— Над этим стоит подумать, виконт. Есть еще что-нибудь?
— Есть, Ваше величество — третье и очень ценное для нас как непосредственных участников событий. Это наша собственная жизнь. Жив Конде, в провинциях полно сторонников, родственников, друзей тех, кто погиб в Париже. Кто, по их мнению, в этом виноват? Конечно же, не сами заговорщики! Монаршая милость, равно как и дознание, раскрывают нас всех полностью и делают объектами множественной мести.
Надеюсь, присутствующим стало понятно и почему нам нужно остаться в тени, и почему нельзя допустить, чтобы дознание было бы обращено внутрь Парижа. Смысла в таком дознании немного, а потери, включая политические, обещают быть большими. Другое дело — внешнее дознание, следствие. Заговорщики известны, истоки заговоров понятны, и дела тут без края.
— Так, понятно. Ваше преосвященство, что скажете.
— Мы с падре Березини склонны согласиться с приведенными доводами. Главное-то сделано. Заговор уничтожен полностью и бесповоротно. Не следует раздувать страсти и войну внутри Парижа. И тем более — ставить под удар спасителей трона. Нам следует обсудить, как надежнее сохранить в тайне роль присутствующих здесь господ и дам. Пусть его преосвященство кардинал Ришелье обратится к истокам заговоров, которые есть, а не к их последствиям, которых нет.
— Ваша последняя фраза мне очень нравится, монсеньор. Так и будем действовать. Что-то еще, виконт?
— Завершение, Ваше величество.
— Пожалуйста.
— Хотим мы того или нет, но Ришелье всё равно постарается провести следствие по связям заговорщиков в Париже. Поэтому нельзя делать так, словно ничего и не было. Ришелье в это не поверит. Только нас не было. Его сыск наверняка наткнется на какие-то действия лиц церкви, монахов. Это не страшно. Он обратится к Архиепископу Парижскому и получит объяснение о странных личностях, вдруг появляющихся на богослужениях, и намерении выяснить, откуда они взялись. Опросят монахов, и они с готовностью укажут на таверны «Кардинал», «Сосновая шишка», дворец Тревиля и дом на улице Феру. Всё это ведет к истокам заговоров. Никто не должен упомянуть дома Граммонов. Иначе это приведет к нам. С его обитателями мы разберемся сами. Вроде всё.
— Вы сделаете, как просит виконт, монсеньор?
— Да.
— Очень хорошо. Значит, господа, вы остаетесь без публичной признательности и без наград. Но моя личная признательность остается с вами. В любой момент вы можете мне о ней напомнить и получить любую поддержку.
Мы раскланялись и после равнодушного целования королевской ручки удалились.
— Вот и кончилась авантюра с потасовкой, — то ли с облегчением, то ли с сожалением изрек Арман, созерцая с башни замка заходящее солнце.
— А вот как прибудет Ришелье, и как начнет ловить авантюристов и драчунов! — посулила Луиза. — Вот тогда и увидишь, что до конца еще далеко. Сделать он нам ничего не посмеет, если вдруг всё вскроется, но крови попортит много. Тем более что он еще с прошлого раза на нас зубы точит. Анна и мы ему тогда здорово досадили.
— А мне до сих пор так и не понятно, за какие грехи Ришелье может начать на нас охоту, — недоумевает Катрин.
— Не за грехи, а за подозрения в грехах, если нас обнаружат рядом с этой историей, — пытается втолковать ей наше шаткое положение Аманда. — А если Ришелье докопается до дома Граммонов, а оттуда — до вашей с Луизой встречи с заговорщицами Жерменой и Женевьевой, то придется раскрыть нашу роль в этом деле. После этого нам вряд ли удастся так просто отбиться от орды мстителей из провинций.
— Нет, упаси Бог! Мне никакие мстители не нужны.
— Вот и нам тоже, — мрачно пробормотала Луиза. — Анна ни слова не скажет, но как раз по ее молчанию Ришелье догадается, что от него что-то скрывают. А он этого очень не любит. Серж, может быть, тебе стоит уехать куда-нибудь подальше на время, пока всё не успокоится. Ты среди нас в самом уязвимом положении.
— Почему это именно я в самом уязвимом?
— Странно, что ты этого сам не понимаешь. Кто дразнил и грубо разговаривал с Ришелье в его кабинете во время бала? Кто застукал кардинала у приюта сироток? Думаешь, всё это забыто? Ришелье вовсе не нужна вина. Достаточно лишь намека даже на мнимую вину, чтобы он впился, как клещ. Пока наша роль в заговоре не вскрыта, можно цепляться за любое подозрение. Теперь-то дошло?
