Читать интересную книгу Коко Шанель - Анри Гидель

Таким образом я считаю исчерпанным конфликт, который противопоставлял меня Вашей Профсоюзной палате.

Шанель».

Но это не мешало Габриель регулярно вносить свой существенный членский взнос. Это был красивый жест: ей не хотелось, чтобы ее считали мелочной.

* * *

Успех, который стяжал знаменитый костюм, не должен скрывать огромное разнообразие творений Шанель. Сам костюм представлен в сотне различных вариаций, среди которых не найдется двух похожих. С другой стороны, Габриель создавала роскошные вечерние платья, а также наряды для коктейлей или вечеринок в саду из шелкового муслина или из органди; многочисленные платья-туники, платья-болеро, как подогнанные и строгие, так и мягкие и воздушные. Начиная с 1964 года она стала создавать также брючки для интимных вечеров (продолжая отвергать их ношение в любых других обстоятельствах). В выборе рисунков и оттенков она не стеснялась обращаться к восточным искусствам – тибетским, китайским. Наконец, вспоминая о своем крестьянском детстве, она широко использует природные цвета: золотой цвет солнца, алый цвет крови, не говоря уже о многочисленных оттенках зеленого: ведь как разнообразен мир растений!

…Как-то в шестидесятые годы осенним днем один из друзей Коко, прогуливаясь в лесу в Шантильи, увидел стоящий на краю оврага огромный черный «Кадиллак» Габриель с шофером за рулем. Чуть дальше он увидел на прогалине и саму хозяйку, которая сидела спиной к нему на корточках на ковре опавших листьев. Опасаясь побеспокоить ее, он попытался осторожно ретироваться, как вдруг она выпрямилась с необычайной грацией, держа в руке три-четыре буковых листа нежных оттенков.

– Вот это именно то, что я искала, – объяснила она, сияя от радости, которую доставила ей находка.

Оказывается, она только что ездила посмотреть картины Клуэ в музее Шантильи и на обратном пути решила выяснить, не вознаградят ли ее местные пейзажи каким-нибудь новым источником вдохновения. Назавтра она помчится к одному из своих текстильных фабрикантов и распорядится воспроизвести колорит выбранных ею листьев.

Неудивительно, что уже вскоре после своего возвращения в высокую моду, а именно в 1957 году, непостижимая художница получила приз Неймана Маркуса, явившийся наградой «самой влиятельной в XX веке создательнице моды». Этот щедрый меценат был собственником самого крупного в Далласе магазина моды. А так как Габриель души не чаяла в Америке, она приняла предложение туда приехать – в компании Жоржа Кесселя, брата знаменитого журналиста и романиста. На три недели пребывания в Техасе она привезла с собою два десятка костюмов и платьев. Счастливая, что встречает такой радушный прием, она с добрым юмором отвечала на не всегда скромные вопросы журналистов:

– Что вы едите?

– Одну гардению утром, одну розу вечером.

– Сколько вам лет? (!)

– Сто.

– А точнее?

– Это зависит от случая.

– Что у вас за запонки?

– О! Их мне давным-давно подарил Стравинский.

– По какому поводу?

– Разумеется, в знак преклонения… О! Я хотела сказать – он мне подарил их за то, что я преклоняюсь перед ним. А вы думали?

Все находили ее прельстительной и на удивление молодой и веселой. Журналисты, бравшие у нее интервью, были очарованы ее естественностью и остроумием, заставлявшим их хохотать от чистого сердца. Например, если слышали из ее уст: «Когда я вижу иные наряды, как будто „вдохновленные Шанель“, я заявляю яростный протест: ни одного мешка из-под картошки среди моих творений нет!»[69]

Живость этой «пожилой леди», энергия, которую ей удалось сохранить, и непринужденность ее ответов покорили все сердца. Но что более всего изумило американцев, так это ее триумфальный come-back (возвращение), который в их глазах был сравним разве что с возвращением в большой спорт боксера по имени Рэй Шугар Робинсон. Сложив с себя звание чемпионки мира в 1939 году, Коко (так ее любовно называли и за океаном) триумфально возвратила его себе пятнадцать лет спустя! «Коко сделала это, как Шугар Рэй!» – гласил аршинными буквами заголовок в самой крупной далласской газете.

* * *

Еще в предвоенные годы Габриель пришла к мысли, что бижутерия столь же важна для женщины, как и наряды, которые она носит. Отсюда ее интерес к «фантазийным» украшениям, которые благодаря своей невысокой стоимости позволяют с большей элегантностью сочетаться с прихотью моделей.

Она не изменилась во мнении, когда вновь открывала свой дом. После Этьена де Бомонта и Фулько ди Вердуры с 1953 года для Габриель трудились Гриппуа и Робер Гуссенс, создавая для ее манекенщиц крестики, броши, изысканные пуговицы, браслеты, серьги, подвески и колье, которые благодаря изобретательности и вкусу становились маленькими шедеврами. В глазах всего мира ожерелье в шесть рядов жемчужин, которое часто надевала и сама Коко, составляло неотъемлемую часть Chanel look – «облика Шанель» – на равных правах с ее знаменитым костюмом.

Робер Гуссенс вспоминает о том исключительном внимании, которое Габриель уделяла концепции исполнения этих украшений, о ее безжалостных требованиях, но и об очевидном уважении, которое Коко питала к профессионалам искусства и ремесла. Что более всего поражало персонал с улицы Камбон, так это изысканность вкуса, которую демонстрировала Шанель при подборе бижутерии, которую ей подносили ассистентки на больших подносах. Устремляя свой острый взгляд на лежащие вперемешку изделия, она разом выбирала веши, которые более всего соответствовали только что законченному наряду. Представлялось, что и в этой области, как и в других сферах от кутюр, она была наделена даром непогрешимости.

Ту же страсть к совершенству Габриель продемонстрирует и в выборе обуви для своих моделей. Над ее заказами трудился, в частности, потомственный обувщик Раймон Массаро,[70] чей дедушка был постановщиком двора махараджи Карпуталаха. Отец Раймона, Лазар, обувал саму Габриель с 1938 года. Вполне естественно, когда Габриель вновь открыла свой дом, то обратилась к династии Массаро с заказами для своих коллекций. Раймон Массаро донес до нас несколько воспоминаний об этом, не лишенных пикантности: в той степени, в какой она хотела иметь деловые отношения исключительно с Массаро-отцом, в той же мере она предпочитала только Массаро-сына, которому тогда было двадцать пять. Это обстоятельство стало темой семейной шутки и даже предметом забавного пари… А как быть, если бы капризница Коко не захотела общаться ни с тем, ни с другим? Плакать по этому поводу не будем, улыбнулся Робер. Мой дядюшка – тоже обувщик, будем иметь его в резерве; в случае чего отошлем ее к нему. К счастью, такой случай так и не представился. Сотрудничество семьи Массаро и Шанель оказалось плодотворным – так, оно привело к изобретению знаменитых бежевых босоножек с черным мысом, и на день, и на вечер; у босоножек имелась эластичная стяжка, охватывавшая пятку, благодаря чему отпала необходимость в уродливой металлической пряжке. Эта модель, представленная в ряде вариантов, достигла пика своей популярности после 1958 года – года ее создания. Ее главные преимущества – которых и добивалась Габриель – заключались в следующем: во-первых, ступня казалась меньше (благодаря двум цветам), зато нога – длиннее; во-вторых, становилась изящной сама стопа, что было отнюдь не безразлично для нее самой… В ходе долгой совместной работы по шлифовке модели Массаро не раз мог восхититься заботой о строгости и совершенстве, проявленной его знаменитой клиенткой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});