— Ты не боишься, что вся группа разбежится поодиночке?
— Черт с ними! — шепнула Катя. — Ну же, делай скорей. А-а-ах!..
* * *
Чехословакия — центр Европы, страна многовекового сосредоточения европейских культур. По сравнению с отсталой советской Россией она казалась процветающим краем.
Нас поражало и восхищало все — богатство невиданной архитектуры, красоты более мягкой природы, изобилие продуктов и товаров, отсутствие очередей, хорошо одетая публика и то, что на улицах никогда не видно пьяных. Однако своими наблюдениями мы делились друг с другом осторожно, только с теми, кому доверяли. Кто знает, похвала Чехословакии могла быть воспринята доносчиками как критика Советского Союза. С Катей мы были откровенны: я добился своего — она за мной не следила, только влюбленно смотрела и говорила с теплотой в голосе:
— Будь осторожен, не болтай ни с кем.
На вокзале в Брно нас встречал очень представительный высокий мужчина в прекрасном синем костюме с белым кружевным платочком в кармане пиджака и в белых лайковых перчатках. Выглядел он как звезда Голливуда. Это был профессор Милош Янечек, сорока пяти лет, организатор конгресса. Он со всеми здоровался за руку, всем улыбался и произнес несколько приветливых слов глубоким бархатным баритоном. С ним были его жена и трое детей-подростков, которых он представил нам. В его внешнем облике и манере общения была свобода светского европейского интеллигента. Я смотрел на него с восхищением и испытывал комплекс неполноценности из-за собственной неяркой внешности.
Однажды в перерыве между заседаниями конгресса я оказался рядом с ним, и он очень свободно и весело заговорил со мной по-русски. Я рад был поддерживать беседу, но, на всякий случай, осторожно оглядывался — не наблюдает ли за мной кто-нибудь из нашей группы, особенно тот «незнакомец». Чуть ли не с первых слов Янечек сказал:
— Расскажу вам анекдот: что такое Спутник? Это единственный сателлит, которому удалось оторваться от Советского Союза.
Анекдот, что и говорить, был острый, особенно в устах представителя страны-сателлита.
Хотя ситуация была против меня, я весело засмеялся, что не полагалось члену советской группы, в ответ на такой анекдот. Чтобы не оставаться в долгу, я ответил анекдотом:
— Знаете, как описать настоящий коммунизм? Представьте себя в совершенно темной комнате, в которой вы ловите черного кота, про которого знаете, что его там нет, но все равно кричите: есть, поймал, поймал! Это и есть описание коммунизма.
Янечек так громко рассмеялся, что оглянулись все, включая нашу группу. Он сказал:
— Это очень точно, я член Чешской коммунистической партии, поэтому могу понять.
Я немного растерялся, узнав, что он коммунист — в моем представлении его образ никак с этим не вязался. Он дружески взял меня под локоть:
— Я хочу пригласить вас сегодня вечером к себе домой, но знаю, что вы, советские, никуда не ходите поодиночке, — он сделал паузу, глядя вопросительно, — если хотите, можете привести с собой кого-нибудь из ваших.
Во мне, что называется, взыграло ретивое — пусть он думает, что хочет, про советских вообще, но я не поставлю себя в идиотское положение послушного труса, я докажу, что ко мне это не имеет отношения.
— Спасибо, я приду к вам один.
Мы уговорились о позднем времени. Ситуация была рискованная: уходить поздно вечером одному из отеля явно не следовало. Я сказал Кате:
— Профессор Янечек пригласил меня к нему домой, — добавил его замечание и спросил, — что ты на это скажешь?
Из-под пушистых ресниц на меня смотрела сама любовь:
— Конечно, если ты обещал, ты должен идти. Не волнуйся, я устрою какое-нибудь срочное собрание группы, а ты уходи. Все уже знают, как ты не любишь собраний: ну не явился — и все. А если даже кто донесет, так все равно — только мне, — и добавила, — непокорный ты, парень, играешь с огнем. Ох, не сносить тебе головы…
Я отгладил свои единственные брюки, взял бутылку водки и банку игры и в полном одиночестве вышел в темноту «иностранной ночи». Янечек жил на центральной площади Менделя, на третьем этаже старого семиэтажного дома. Громадная квартира во весь этаж и богатая обстановка поразили меня — никогда я не видел ничего подобного. Оказалось, что Янечеку принадлежал весь дом, он получил его в приданое на свадьбу и теперь сдавал квартиры в аренду жильцам. Дом давал ему большой частный доход. Собственный дом и частный доход?! Для меня это было нечто новое, невозможное в Советском Союзе, и никак не укладывалось в мое представление о хозяине-коммунисте. Я удивленно спросил:
— Как объяснить, что вы, коммунист, одновременно как бы и капиталист?
Он хитро улыбнулся:
— У нас другие представления о коммунизме, чем у вас.
Это высказывание поразило меня еще больше. Впервые я не только слышал, но воочию видел, что чье-то представление о коммунизме может отличаться от пропагандируемого у нас аскетического советского типа. Это было как раз то, о чем говорил его анекдот про «Спутник» — отрыв от СССР. У меня возникло неясное ощущение, что такое несоответствие представлений опасно для Чехословакии — уже были примеры резких обострений отношений между Советским Союзом и Югославией и Венгрией. Это смутное ощущение оказалось потом настоящим предчувствием: через восемь лет, весной 1968 года, чехи и словаки попытались сделать свою, так называемую «бархатную революцию» — мирно оторваться от Советского Союза и идти своим путем. Это привело к вторжению советских войск и кровавому подавлению тех представлений чехословацких коммунистов.
Этого мы, конечно, не обсуждали, но оба с Янечком проявили свой славянский дар к дружбе, выпили русскую водку и чешскую сливовицу и перешли на «ты». Он стал звать меня по-чешски — Володька. Милош рассказал, что родом из бедной семьи, что его отец погиб в 1919 году в России, где был солдатом иностранного «чешского корпуса».
— Где в России?
— Где-то за Уралом, кажется, это место называется Курган.
— О, я знаю это место, — мне вспомнился доктор Илизаров из Кургана.
— Когда-нибудь мне хотелось бы поехать туда и отыскать его могилу, — сказал Милош.
— Эта зона секретная, вряд ли туда впустят иностранца.
— Все у вас секретное.
Что было ответить на это?
Еще он рассказал, что во время войны был в составе сил сопротивления немецким оккупантам и что через два дня — девятого мая — будет парад в честь годовщины освобождения его страны от немцев.
Я с радостью:
— Я обязательно приду на этот парад, мы все придем, потом приглашаю тебя и твоих друзей к нам в отель — допивать русскую водку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});