— Дошло. Но и бегать от кардинала мы не будем. Иначе это вызовет еще больше подозрений. Лучше сделать наоборот. Мы у него на виду, но и его действия нам открыты. Может понадобиться увести его в сторону, оборвать какие-нибудь нити, которые мы не заметили. От вопросов кардинала нам уходить нельзя.
Давайте вот что сделаем. Сегодня четверг, и мы хотели с Амандой отлучиться по кое-каким делам денька на два-три. Пока там Ришелье доберется до Парижа, пока разберется, что тут творится, нам беспокоиться не о чем. Соберемся здесь во вторник, и вы с Катрин расскажете, что тут будет происходить. Тогда и увидим, грозит нам что-нибудь или нет. Незачем самих себя заранее пугать.
— Во вторник? Ну, давайте во вторник. Мальчики, вы как? Понятно. Договорились. О, вот и ужинать нам несут! Серж, а вы с Амандой случаем не туда собираетесь, где удивительное винцо растёт? Нет? Жаль.
* * *
И опять мы с Анной в древнеримском лесу. Деревья тихо шумят листвой, трава шуршит под ногами, птахи заливаются переливчатыми песнями, едва ощутимый в лесу ветерок словно набрасывает тонкий флёр таинственности на этот мифический мир. Дышится легко и свободно даже в такую жару. Пока шли до виллы, я вспомнил:
— У тебя в библиотеке есть чудесная книга об охоте с великолепными иллюстрациями.
— Есть. Хорошая книга.
— Пьер от нее в восторге.
— Неудивительно для заядлого охотника.
Помолчали.
— Хочешь, чтобы я ее ему подарила?
— Твое дело.
— А Армана что привлекло?
— Я лучше не буду говорить.
Опять пауза. Владелица библиотеки перебирает в уме свои литературные и познавательные сокровища.
— Понятно. Любовные похождения кавалера де Гриньи.
Чудо несказанное в полном составе стоит в дверях виллы и внимательно смотрит на лес.
— Похоже, они куда-то собрались, — говорит Анна.
— Нет, нас ждут. Услышали мои шаги.
— Удивительные создания!
Какие же они все тепленькие, приятненькие на ощупь! Если бы не Зубейда…
— Александра нет, — поведала Ферида.
— Кашу есть будете? — спрашивает Охота. — Мы еще не начинали. Поделимся.
— Будем, — улыбается Анна.
Здороваемся с Маром и усаживаемся за стол. Каша, сыр, молоко. Простая и здоровая пища. Хорошо тут.
— От комиссара тебе привет, и от Люсьены тоже, — сообщает Ферида.
— Антогора, а тебе в Париже понравилось?
— Еще бы! А картины-то какие! А танцы!
— Видели бы вы Антогору, когда мы не предупредили ее, что сейчас мимо поедет поезд, — заливаются смехом Ферида с Охотой.
— Видели бы вы Фериду и Охоту, когда мы поселились на постоялом дворе и я вспомнила о поезде, — оборвала их Антогора.
Обе хохотушки мигом смолкли и уткнулись носами в свои тарелки. Охота даже непроизвольно поерзала задом по сиденью. Словно проверяя, всё ли там в порядке. Видно, воспоминания еще достаточно свежие. Переглянулась с Феридой, и они снова заржали, но уже вместе с Антогорой.
— Денег у нас достаточно для похода в Гешвиг? — поинтересовался я, когда мы поднялись в библиотеку.
— Похоже, что вполне, — отвечает Анна, доставая кошелек и листая ассигнации. — Почти четыре тысячи марок. Антогора, у тебя сколько есть?
— Сейчас переоденусь и посмотрю.
Прибегает в курточке и шортиках. Содержимое карманчиков вываливается на стол. Начинает считать, шевеля губами. Спуталась. Анна порывается помочь, но я останавливаю ее жестом.
— Две тысячи четыреста двадцать, — со вздохом облегчения заканчивает Антогора и снова распихивает деньги по карманчикам. — Анна научила.
— Класс! Тогда пошли.
— А мы? — хором восклицают Охота и Ферида.
— А что вы? Мы работать идем, а вы что там будете делать?
— Смотреть.
Оглядываюсь на Анну. Та пожимает плечами.
— Идите, переодевайтесь, — восторженный визг, и девочки испарились.
Никого не встретив, прошли сад, лес и озеро. Через стены Анна провела Фериду, а я — Охоту с Антогорой. Но наконец мы у коричневой дороги, и Анна объясняется с остановившимся водителем. Проблема. В машине на всех не хватает мест.
— Придется одну из вас бросить здесь, — говорю я амазонкам. — На обратном пути заберем.
Смотри-ка — привыкли уже, и мои шутки их больше не пугают. А водитель не уезжает. Не может решиться бросить на дороге такую бесподобную компанию. Что-то говорит Анне, а она мне: