— Фотографии у нее взяли для выставки, — гнул свое Питер. — Чему была посвящена выставка? Жизни конца девятнадцатого века? В ее письме не указаны ни дата, ни место, но это должно было происходить где-то в шестидесятых, и, возможно, нам удастся выяснить, кто их у нее попросил. Практически никто не знал, что Грейс фотографировала с такого давнего времени. Это, по идее, должен быть кто-то, кого она знала со времен Дании. Ты можешь вспомнить какие-нибудь имена, упоминаемые в дневнике Северины в связи с фотографией? Может, там разъяснялось, почему Виктор не любил фотосъемку? И не назывались ли там другие фотографы из того поселка, где жили Грейс со Свеном? Я думаю, что даже если оригиналы были уничтожены, мы могли бы раздобыть копию выставочного каталога.
— Нет смысла ничего раздобывать. Там явно запечатлено такое, чего они не хотели разглашать.
Питер покачал головой в ответ на, как ему казалось, нежелание Фрейи его понять.
— Грейс ведет нас в правильном направлении. Все, что нам нужно сейчас сделать, так это сесть на копенгагенский речной трамвай и доехать до конечной.
— Давай не будем. Давай пойдем куда-нибудь пообедаем. В этот раз угощаю я.
— Фрейя? Неужели я это слышу? Как тебе может быть неинтересно?
— От самой южной остановки речного трамвайчика рукой подать до новой Королевской библиотеки. Это центральное хранилище всей информации, которая тебе может понадобиться об истории и культуре Дании и по многим другим темам.
— Я по-прежнему не думаю…
— Терпение, мой дорогой Ватсон.
Однако сам Питер едва ли был воплощением терпения, когда шагал по трапу в направлении огромного наклонного силуэта «Черного алмаза».[64]
— Грейс действительно пообещала хранить секрет Северины, но я думаю, они, возможно, надеялись, что мы обнаружим его сами.
Даже когда он открывал перед ней дверь библиотеки — по-прежнему являя собой образец хороших манер, — Фрейя учитывала, что от нее могут ожидать ответных любезностей. И отступала аналогичным образом, позволяя Питеру быть впереди в решении задачи. Он с большей готовностью примет результаты, если сам обнаружит источник. Держаться позади ее заставляло еще и растущее беспокойство: что бы они ни нашли, это могло вызвать новые сомнения и опять изменить перспективы на продажу картин.
В глубине лабиринта черных окон она смотрела, как Питер изучает электронные экраны с информацией о библиотечных фондах по исторической и документальной фотографии. Погрузившись в работу, он лишь время от времени бросал ей несколько слов, когда мелькал какой-нибудь вселяющий надежду источник. Даже сейчас ей нравилось наблюдать за ним, настолько поглощенным в работу.
Наконец они добрались до каталога, озаглавленного: «Дания через объектив: фотография 1840–1911 гг.». Коллекцию составил Йоханн Моллер, и, по крайней мере, фамилию такую можно было найти в дневнике Северины в связи с журнальной статьей о фотографии. Может быть, этот Моллер — отец того, по имени Адам, который был знакомым Свена? В «Дании через объектив» не было записи «Риис» в указателе. Но они, правда, нашли ссылки на две фотографии под именем Г. А. ван Дорен. Фрейя увидела, как Питер зашел на указанную страницу, и услышала, как он тихо вскрикнул от увиденного.
Северина Риис стояла перед мольбертом, в объемном рабочем халате поверх длинного платья, с кистью в руке наготове, а в полотне позади нее нельзя было не узнать «Три двери». Только теперь Фрейя поняла, что они никогда не видели ее лица. Ниже сообщалось:
«До 1908 года женщинам-художницам не разрешалось поступать в Королевскую академию Дании, как их коллегам-мужчинам. Поэтому им приходилось искать другие формы обучения, такие как частные уроки или женские художественные школы. Фото: Г. А. ван Дорен (1906)».
— Я не знала, что произойдет, если это выплывет, — произнесла Фрейя, чувствуя волнение в груди. — Мы все еще можем…
— Ты знала! — обвиняющим тоном воскликнул Питер.
— Орхидеи, — объяснила она терпеливо. — Существует связь между ними и детскими набросками, о которых Северина рассказывает в дневнике. Когда они со Свеном были детьми и с легкой дядиной руки соревновались, рисуя ботанические образцы, которые его коллега привозил из своих экспедиций. Помнишь? Ну так вот, растение на картине то же самое. Epidendrum oerstedii.
— Но… так… почему… как это привело тебя к мысли, что картины Рииса нарисовала она?
Фрейя сделала глубокий вдох.
— Я думаю, растения — это своеобразная подпись. Хотя Виктор и подписал эти полотна, изображение белой орхидеи в пустой комнате означает, что картина принадлежит ей. Если цветок там, значит, это работа Северины. Она исчезает с картин потому, что начинает создавать их.
Питер заговорил медленнее:
— То есть ты хочешь сказать, что мы неправильно на все это смотрели. Получается, Виктор не просто прекратил рисовать ее; ты думаешь, он перестал…
— …рисовать совсем? Нет, это были бы поспешные выводы, — ответила Фрейя, чувствуя облегчение оттого, что больше не нужно держать свое открытие в тайне. — Поздние работы могут принадлежать как ему, так и ей. Виктор мог продолжать работать, но уже не в таком безумном ритме; он мог заниматься той второй профессией, как хотел, обучать молодых художников. Но что-то ему пришлось оставить. Чрезмерная работа и стресс, до которого он себя довел, почти разрушили его спину и нервы. Неврастения. Северина очень прямо говорит об этом в дневнике. Ее муж был убежден, что больше не сможет рисовать.
— Но мы проигнорировали это предложение, такое неприкрытое, — медленно произнес Питер, — из-за всех картин Рииса, которые были написаны впоследствии. Казалось, он, наоборот, продолжал работать усиленными темпами до конца жизни. Ведь в течение многих лет после его смерти она приносила и продавала картины, которые предположительно написал он. Но, учитывая, что он все еще был жив, ты думаешь, Виктор добровольно ставил свою подпись на ее картинах? Зачем ему это делать?
— Они договорились, что Северина будет прикрываться его именем и репутацией. Риисы ведь занимали определенную нишу в обществе с весьма традиционными взглядами. Само собой, мать Виктора крайне не одобрила бы такое, да и их покровитель, советник Алстед, ведь для этих людей все держалось на том, что Виктор художник, а она его муза. Кроме того, они испытывали стесненность в средствах. За картины с его именем можно было выручить больше.
«Как и сейчас», — добавила она про себя, закрыв глаза и мысленно прося прощения у Софии.
— Так, подожди. Значит, когда она идет повидать Соде и Мелдаль, что, по-твоему, там происходит?