и словами. Его гордостью была татуировка волка, которую он показывал всем и рычал. Не знаю, почему он так был повернут на этом, но, видимо, этот зверь был для него чем-то важным в прежней жизни… очень важным.
Кай внимательно смотрит на меня.
— Я вот вспомнила сейчас о нем, и задалась вопросом. А что помнила бы я, будь на его месте? Что у меня настолько сокровенного, дорогого и яркого? Ты знаешь, ответ пришел сразу, — и снова этот горький смех. Никак не могу его сдержать.
— Даже задумываться не пришлось. Ты, Кай. Даже если бы мой мозг стал похож на протухший кусок мяса, если бы осталась всего пара рабочих извилин… я бы своего имени не помнила, но твое имя я бы помнила всегда, — поворачиваюсь к нему, впервые за все это время смотрю в его глаза. — Эти две извилины помнили бы и знали лишь мою любовь к тебе, Кай…
— Так я здесь, Ева, — его голос хриплый, ломаный. Мне кажется, он даже дышать перестает.
— Не могу, — опускаю глаза, смотрю на дрожащие кисти рук. Голос дрожит, слезы глаза застилают - первые сильные эмоции после больницы. Я бы порадовалась этому, если бы не было так больно.
— Не могу, Кай. Я просто больше такого не выдержу… Если ты снова бросишь меня…
— Я не отпущу тебя никуда.
Обойдя стол, он опускается передо мной на колени, пытаясь заглянуть в глаза. Только я снова пугаюсь себя, отвожу взгляд. — Если ты считаешь, что я ничего не понял, то очень сильно заблуждаешься.
— Я заблуждаюсь? Ты бросил меня, ты отказался от меня, как от чего-то ненужного! Ты просто взял и предал меня, в такой сложный момент. И сейчас смеешь заявлять на меня какие-то права? – оттолкнув его руки, вскакиваю со стула. Пару шагов, пару спасительных метров. Подальше от него, от его запаха, от его глаз, от его горячих рук.
— Я виноват! Ты это хочешь услышать?! – взрывается он, выпрямляясь во весь рост. — Я виноват в том, что тебе пришлось пройти через этот ад! Я виноват перед всеми! Перед Егором, перед тобой! Думаешь, я не корю себя?! Я каждый чертов день просыпаюсь с этими мыслями. Они меня изнутри сжирают! Они мне вздохнуть не дают! Если бы я тогда не ушел от тебя… этого кошмара не случилось бы! Что мне сделать, как наказать себя, чтобы ты хотя бы смотреть на меня согласилась?! – каждое его слово как одиночный выстрел. Броня, что я смогла построить вокруг себя за этот месяц, оказалась настолько хлипкой, что после первой же его фразы разлетелась к чертям.
— Я пытаюсь всеми силами изменить ситуацию, вытянуть тебя, себя, нас! Преступников милуют, Ева. Убийц, воров. Разве я настолько урод, что не заслуживаю второго шанса? – от былого холодного и рассудительного Кая не осталось и следа. Сейчас передо мной глубоко несчастный мужчина. Уязвленный, раненый в сердце. Я бы простила его… если не события последних месяцев.
— Ты прав, Кай, — на губах улыбка, в душе руины. – Только вот ты даже ни разу не удосужился сказать хотя бы «Прости меня, Ева»…
— Прости! – ревет так, что у меня в ушах глохнет. — Прости! Что бросил тебя! Прости, что не одумался до отъезда! Я не умею говорить всю эту хрень! Я могу только делать, Ева. И я делаю. Изо всех сил, бл*ть стараюсь… — осекается, не договорив. Сжимает ладонями виски.
— Клянусь тебе…
— Увы, с некоторых пор все клятвы для меня - пустой звук.
Я произношу это и убегаю. Подальше от него, подальше от себя.
Забежав в комнату, захлопываю за собой дверь. Меня буквально трясет. Понимаю, что жестока с ним, но по-другому не могу. Я просто не имею права после всего, через что я прошла, давать слабину.
Спустя полчаса Кай заходит в дом. Слышу его громкие шаги.
Приблизившись к двери и, приоткрыв ее, прислушиваюсь.
— Я уезжаю в город, возможно, больше не вернусь, — голос его напряженный, натянут словно тетива. Понимаю, что он сдерживается из последних сил.
— Сыночек, как не вернешься?
Лидия Прокофьевна взволнованна.
— Сегодня у меня в городе дела, а завтра с утра рейс до Москвы. Наверное, зря вообще приезжал сюда.
— Что ты говоришь такое? Здесь твой дом, здесь тебе всегда рады.
— Как видно, не все.
— Коль, слишком мало времени прошло… дай ей прийти в себя.
— Неважно, — на несколько секунд повисает молчание. По всей видимости, обнимает ее на прощание.
— Коль, подожди, у меня к тебе тоже разговор есть. Насчет Кристины, - спохватывается женщина.
— Мам, — предостерегает Кай.
— Коль, эта неделя – последняя на подачу документов. Если не сделаем этого, ее заберут.
— Мам, мое мнение не поменялось. Я даже об этом разговаривать не хочу, – слышатся его удаляющиеся шаги и последующий грохот двери.
Спустя полчаса после его ухода ко мне заходит Лидия Прокофьева и предлагает пойти попить чайку. Кристина тоже присоединяется к нам. Лидия Прокофьева держится молодцом. Подбадривает Кристину, убеждает, что ни за что не отдаст девочку. Обязательно придумает что-нибудь. Я улыбаюсь, подыгрываю ей, желая успокоить бедняжку. Но в глубине души знаю, как никто другой, что если Кай что-то вбил себе в голову, то его не переубедить.
Ближе к ночи мы разошлись по комнатам. Я еще долго сидела на кровати без сна. Думала о нем. Вспоминала сегодняшнюю ссору. Вспоминала всполохи боли и отчаяния в его глазах. И мне так страшно стало. Неужели не вернется сегодня? Так разозлился на меня, что даже видеть не хочет. Ругала себя за излишнюю жестокость, за желание сделать побольней. А потом за то, что снова тоскую по нему. Что снова как размазня себя веду.
А когда около полуночи услышала приглушенный звук мотора его авто и в окна ударил свет фар, сердце предательски забилось в груди, и сладкое чувство предвкушения охватило с головой.
Я лежала на кровати, прислушиваясь к его шагам. В то время как он проходил мимо окон моей спальни, у него зазвонил телефон.
— Да, Лех, — тишину ночи разрезал уставший голос. — Нет. Я просто хотел попросить присмотреть за моими. Нет. По Журавлевым ничего нового. Думаю, все пустые слова. Ты же знаешь, с такими уродами я переговоры не веду. Да, по последнему эпизоду