ворили, улыбался, но ничего не слышал — их старческие голоса были подобны шуму листвы, плеску воды, шелесту дождя.
Он не помнил их голосов.
И они уходили, на прощание немо шевеля губами.
Порой он все-таки что-то слышал. Вздрагивал, вздергивал голову, оглядывался, пытаясь понять, откуда донесся шум. Встре-воженно выглядывал в окно. Если ничего там не видел, выходил на улицу.
Возможно, ему чудились эти звуки.
А быть может, он слышал нечто, недоступное остальным.
Он не знал.
Иногда на улице к нему подкрадывались со спины дети, кричали на ухо что-нибудь, заливались смехом, убегали. И он радовался их веселью. Радовался тому, что еще что-то слышит. Что-то помнит…
За окнами только еще вечерело, а в комнате было уже совершенно темно. Лишь перед самой печью лежало на полу светящееся алое пятно, словно лужа света. И пылало лицо старика.
Он вдруг уловил какое-то движение на периферии зрения. Показалось, что во тьме рядом ходит кругами безликая тень. Он вздрогнул, резко повернул голову.
Из угла таращились на него с пола блестящие бусинки любопытных глаз.
Старик осторожно приподнялся, стараясь не спугнуть гостью. С шестка, где у него сушились сухари, взял двумя пальцами жесткую колючую крошку. Опустился на колени, медленно протянул руку. Сказал, не слыша себя, но помня, как должны звучать эти слова:
— Смотри, что у меня есть… Ну же… Бери… Боишься меня, что ли?..
Крохотный серый комочек выкатился на свет. Тек улыбнулся.
— Откуда ты тут взялась? А зовут тебя как?.. Наверное, нет у тебя имени. Но я придумаю. Обязательно придумаю…
Он тянулся вперед, медленно клонился, упираясь в пол свободной рукой. Он уже почти лег на живот, и тут мышь, набравшись смелости, взбежала ему на ладонь, одним махом сгрызла скромное подношение и бросилась наутек в свой угол.
— Вот и хорошо… — Старик улыбался. — Хорошо… Приходи еще… Обязательно приходи…
Ему казалось, что он слышал, как тихонько цокали по половицам крохотные коготки.
Глава 29
Обоз разрастался.
В начале пути он состоял лишь из трех санных упряжек, но уже через два дня возов стало втрое больше. Крестьяне, встретившись на дороге, старались держаться вместе. Так и путь становился веселей, и — случись что — сподручней было управляться с неприятностями: починить некстати сломавшиеся сани, сдвинуть рухнувшее, перегородившее дорогу дерево, проторить засыпанный вьюгой путь, отбиться от стаи волков или от лихих людей.
Везли всякое — разрубленные мороженые туши, свиные и говяжьи, звериные меха и птичий пух, зерно и овощи, разное тряпье, корзины, рыбачьи сети, сено, муку. Кое-кто, не добравшись до базара, уже торговался. Прямо в пути заключались первые сделки — хлеб меняли на мясо, шкуры — на рыбу, сети — на стальные ловчие петли.
Денег почти ни у кого не было. За ними-то и ехали в город. Но не только деньги нужны были крестьянам. Также требовались лопаты, топоры, косы, серпы, ножи, всякая домашняя утварь — творения рук городских ремесленников и кузнецов. Думали накупить всякой материи, а если торговля будет удачная, то и готовой одежды — у городской одежи покрой модный.
На вооруженных Малыша и Буйвола крестьяне посматривали с уважением. На привалах всегда первыми приглашали к костру, к трапезе. Не требовали ни денег, ни участия в повседневных делах, таких, как сбор дров или мытье посуды, обязательных для всех прочих.
Айхия не могла бездельничать. Она постоянно что-то делала, кому-то помогала — разводила огонь, готовила еду, подтягивала упряжь. Даже в пути она находила для себя какое-нибудь Дело — держа иглу в зябнущих пальцах, штопала чью-нибудь одежду, точила ножи, перебирала крупу. Крестьяне уважали ее. И не только за трудолюбие, но и потому, что не раз замечали, с каким обожанием смотрит на нее воин с мечом.
Оживившийся Хатук успел перезнакомиться со всем обозом. Даже лошади узнавали паренька, тянули к нему морды, когда он оказывался поблизости, и у него всегда находилось угощение для животных — подсоленная корочка хлеба, или огрызок подмороженной моркови, или что-то другое, не менее лакомое…
Размеренно двигался обоз по санной дороге, ровной, словно отутюженной.
Только зимой, по крепкому льду, могли местные крестьяне большим обозом перейти Великую Реку. Только зимой открывался для них прямой путь в большой мир.
Под вечер остановились на ночлег. Собрали лошадей вместе, выпрягать не стали. Поставили животных в круг, мордами друг к другу, санями наружу — отгородились. Боялись — в недалеком лесу, тянущемся вдоль дороги, то приближаясь, то отступая, весь день напролет мелькали тени, а как стало темнеть, поплыл над деревьями вой и засверкали меж стволов зеленые искры волчьих глаз.
Дров натаскали много, запалили три больших костра с разных сторон. Но собрались возле одного, там, где сидели молчаливые бойцы, где тихая девушка деревянным черпаком помешивала в котле кашу и где улыбчивый паренек, мотая на указательный палец прядь седых волос, рассказывал веселые истории про рыжих степных волков.
— …Все это правда, — приговаривал Хатук. — Так мне рассказывал наш всезнающий староста, Халтет…
Крестьяне сдержанно посмеивались. Вспоминали свои сказки про длинноухого оленя и рогатого зайца, про слепого филина и сороку-обманщицу.
А волки все выли в лесу, собираясь в стаю. Только огонь и громкие человеческие голоса удерживали их от нападения.
— Сегодня спать не будем, — переговаривались меж собой люди, посматривая на воинов, тихо что-то обсуждающих. — Выспимся в дороге. Днем…
Мутная пелена, словно густая паутина, заволокла небо. Тусклое пятно попавшей в тенета луны колыхалось над черной полосой леса. Звезд не было видно.
Айхия объявила, что каша готова. Потянулись к котлу руки с медными мисками и деревянными тарелками. Застучал черпак. Сначала еду передали бойцам. Потом к трапезе приступили все остальные. Стихли разговоры, только слышалось сопение и чавканье. И шепот двух воинов:
— …верный способ обмануть судьбу — покончить с собой. Но я так не могу.
— Значит, ты не отступился?
— Нет.
— И что ты задумал?
— Увидишь.
— Ты уверен, что поступаешь верно?
— Да… Теперь я все продумал. Все должно получиться. Я отберу у Локайоха то, что так ему необходимо. И тогда наконец-то все закончится. Можно будет спокойно жить и ни о чем не думать.
— И жил бы себе спокойно. Но ты сам себя этим мучаешь.
— Скоро… Совсем скоро… Отступиться я уже не могу. Не могу сдаться.
— Ты упрям.
— Как осел?
— Еще упрямей. Еще хуже…
Айхия присела рядом с Буйволом, спросила:
— Вкусно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});