Читать интересную книгу Новости из Кремля - Николай Зенькович

Вступилв Компартию в 1956 году после реабилитации моего отца. Тогда я был директором школы и у нас была надежда, что началось обновление партии и что партия будет другой — демократической, обновленной организацией. С партийными органами, даже с райкомом, у меня не было никаких контактов, потому что это была дальняя сельская школа или школа рабочего поселка, я был директором трех школ и решения принимал самостоятельно.

В 1969 году был исключен из партии за книгу «К суду истории». 20 лет не состоял в партии и был восстановлен только после избрания меня народным депутатом СССР. Здесь мне пришлось чаще сталкиваться с высшими партийными органами, потому что на I съезде народных депутатов был избран председателем следственной комиссии, которая должна была проверить работу Прокуратуры, следственной группы Гдляна. Должен сказать, что в работе комиссии возникали трудности, потому что и партийные и государственные органы не привыкли к тому, что съезд или Верховный Совет может создать комитет или комиссию с элементами власти.

Были большие трудности при получении согласия председателя КПК Пуго явиться на нашу комиссию и отвечать на вопросы, которые мы будем ему задавать, отчитаться перед комиссией. Мне пришлось дважды убеждать его, что не инструктор, не рядовой работник КПК, а лично Пуго должен явиться в нашу комиссию. Он нервничал, ему было непривычно перед кем-то отвечать, он привык сам спрашивать и в конечном счете он даже ушел с заседания комиссии, когда ему задали один вопрос, который он счел для себя оскорбительным, сказал, что не будет участвовать в заседании комиссии, где задают подобные вопросы. Но это уже было в самом конце заседания. Документы, правда, представлял вполне исправно.

Решение свое мы приняли и доложили Верховному Совету.Мы признали деятельность Прокуратуры в части надзора и деятельность самого Генерального прокурора неудовлетворительной и потребовали его смещения со своего поста. Он добровольно ушел в отставку, не дождался, пока этот вопрос будет рассмотрен на заседании Верховного Совета.

Также мы признали неудовлетворительной работу следственной группы Гдляна и Иванова и требовали увольнения их из органов Прокуратуры. Это требование было поддержано Верховным Советом. Мы были против лишения их депутатского иммунитета, хотя коллегия Прокуратуры настаивала на этом.

Был председателем подкомитета в Комитете по законодательству Верховного Совета СССР, который принял Закон о печати, и первым его пунктом было: «Цензура в Советском Союзе отменяется».

Была попытка давления на наш комитет. На заседание комитета явился начальник Главлита, настойчиво требовал от комитета, чтобы он оставил о цензуре, ссылаясь на существование государственных, военных и прочих тайн. Мы ссылались на Декларацию прав ООН, общепринятую в мировом сообществе демократическую практику, и настояли на том, чтобы цензура отменялась, и отстояли свою точку зрения на заседании Верховного Совета. Но по этому пункту была жесткая борьба и давление не со стороны партийных органов, а со стороны цензуры и некоторых членов комитета, чьи там они интересы защищали, не знаю.

Наш комитет предварительно утверждал таких министров, как министр внутренних дел, и лично яимел поручение узнать мнение работников милиции, младшего, среднего и старшего состава, потому что кандидатура Бакатина выдвигалась, ЦК партии поддерживал эту кандидатуру, но обсуждали и решали члены комитета, а потом члены Верховного Совета. Это была нормальная процедура, это была процедура реальная, и от нашего решения зависело, назначим мы его или не назначимминистром внутренних дел. Он очень нервничал и понимал, что это неформальная процедура.

Утверждали министра юстиции, состав коллегии Прокуратуры, состав Верховного суда, имея возможность высказывать свое мнение, задавать вопросы, требовать документы. Не все представленные Центральным Комитетом кандидатуры были утверждены на заседании комитета по законодательству и Верховным Советом.

Это вызывалораздражение среди партийного руководства, которое представляло эти кандидатуры, иногда со стороны руководства Верховного Совета, но тем менее в конфликт с комитетом не вступали и наши решения на Верховном Совете чаще всего проходили. Верховный Совет, так жекак и его комитеты, не был декоративным органом, а был действительно органом власти. К концу 1990 года Центральный Комитет партии был в гораздо меньшей степени органом власти в стране, чем Верховный Совет: решения принимались не ЦК, а президентом или Верховным Советом.

