Читать интересную книгу Золотой дождь - Джон Гришэм

— Да, это приятный сюрприз, — говорю я громко и с расстановкой. Я хочу, чтобы Драммонд не упустил ни слова.

Никому даже в голову не взбредет, что адвокат, будучи в здравом уме, способен общаться с кандидатами в состав жюри присяжных. Мы с Деком всерьез опасались, что наша затея настолько абсурдна и невероятна, что Драммонд сразу раскусит наш блеф. С другой стороны, кто поверит, что один адвокат будет прослушивать другого с помощью незаконно установленного подслушивающего устройства? Вдобавок мы уверились, что Драммонд все-таки попадет в нашу ловушку, потому что и я — ещё необстрелянный молокосос, а Дек вообще — всего-навсего бессловесная скотинка, жалкий ассистент адвоката. Откуда нам знать правила игры?

— Он не почувствовал неловкости из-за того, что ты к нему обратился? — спрашиваю я.

— Разве что поначалу. Я сказал ему то же самое, что и всем остальным. Я простая канцелярская крыса, а не адвокат. И если он никому о нашем разговоре не расскажет, неприятностей нам ждать неоткуда.

— Отлично. Значит, по-твоему, Гудлоу на нашей стороне?

— Абсолютно. Ты должен горой за него стоять.

Я нарочито громко шуршу бумагой, потом спрашиваю:

— Кто ещё остался в твоем списке?

— Сейчас посмотрим. — Я слышу в трубке шелест бумаги. Дек точно выполняет мои распоряжения. — Я уже поговорил с Дермонтом Кингом, Джен Деселл, Лоренсом Перотти, Хильдой Хиндс и Ратильдой Браунинг.

За исключением Ратильды Браунинг, все перечисленные — белые, присутствие которых среди присяжных для нас крайне нежелательно. Если нам удастся достаточно облить их грязью, Драммонд из кожи вон вылезет, чтобы не допустить их избрания в состав жюри.

— Ну и как тебе Дермонт Кинг? — вопрошаю я.

— Наш человек. Однажды даже спустил страхового агента с лестницы. Я поставил ему девять баллов.

— А Перотти?

— Отличный малый. До сих пор считал, что страховые компании не способны и муху обидеть. Я его переубедил.

— Джен Деселл?

Опять шуршание бумаги.

— Так, сейчас уточню. Довольно славная дамочка, хотя и не слишком разговорчивая. Ей, правда, показалось, что мы поступаем не совсем честно. Мне пришлось приложить немало труда, чтобы её переубедить. На неё подействовало, что «Прекрасный дар» стоит четыреста миллионов. Думаю, что она проголосует за нас. Но ставлю только пятерку.

Я с трудом сохраняю серьезность. Сильнее прижимаю телефонную трубку к уху.

— Так, теперь Ратильда Браунинг.

— Чернокожая расистка, на дух белых не выносит. Работает в негритянском банке, потребовала, чтобы я выметался вон. Она нам и гроша ломаного не присудит.

Воцаряется молчание, слышен только шелест бумаг.

— А как твои успехи? — спрашивает наконец Дек.

— Я заехал домой к Эстер Самуэльсон. Очень приятная дама лет шестидесяти с хвостиком. Мы поговорили про Дот, про то, какое это горе — остаться без ребенка. Она — наша с потрохами.

Покойный муж Эстер Самуэльсон долгое время занимал довольно ответственный пост в Торговой палате. Это я узнал от Марвина Шэнкла. Не представляю, чтобы Эстер поддержала меня в каком-либо иске. Такая женщина всегда будет плясать под дудку Драммонда.

— Потом я заехал на службу к Натану Баттсу. Поначалу, узнав, что я адвокат истца, он насторожился, но постепенно оттаял. Он на дух не выносит страховые компании.

Если сердце Драммонда ещё бьется, то пульс, наверное, едва различим. Одной мысли о том, что я сам, профессиональный адвокат, а не только мой сомнительный ассистент, разъезжаю по потенциальным присяжным и обсуждаю с ними подробности дела, достаточно, чтобы вызвать обширный инфаркт у самого закаленного сутяги. Тем более (и Драммонд уже должен был это понять), что он абсолютно бессилен. При малейшей реакции с его стороны, неминуемо вскроется факт незаконного подслушивания. В этом случае Драммонда немедленно вышибут из коллегии адвокатов. А, скорее всего, ещё и уголовное дело возбудят.

Единственный выход для него — быть тише воды, ниже травы, и сделать все возможное, чтобы не допустить названных нами людей к скамье присяжных.

— У меня есть ещё кое-кто на примете, — говорю я. — Давай часов до десяти поохотимся, а потом встретимся в конторе. Лады?

— Лады, — усталым голосом отвечает Дек, актерское мастерство которого растет с каждой минутой.

