внимательным, задумчивым взглядом строгих серых глаз, откинувшись на спинку стула в развязной позе и сложив руки на груди, он смотрел на нее… смотрел на нее…
Шок, шок, Женя не могла даже шевельнуться, сходя с ума от пылающего факела внутри себя, от бешеного стука сердца, от которого даже изображение перед глазами прыгало, как полоумное, от сдавившего до глубокой боли чувства в груди… Вдыхай, Женя, вдыхай, ты же умрешь! Но ей казалось невозможным сделать вдох или выдох – тело парализовано, она убита, убита, мертва…
А Сергей все смотрел и смотрел, не отрываясь, напряженно хмурясь и отчего-то злясь – Женя подумала, что это она опять что-то не так сделала или делает… Ну конечно, он злится на нее! На что еще-то? Он не отвел глаз, даже когда Вика, проследившая за тем, куда он смотрит, наклонилась к нему и, нежно улыбнувшись, что-то зашептала ему на ушко, а ее руки, руки… Женя, дыши, дыши, слушай свой внутренний голос! Да не страдай ты так, дурочка, ты не знала, что ли, что Сергей и Вика миллион раз спали друг с другом у него в кабинете, а может, и дома?
Она не могла смотреть, что делали под столом руки Вики, поэтому с болью отвела взгляд, чувствуя, что ей нужна срочная реанимация, перезарядка или она разорвется на мелкие-мелкие острые осколки…
Гневно взглянув на Краснохатова, ощущая его вонючее дыхание и пошлый взгляд на своих губах, Женя вскочила на негнущиеся ноги и торопливо вышла из-за стола, быстро проговорив Павлу:
– Нет, спасибо, Павел Юрьевич, у меня еще масса дел. Мне нужно на кухню, уточнить по количеству оставшихся закусок и насчет горячего…
– Стой, Женечек, ну ты куда?.. – запинаясь, проговорил Павел, а Женька уже летела в сторону кухни, мечтая убежать из этого места как можно дальше, бежать и бежать, не останавливаясь.
*** «Минус»
Сергей долго искал ее глазами по залу. Черт возьми, он летел на этот корпоратив, гонимый лишь одной мыслью – увидеть рыжую Женю Зябликову, спросить о дне рождения ее сестренки, о том, понравился ли ей подарок, о работе… Да не важно, о чем, главное – говорить с ней, слышать ее голос, видеть улыбку…
Он ненавидел себя за то, что все три дня в командировке не думал ни о ком, кроме нее, вспоминая ее странные глаза, ее веснушки, ее кудряшки и длинные, стройные ножки… А еще вспоминая этого самого Игоря, которого Женя ласково называла «своим», что приводило Сергея в зверское бешенство… Он бы убил его собственными руками, не задумываясь, быстро, легко!..
Ему нельзя. Нельзя было позволять себе увлечься Женей. У него были особые обстоятельства, и такое увлечение, а не просто игра, могло сломать ему жизнь… Он никогда не думал, что можно так зависеть от кого-то… Что целыми днями живешь только мыслью об этом человеке, вспоминаешь, представляешь, волнуешься… Злишься, злишься, злишься… Сергей всегда воспринимал всех женщин на земле как объекты для реализации собственных желаний. Ему и дела не было до их чувств и эмоций. Он считал их глупыми куклами, фальшивками, которым нужен богатенький, самодостаточный и очень влиятельный «папик», ради которого они на все готовы…
Как в случае с Викой, Леной и другими девушками, игравшими по его правилам, но при этом отчаянно пытающиеся скрыть то, что они привязались к нему, что они влюблены в него…
И даже сейчас, когда он пришел, Вика не упускала шанса поддразнить его тело и показать всем, какое место она занимает в его жизни… Только бедняга не знала, что Сергей в любую секунду легко и бескомпромиссно, безжалостно закроет для нее дверь, оборвав всяческие контакты…
Он ужасно нервничал, сердился на себя за это, пытался отвлечься, но ничего не мог с собой поделать… Он искал взглядом только Женю.
И он нашел ее. Сергей с трудом сглотнул, чувствуя, как проклятый жар разливается по его напряженному телу. Он ничего не слышал – что там ему говорили Вика и Павел – он только смотрел на нее…
И считал самой красивой на свете.
Странно… Как он раньше мог раздражаться на нее и думать, что она уродлива, глупа, нахальна и бесцеремонна? Он терпеть не мог рыжих… Но сейчас смотрел на ее аккуратную прическу, какое-то изящное, замысловатое плетение, украшенное чем-то блестящим, смотрел на рыжую кудряшку, падающую ей на лицо, и понимал, что в жизни не видел ничего прекраснее этих волос, отчаянно желая зарыться в них руками, потянуть за них, пропустить через пальцы… Он видел ее нежный профиль лица, яркую, белозубую улыбку, странные сиреневые глаза, сияющие чем-то невероятным, каким-то ясным светом, немного детским, наивным, но… Ему ужасно нравилась ее наивность.
Сергей медленно скользнул жадным взглядом по ее изящной шее, к платью… Гипюровое, синее, короткое, черт подери, зачем такое короткое?!? Все же смотрят на ее ножки, ножки, ножки, на ее коленочки, округлые бедра…
Разум Сергея отказывался подчиняться, он с трудом держал себя в руках, не имея сил оторвать глаза от Жени, да, той самой, да, рыжей, да, раздражающей… Но сейчас такой притягательной для него, что он был растерян, напуган и подавлен, совершенно не зная, как быть.
Сережа выругался про себя, стиснув кулаки и чувствуя взрыв ярости: он впервые был не уверен! Он впервые в жизни не знал, что ему делать с женщиной, как заговорить, как скрыть то, что он сейчас, как осел, таращился на ее тонкую талию и кое-что пониже, представив, как это «что-то» сидит у него на коленях, и повиснув на волоске от огненного взрыва.
И вот поэтому он просто сидел и изучал ее, мечтая, чтобы она посмотрела в его сторону, но… К его невероятной злости, она не смотрела. Специально? Случайно? Сергей не знал, но он видел, что Женя ужасно нервничает, вроде как и улыбается, и смеется, но будто ее вынуждают к этому… Ее глаза не горели той искрой, что несколько дней назад, а выглядели усталыми и потухшими… И ему это не нравилось.
– Ладно, Сережа, я пошел… Надо воспользоваться моментом и снова попытаться приручить эту сладкую кису… – услышал он сбивчивый, разгоряченный алкоголем и собственными мыслями голос Краснохатова слева от себя. – Ты только глянь на эти ножки! Если бы она только согласилась уединиться со мной вон в той комнатке… Моя девочка… – промурлыкал Павел и, встав, нетрезвой, чуть шатающейся походкой направился…
Сергей замер, ощутив бешеный щелчок внутри себя и просто мгновенно разъярившись, едва сдерживая свое бешенство. Краснохатов, черт бы тебя