется, дышать перестал. Как ни странно, именно это прикосновение теплого, зареванного личика успокоило Марину, у которой тоже упало от ужаса сердце, и придало ей сил.
Она расцеловала Алана, отчего тот малость приободрился и даже улыбнулся, и сунула его в солому. Алан раскрыл было рот для нового крика, но тотчас передумал и, сунув палец в рот, принялся с интересом наблюдать за Мариной, которая тоже взобралась на телегу и с усилием стащила Флору с тела Джаспера, на которое та рухнула, обеспамятев от ужаса.
Пучком соломы она отерла грудь и плечо Джаспера, рванула окровавленный рукав – и с облегчением перевела дух: лезвие прошло сквозь мышцу левой руки у плеча, может быть, задев кость, но рана явно была не опасна. Конечно, еще несколько дюймов правее, и Линкс убил бы Джаспера на месте. Сейчас он, вероятно, лишился чувств от боли. Марина ощупала его лицо и удивилась: несмотря на свою изжелта-мертвенную бледность, кожа Джаспера казалась раскаленной. У него был страшный жар! Неужели от раны? Однако она ведь только что нанесена…
Впрочем, думать над этими странностями у нее не хватало времени: из раны сочилась кровь, и ее следовало как можно скорее остановить.