Партия перестраивалась с трудом, болезненно. Психологически это был тяжелый процесс для многих руководителей партии. Процесс не закончился, он был прерван, но процесс шел, как говорят.

Морщакова Т. Г.

Законопроекты, которые рассматривались в комитете, проходили предварительную апробацию в партийных органах?

Медведев Р. А.

Нет, абсолютно. Может быть, кто-нибудь из членов комитета и показывал, и там читали, но точка зрения партийных органов нам не докладывалась, и никто от партийных органов не выступал перед комитетом, хотя приходили министры на комитет, заместители министров... При разработке закона через комитет проходили десятки, а может быть, иногда и сотни людей разных должностей и званий.

Зорькин В. Д.

Вы сказали, что партия перестраивалась с трудом и процесс шел болезненно, так ли я вас понял?

Медведев Р. А.

Да.

Зорькин В. Д.

Партия отказывалась от монопольного положения, от осуществления государственной власти?

Медведев Р. А.

Люди с трудом отказываются от стереотипов, к которым они привыкли всю жизнь. Вот пример. Когда меня избрали членом ЦК партии, два месяца меня никто не вызывал. Я пришел в аппарат ЦК к заместителю заведующего отделом, говорю: «Наверное, буду работать по вопросам идеологии». Он сказал: «Возьмите бумагу и запишите, что вам нужно делать». Я взял бумагу и начал записывать, что мне нужно делать, а потом вдруг сообразил, что он мне диктует. Я говорю: «Позвольте, вы член ЦК партии или я член ЦК партии, возьмите вы бумагу и запишите, что вы должны подготовить и сделать для меня, чтобы я мог играть какую-роль в ЦК партии». Он сначала растерялся, а потом взял бумагу и стал записывать, что он должен для меня сделать. Вот психология заместителя заведующего отделом. Он привык командовать членами ЦК партии, не занятыми в какой-то властной структуре. И подчиниться моему требованию для него было очень тяжело. Он так ничего для меня и не сделал.

Хангельдыев Б. Б.

Правильно ли я понял, что процесс начали сами коммунисты в Верховном Совете?

Медведев Р. А.

Я бы не сказал, что только коммунисты начали этот процесс. Но участие коммунистов в этом процессе было неоднозначным. Одни пошли так далеко, что вышли из Компартии и стали выступать против нее. Другие вышли из Компартии, но не слишком активно выступали против нее. Третьи не вышли из Компартии и стали бороться за реорганизацию не только властных структур, но и структур внутри партии. Четвертые, наоборот, противились этому процессу. Словом, позиция разных коммунистов была разная. Инициатива в значительной мере исходила от них, потому что почти 90 процентов Верховного Совета при его избрании были члены партии.

Шахрай С. М.

Известно ли вам, что до начала 30-х годов в нашей стране было запрещено преподавание истории нашего государства?

Медведев Р. А.

Мне неизвестно это, потому что преподавание истории проходило, только оно проходило по совсем другим программам и на совсем другой методической основе. Я педагог, кандидат педагогических наук и хорошо знаю историю советской школы. Историю преподавали как историю борьбы классов, как историю развития капитала, как теоретическую историю, безличностную историю. Но история была в школе как предмет, только это было такое извращенное, я бы сказал, преподавание истории. В 1934 году было решено вернуться к преподаванию истории в старых формах, как истории не борьбы классов, а истории в ее нормальном виде. Никакого запрещения преподавания истории не было.

Шахрай С. М.

Известно ли вам, что после... не буду говорить запрещения, потому что вы другой точки зрения придерживаетесь, после снятия ограничений преподавания истории учителя истории утверждались в соответствующих партийных органах?

Медведев Р. А.

Я сам учитель истории и был направлен в качестве учителя истории не в качестве привилегии или с разрешения, а в качестве наказания, потому что закончил с отличием философский факультет Ленинградского университета, и при обсуждении того, куда меня направить работать, было учтено, что мой отец репрессирован, и поэтому меня решили направить учителем истории в сельскую школу Свердловской области. А преподавать философию в институте мне не было разрешено.