И вдруг всё начало меняться. Свет померк, начал пульсировать, становясь то лило-вым, то багровым. Стены заколыхались как листва под ветром. Ячеистый узор на плитках потёк, превращаясь в сложную вязь цифр, геометрических фигур и математических сим-волов. Плакаты покоробились и начали струпьями отваливаться со стен. Возникли звуки – потрескивание, скрежет и тонкий, еле слышный, но очень противный вой. Всё это до от-вращения напоминало случай в подвале под «Серендибом», когда меня пугали ожившие фигуры на коврах – и значит, нужно было ждать появления шефа.
Ожидание не затянулось. Три дальние стены выгнулись внутрь, надулись огромным алюминиевым пузырём и с тихим хлопком лопнули.
Открылась гигантская машина, составленная из десятков тысяч старинных радиоде-талей – ламп, катушек, конденсаторов. Пропаянных натуральным золотом плат и золотых же радиаторов охлаждения. Щёлкающих реле и воющих вентиляторов. Самые глубинные внутренности машины заполняла гроздь обледенелых стальных шаров; от них поднимался пар. Оборудование было сосредоточено вверху, на высоте двух метров, и держалось на восьми опорах. Опоры напоминали согнутые в локтях руки. Их сплошь оплетали мускулы толстенных шлангов и сухожилия экранированных свинцом кабелей.
Что-то паучье было в этой машине.
Под ней стоял Сулейман в нелепом наряде: застиранный белый халат, из-под которо-го выставляется растянутый ворот бледно-зелёной водолазки, и серые брюки. На ногах – голубые аптечные бахилы поверх сандалет. Борода аккуратно убрана в марлевый чехол. На голове – белая шапочка, из-под которой на плечи спадало полдюжины косиц. Косы были необыкновенно толстыми и длинными. На уровне лопаток они круто изгибались и уходили вверх, под брюхо машины. Казалось, что Сулейман подвешен на них, как десант-ник на парашютных стропах.
За несколько дней, которые мы не виделись, настолько сильно волосы не могли от-расти даже у ифрита. Я присмотрелся, и вдруг понял – это были не волосы, а цепи из множества железных кузнечиков. Машина приковала Сулеймана к себе. Намертво.
– Добро пожаловать на свидание к Чёрной Вдове, Павлинчик, – ласково проговорил шеф. – Давно тебя ждём. И я, и… – он с истинно восточной почтительностью вознёс ладо-ни, показывая на машину над головой, – …и моя Клеопатра.
– Чёрная Вдова? – тупо повторил я. – Клеопатра? Вот этот гроб на колёсиках?
Сулейман поморщился, сделал знак пальцами, и отец тотчас отвесил мне пощёчину.
Сильно, как чужому.
– Впредь проявляй уважение, дорогой, – сказал Сулейман. – Ради меня, ладно? Ведь это я придумал Клеопатру. Я начал строить. Потом мне запретили это делать. Почти ше-стьдесят лет я не знал, что с ней. Но теперь она готова. Она – как ребёнок мне. Как дитя, понимаешь?
– Понимаю, – сказал я. – Это и есть супер-ЭВМ, из-за которой вас сослали в Сред-нюю Азию?
– Верно. Только Клеопатра – больше, чем любая супер-ЭВМ. Намного больше. Она разумна, Паша! Сверх-разумна!
– И, конечно же, собирается завоевать Землю, – подхватил я. – В компании с вами. Для того и понадобилась железная саранча. Эх, шеф, а я-то думал, вы человечество про-стили…
– Здесь ты немножко заблуждаешься, – сказал Сулейман. – Я совсем не хочу зла че-ловечеству. И Клеопатра не хочет. Мы ему добра хотим. Но для этого придётся немного проредить население. Отделить агнцев от козлищ, понимаешь?
– Немного – это во сколько раз?
– Учитывая, что моя девочка предпочитает двоичное исчисление – ровно в восемь.
Я присвистнул.
– Не хило! Батя, ты это слышал?
– Он не ответит, – сказал Сулейман со слащавой улыбкой. – Пока я не велю.
– С какой стати вы снова им командуете? Отец выполнил ваши требования. Договор расторгнут.
– И опять ты немножко заблуждаешься. Володя слишком невнимательно читал па-пирус о расторжении договора. Пропустил пару хитрых строчек и навсегда остался моим рабом. Я не командую им. Я им владею. Так что не нужно надеяться, что папочка снова тебя спасёт. Спасти себя и своих близких можешь только ты сам.
– Интересно, как?
– Для начала убьёшь Горгония, – уже не кривляясь и не посмеиваясь, распорядился Сулейман.
Удивительно, но даже сейчас в его голосе напрочь отсутствовали те властные инто-нации, которые прежде заставляли меня покорно следовать его приказам. Похоже, став марионеткой Чёрной Вдовы, он утратил возможность властвовать над другими. Сделался всего лишь придатком машины. Таким же, как любой из кузнечиков. Я приободрился.
– Зачем, шеф? Это старый человек. Вдобавок раненый. Он безопасен.
– Глупец! – вспылил ифрит. – Пока Горгоний жив, Клеопатра не может пользоваться удалёнными манипуляторами и органами чувств. То есть может, – спохватился он, – но только в ограниченном масштабе.
Последние сомнения исчезли. Сулейман перестал быть собой. Шеф «Серендиба» ни-когда не допускал промахов. Обмолвка про ограниченный масштаб прозвучала для меня как звонок, возвещающий о начале перемены. И хотя волшебная фраза «урок закончен» ещё не сказана, полегоньку шалить уже можно.
Изображая примерного ученика, я поднял руку.
– Сулейман Маймунович, разрешите вопрос.
– Пожалуйста, Павлинчик. Хочешь узнать, сколько я тебе заплачу за голову сенатора?
– Нет. Хочу вот что спросить. Вы знаете, как поступает самка Чёрной Вдовы со своими супругами после спаривания?
– Конечно, знаю, Павлинчик. Она их кушает. Заживо.
– А чем заканчивалась для мужчин ночь в объятиях Клеопатры помните?
– Зачем спрашиваешь! – начал он сердиться. – И это помню. Голову им отрубали.
– Ничего не напоминает? Почему у вашей машины такие странные обозначения?
– Это не обозначения! – рявкнул он. – Это имена, несчастный. Клеопатрой я её на-звал, когда проектировал. Для красоты. А про Чёрную Вдову она сама придумала. Потому что форма похожа на паука. Всё, довольно вопросов. Довольно идиотских намёков. От-правляйся и убей Горгония! Раб, уведи его.
Отец положил мне на плечо тяжёлую руку.
Я напрягся, но не тронулся с места. В голове одна за другой летели мысли – быстрые, будто пикирующие бомбы и столь же взрывоопасные.
Сулейман до сих пор не отправил для ликвидации Луизианского Льва настоящего профессионала, моего отца. Стало быть, боялся. Боялся отпустить защитника. После от-ключения саранчи и моей виктории над Улугбековыми у него под командой не осталось никого! И ничего. Уверен, вся магия ифрита уходила на поддержание связи с «удалённы-ми органами чувств и манипуляторами» Клеопатры. С саранчуками, которые валялись сейчас на складе бесполезной грудой металлолома.
Пока электронная тварь не догадалась вернуть Сулейману хотя бы часть сил, с нею нужно было кончать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});