— за то, что не хочу, например, чтобы Кэм выпил еще пива. Мали называет это, когда ее спрашивают, когда у нее в последний раз был секс, и она отвечает буквально сразу после этого. А Хейс даже не выбирает правду или действие. Он просто говорит это, как только произносят его имя.
Поскольку Эйден уже выбыл из игры, отказавшись прыгать через костер, остаются только Оуэн и Кэм. И теперь очередь Оуэна.
Все понимают, что это его единственный шанс. Выражение лица Кэма говорит о том, что у него уже есть что-то безумное, что заставит Оуэна отказаться от участия, так что если Оуэн не сможет заставить Кэма впервые в жизни назвать себя цыпленком, Кэм останется непобежденным.
Кто-то может назвать это впечатляющим, но я называю это отсутствием стыда.
— Хм, — говорит Оуэн, поглаживая свой подбородок, глядя на Кэма. Когда он наконец что-то решает, он садится и наклоняется вперед. Его руки лежат на коленях, и он ухмыляется. — Я предлагаю тебе поцеловать Мали.
Я нахмуриваю брови, задаваясь вопросом, какого черта он тратит возможность на что-то подобное, но уверенное выражение исчезает с лица Кэма. Он смотрит на Мали, а затем на свое пиво. Слышен только треск костра, пока Кэм не выдыхает.
— Цыпленок.
Его голос звучит так низко, что я почти думаю, что мне это показалось, но то, как Оуэн торжествует, говорит мне, что это не так. Я никогда не думала, что увижу день, когда Кэм проиграет в «Правду или действие». Я буквально видела, как он открывал дверь туалета в ресторане со штанами на лодыжках и кричал, чтобы ему принесли туалетную бумагу, прикрывая член руками. Ему просто наплевать. Так было всегда.
У меня в голове вертятся только три варианта. Либо он просто отдал Оуэну игру просто так, либо у него есть девушка, о которой я не знаю, и он не хочет изменять ей, либо у него есть какие-то чувства к Мали.
Но если бы это было последнее, разве бы он не ухватился за возможность поцеловать ее, вместо того чтобы бросать игру?
Эйден встает. — К черту, я сделаю это.
Он делает шаг в сторону Мали, но Кэм действует быстро и поднимает ногу как раз вовремя, ставя подножку и отправляя его лицом вниз на землю.
— Оставь бедную девочку в покое, — говорит Кэм Эйдену. — Никому не нужен твой герпес.
Мы все смеемся, и Мали выглядит благодарной за спасение. Но есть в ней и что-то еще, чего я, кажется, не могу уловить.
Огонь потух, когда все начали уходить, и, обрызгав яму из шланга, Кэм направился внутрь. Я бегу в свою комнату, чтобы взять кое-какие вещи, пока Мали ждет меня снаружи. Так будет безопаснее, если я переночую у нее дома, а не буду рисковать тем, что Хейс постучит по моему мансардному окну, когда не сможет уснуть.
Но когда я выхожу за дверь, я вижу, как он направляется к своему грузовику.
Меня охватывает паника, и я чуть не роняю свои вещи, когда бегу к нему. Как только он садится за руль, я протискиваюсь между ним и грузовиком.
— Какого черта ты делаешь? — рычу я, вырывая ключи из его рук, так как он застыл на месте. — Ты пытаешься убить себя? Или кого-то еще, если на, то пошло?
Он опускает глаза, имея хотя бы немного разума, чтобы устыдиться. — Я просто пытаюсь дать тебе свободу.
Я тяжело вздыхаю. — Я ценю это, но я ночую у Мали, так что все в порядке. Просто иди спать в комнату Кэма.
Но он не двигается. — Я не могу этого сделать.
Что? — Хейс, я серьезно, — настаиваю я. — Ты не можешь ехать домой. Ты слишком пьян. Так что иди в дом и ложись спать.
— Я не могу. — На этот раз его голос звучит немного громче, а я слишком измотана для этого спора.
— Почему бы и нет? Ты делал это миллион раз. — Я разворачиваю его и подталкиваю в направлении дома. — Ты можешь поехать домой первым делом утром. Просто иди немного поспи.
— Я же сказал тебе, я не могу! — кричит он. — Ты что, не понимаешь? Все в этом доме напоминает мне о тебе! Я не могу так мучить себя!
— Тсс! — говорю я, закрывая ему рот рукой и оглядываясь вокруг, чтобы посмотреть, мог ли кто-нибудь его услышать. — Ты что, с ума сошел? Кэм собирается тебя услышать.
Его пальцы обхватывают мое запястье, и он отдергивает мою руку. — Пусть! Мне больше нет дела до этого!
С каждым словом, слетающим с его губ, он становится громче. И если бы я думала, что он знает, что говорит, я бы, вероятно, просто стояла в стороне и наблюдала за разворачивающимся хаосом. Но он этого не осознает этого. И я не могу стоять в стороне.
— Все это, блядь, не имеет значения, когда я—
Я закатываю глаза, хватаю его за шею, притягиваю к себе и прерываю его тираду поцелуем. Когда его губы прижимаются к моим, он вздыхает и тут же расслабляется. Как наркоман, который наконец-то получил свою дозу.
Когда он поцеловал меня в тот день, я оттолкнула его, зная, что это будет последний раз, когда я почувствую его губы на своих. И это было чертовски больно, но я справилась.
В этот раз все еще хуже: я чувствую боль от того, что вновь открываю свежую рану.
— Садись на пассажирское сиденье, — говорю я ему, отстраняясь. — Я скоро вернусь.
Он кивает, но, видимо, это плохая идея, потому что его глаза расширяются, и он показывает один палец. Я смотрю, как он идет к кустам, и успевает как раз вовремя, чтобы выблевать на землю все пиво, которое он пил всю ночь.
Не могу сказать, что я не знал, что это произойдет.
После того как он закончил, он вернулся и пробормотал извинения, прежде чем сесть в свою машину. Я делаю глубокий вдох и иду туда, где Мали ждет меня возле своей машины.
— Так ты ночуешь у него дома? О чем вы говорили?
Я оглядываюсь на Хейса и качаю головой. — Просто следуй за мной, хорошо? Я должна отвезти его домой.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — спрашивает она, зная, что я не хочу оставаться с ним наедине.
— Нет, — отвечаю я честно. — Но я все равно собираюсь это сделать.
— Хорошо. Я буду прямо за тобой.
Мали отпирает свою машину и садится в нее, а я возвращаюсь к грузовику Хейса. У меня уходит минута на то, чтобы отрегулировать сиденье, но мне удается это сделать. Когда