Читать интересную книгу Общая психопаталогия - Карл Ясперс

2. Метод объективного исследования отказывается от интуитивного понимания и направлен на установление связи между отдельными точно определенными физическими конфигурациями и чертами характера. Это осуществляется исключительно на основании подсчета частоты совпадений. Задача состоит вовсе не в обнаружении каких-либо существенных связей — таковых обнаружить вообще не удается, то есть никакие психически значимые реалии не выявляются, — а в установлении статистических корреляций. Если даже небольшое число эмпирических случаев физического облика не удается ассоциировать с ожидаемым психическим типом, — а тем более если они ассоциируются с каким-либо иным или противоположным типом, — любые существенные, необходимые связи между физическим обликом и характерологией человека должны быть исключены или, во всяком случае, поставлены под сомнение. Статистические корреляции лишь выдвигают дополнительные вопросы, но отнюдь не проливают свет на истинную природу взаимосвязи.

Представляется, что обнаружить точную корреляцию на основании одной только статистики невероятно сложно, поскольку ни физические формы, ни характеры не поддаются однозначному измерению и исчислению, они доступны нашему обозрению лишь в виде типов. Типы эти, однако, не являются родовыми понятиями, и соответствующая типологическая классификация не может быть безусловной и однозначной. В чистой форме такие типы встречаются крайне редко: обычно приходится иметь дело со «смешанными» разновидностями. Типологическую классификацию мы используем лишь как инструмент для приблизительных измерений, а не как набор точно сформулированных и реальных категорий, к которым отдельные случаи либо относятся, либо нет. Даже в применении к «смешанным» случаям не могут быть осуществлены такие измерения. которые позволили бы определить пропорциональное соотношение различных типов: как видим, ситуация выглядит совершенно иначе, чем, скажем, в случае измерения содержания белка в моче и т. п. Подсчеты — это нечто слишком точное, а в сфере физиогномики нет ничего исчислимого. Весьма высока вероятность того, что различные наблюдатели, не находящиеся в контакте друг с другом, применительно к одному и тому же материалу придут к разным выводам. Как бы то ни было, мы в данном случае имеем дело не с физиогномической проблематикой, а с той разновидностью исследования, которая заинтересована в обнаружении связи, скажем, между диабетом, базедовой болезнью или туберкулезом с одной стороны и шизофренией — с другой. Единственное различие состоит в том, что в последних случаях связь может быть точно исчислена — тогда как в применении к соотношению физического строения и характера это невозможно. Возможно, за всеми этими бесплодными исследованиями кроется все еще не познанное, но сообщающее им специфический оттенок «нечто»: но даже если нам, при помощи первого из охарактеризованных здесь подходов, удастся обнаружить этот фундаментальный фактор, не следует ожидать, что он окажется доступен количественному и точному исследованию.

Описанные только что пути исследования абсолютно гетерогенны в методическом отношении. Первый путь поначалу широко открыт для самых разнообразных интерпретаций, использующих телесные конфигурации в качестве символов: но затем он опасным образом сужается и заводит в тупик предвзятых классификаций, однозначных утверждений и банальностей. Второй путь, состоящий в объективном изучении исчислимых факторов, по ходу действия утрачивает определенную форму: несмотря на достигнутую меру точности, исследователь оказывается ограничен набором простейших элементов, бесконечных корреляций и постоянно умножающихся данных, которые так и не сообщают ничего нового. Символическая суть физиогномического исследования требует подтверждения в виде какого-либо точного анализа, но в ходе такого анализа не удается достичь ничего конструктивного. Подходящим материалом для физиогномического исследования могли бы быть простые, объективные факторы, но им часто недостает хоть сколько-нибудь очевидного символического значения.