Мы вешаем трубки, и четверть часа спустя звонит мой телефон. Смутно знакомый голос произносит:

— Могу я поговорить с Руди Бейлором?

— Я у телефона.

— Это Билли Портер. Сегодня вы заезжали в наш магазин.

Билли Портер — белый мужчина, который ходит на службу в галстуке и занимает пост менеджера в одном из магазинов «Вестерн авто».[10] По нашей десятибалльной шкале он едва тянет на единицу. Он нам ни за какие коврижки не нужен.

— Да, мистер Портер, спасибо, что позвонили.

На самом деле это Мясник. Он согласился поучаствовать в нашем розыгрыше. Рядом с ним Дек; они сейчас, должно быть, прижимаются друг к другу в тесной будке, пытаясь согреться. Мясник, расчетливый профессионал, уже побывал в магазине «Вестерн авто» и посоветовался с Портером насчет зимних покрышек. Он старательно имитирует его интонации. Больше они никогда не встретятся.

— Что вы от меня хотели? — ворчливо спрашивает Билли-Мясник. Мы уговорились, чтобы поначалу он держался поершистей, но быстро оттаял.

— Видите ли, я хотел поговорить с вами о судебном процессе. Вам должны были прислать повестку. Я адвокат одной из сторон.

— А… это не противозаконно?

— Нет, все нормально, но только лучше никому не говорите. Дело в том, что я представляю женщину, сына которой угробила страховая компания «Прекрасный дар жизни».

— Угробила?

— Ну да. Парнишке требовалась срочная операция, а эти мерзавцы отказали ему в деньгах на лечение лейкемии. Три месяца спустя он скончался. Мы подали иск. Мы очень рассчитываем на вашу поддержку, мистер Портер.

— Да, ужасный случай.

— Самый трагичный за всю мою практику, мистер Портер, а я их немало перевидал. На этом «Прекрасном даре жизни» пробы негде ставить, извиняюсь за выражение. Они уже предложили двести тысяч баксов отступных, но мы хотим взгреть их по-настоящему. Мы хотим добиться компенсации ущерба в огромных размерах, и для этого нам нужна ваша помощь.

— А вы уверены, что меня изберут? Мне вообще-то нежелательно работу пропускать.

— Мы должны выбрать двенадцать человек примерно из семидесяти — вот пока все, что могу вам сказать. Пожалуйста, помогите нам.

— Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Но только слепым орудием ни в чьих руках я быть не желаю — зарубите это себе на носу.

— Да, сэр. Спасибо.

* * *

Дек возвращается в контору, и мы съедаем по сандвичу. Еще дважды затем он отлучается и звонит мне из автомата. Мы подбрасываем в топку ещё несколько имен людей, с которыми якобы говорили, и которым теперь не терпится наказать «Прекрасный дар жизни» за совершенное злодеяние. Мы усердно стараемся создать у наших слушателей полное впечатление, будто мы только и делаем, что обиваем пороги возможных членов жюри, нарушая все мыслимые каноны профессиональной этики. И эта мышиная возня, за которую меня должны бы на всю оставшуюся жизнь отлучить от адвокатской деятельности, происходит накануне того самого дня, когда все получившие повестку кандидаты должны впервые появиться в зале суда!

Из шестидесяти с лишним человек, которые преодолели бы первое отборочное сито, мы ухитрились набросить тень сомнения на добрую треть. Причем в это число попали почти все из тех, кого мы больше всего опасались.

Держу пари, что этой ночью Лео Драммонд не сомкнет глаз.

Глава 42

Первые впечатления зачастую играют решающую роль. Кандидаты в присяжные собираются в зале от половины девятого до девяти утра. Они нервно минуют деревянные двустворчатые двери, потом робко шаркают по проходу, озираясь по сторонам и едва ли не с трепетом рассматривая непривычную обстановку. Для большинства из них это первое посещение зала суда. Мы с Дот сидим вдвоем бок о бок за нашим столом, глядя, как заполняются людьми обитые мягкой тканью скамьи со спинками. Судейское место у нас за спинами. Передо мной на столе один лишь блокнот и больше ничего. Дек устраивается на стуле возле барьера, за которым рассаживаются кандидаты в присяжные. Мы с Дот перешептываемся, я пытаюсь улыбаться. Я отчаянно храбрюсь, но все поджилки трясутся, а под ложечкой неприятно сосет.

За столом защиты через проход от нас — обстановка совершенно противоположная. Там восседают пятеро закованных в черное людей с каменными физиономиями, а стол полностью загроможден какими-то бумагами.

Я разыгрываю карту «Давид против Голиафа», и игра уже начинается. Будущим присяжным первым делом бросается в глаза, что противник во много раз превосходит нас числом, амуницией и богатством. Эта бедняжка, моя клиентка, что испуганно жмется ко мне — такая хрупкая и беззащитная! Куда нам тягаться с этими напыщенными толстосумами!