В настоящей главе мы ограничимся лишь первым подходом, полагая его единственным по-настоящему физиогномическим. Мы поразмыслим над этим удивительным в своем роде способом рассмотрения тела, головы и рук. Физиогномические суждения бывают основаны на данных трех родов:

1. Единичные формы. Единичные признаки обычно понимаются как характерологические симптомы, «знаки», на основании которых мы сулим о сущности данного человека. Как правило, область физиогномического исследования кончается именно здесь; но стремление развить ее в этих пределах до степени позитивной науки приводит к абсурду. Любые утверждения, сделанные в рамках исследования единичных форм, очень скоро опровергаются действительным опытом. Кроме того, достаточно нелепое впечатление производит убежденность, будто характер человека может проявить себя через грубую, измеримую форму: ведь характер — это прежде всего высокодифференцированные структуры, не подчиняющиеся простым и однозначным концептуальным формулировкам.

2. Вместо того чтобы использовать «знаки» в качестве симптомов человеческих качеств, мы внутренне поддаемся воздействию осмысленных форм. Мы погружаемся в морфологическую целостность, из которой ничего нельзя вывести, но которая позволяет непосредственно увидеть нечто, относящееся к сфере психического и выявляющееся в виде естественного единства головы, рук и тела, видимого нашим внутренним взором. В ситуациях подобного рода едва ли приходится говорить о научном определении или сообщении; скорее речь должна идти о портрете, о представлении в художественной форме. Такое представление касается едва заметных, почти неосязаемых отклонений, способных изменить комплекс отражающихся на лице «характерологических» признаков; оно охватывает свойства, которые невозможно «уловить» математическими и рациональными методами и которые доступны только взору художника, легко поддаются шаржированию, но не оказывают существенного воздействия на характер в целом. Несомненно, физиогномическому исследованию — по меньшей мере, в настоящее время — научить невозможно; тем не менее благодаря художникам мы обладаем неисчислимым количеством физиогномически характерных портретов, типизаций, неконцептуализированных смыслов. Вплоть до настоящего времени видение формы не удается примирить с измерением количества или пропорций. В случае грубых соотношений измерение выглядит более надежно, чем наша собственная оценка; но для тонких морфологических соотношений, с которыми мы имеем дело в физиогномике, глаз служит несравненно более чувствительным и точным инструментом.

3. Наконец, в телесных конфигурациях есть значение, которое выходит за райки психологии. Это значение улавливается художником, который преобразует телесные конфигурации согласно собственному внутреннему видению, избирая преувеличенные, раздутые, искривленные, угловатые формы, но при этом вовсе не стремясь к карикатурному изображению преувеличенно выраженных душевных свойств. Человеческая форма вписывается в универсальную символику всех форм и конфигураций мира; человек рассматривается уже не столько в своем психологическом, сколько в метафизическом значении, физиогномия утрачивает всякое значение, но это отнюдь не снимает необходимости научно решить вопрос о том, где и как следует провести черту, отграничивающую специфический символизм человеческой души, выявляемый в рамках физиогномики, от универсального, метафизического символизма Космоса. Именно из-за нерешенности данного вопроса человеческая физиогномика, как наука с определенным набором устойчивых понятий. все еще кажется столь сомнительной.

Эмпирически значимое исследование физиогномики может быть осуществлено только в той области, о которой говорится в пункте 2, — то есть в области символизма морфологических целостностей. Здесь мы можем попытаться разработать. методическое теоретическое и практическое учение физиогномического видения человека, или учение о том, что значат определенные физиогномические признаки с точки зрения содержания психической жизни.

Что касается методического аспекта, то врожденная способность усматривать осмысленные формы может культивироваться благодаря специальным упражнениям, направленным на оттачивание видения с помощью описаний, а также благодаря таким методам, как использование схематических изображений и тщательно отобранных и дополняющих друг друга фотографий, анализ творчества выдающихся художников. развитие способности наблюдать за поведением живого организма и — при возможности — измерять его: ведь несмотря на то, что числовые данные сообщают нам скудную информацию, они предоставляют хорошую возможность для осмысления нашего видения объектов. Постоянным вознаграждением за такой методический подход служит приумножение фактического опыта наблюдателя, не перестающего всякий раз убеждаться в неисчерпаемости данного способа постижения сущности человека. Его видение человеческой природы расширяется — даже несмотря на то, что объем собственно научного знания при этом по существу остается тем же. Он приобретает знание если не в концептуальном, то, во всяком случае, в зрительном смысле.