ветер – холодный покой, Южная буря – цветов ароматы.
Любит Пелагий полиции строй, Чтит Августин автоматы.
Глава 7
Капитан Лузли жадно слушал новости сквозь треск автомобильного микроволнового радиоприемника.
– Ага! – проговорил он с гадливым удовлетворением. – Это будет им урок, понимаете ли. Теперь поприбавится уважения к закону и порядку!
Как грубо заявил ему в тюрьме Тристрам Фокс, капитан Лузли не знал историографии и понятия не имел о циклах.
Сидевший за рулем рядовой Оксенфорд кивнул без большой уверенности. Сам он был сыт по горло этой вонючей поездкой. Полицейский паек был скуден, и в животе у него урчало. Атомный движок нарполовского фургона несколько раз начинал барахлить, а Оксенфорд не был специалистом по атомным двигателям. Выезжая из Честера, он перепутал дорогу и радостно потрясся на запад (дело было ночью, и ориентироваться по звездам он тоже не умел), обнаружив ошибку только в Долгели: дорожные указатели были спилены на дрова. В Мэллвиде, на дороге к Уэлшпулу, их остановила толпа мужчин и женщин с певучими голосами и лицами заклинателей. Эти люди были очарованы близнецами Беатрисы-Джоанны («Как они прелестны!»), но надменное поведение сержанта Имиджа и пляшущее дуло его пистолета им не очень понравились.
– Бедный педик совсем рехнулся, – решили они, осторожно отбирая у него оружие.
– Прекрасно сварится! – одобрительно кивали головами люди, раздевая сержанта и тыкая пальцами в его филейные части. С капитана Лузли и рядового Оксенфорда тоже сняли форму.
– Вполне подойдет для нашей армии, – объясняли они. – В аккурат то, что надо.
Видя, как эти двое ёжатся от холода в нижнем белье, кто-то сказал: – А жалко их. Ни у кого нет оберточной бумаги примотать им на грудь?
Никто не откликнулся.
– Мы с вами поступаем по-человечески из-за той женщины, что позади сидит, понятно? – объяснили полицейским на прощание. – Мы играем честно.
И люди отпустили их в Уэлшпул и даже помахали руками на прощание. Сержант Имидж, корчась в сильных лапах палачей, громко орал, обвиняя сослуживцев в предательстве.
Отобрав у полицейских форму, люди из Мэллвида, возможно, спасли им жизнь, но капитан Лузли был слишком глуп, чтобы это понять.
Что касается Беатрисы-Джоанны, то единственной ее заботой были дети. Она боялась этих городов и деревень с их кострами и лицами людей, жадно жующих мясо, лицами, которые при виде спящих близнецов расплывались в добродушных улыбках. Эти улыбки и слова казались Беатрисе-Джоанне двусмысленными: воркованье того и гляди могло смениться чмоканьем губами. Какую бы судьбу ни готовили ей в столице официальные органы, не могли же там докатиться до текнофагии
– детоедения? Беспокоясь о детях, Беатриса-Джоанна забыла о голоде, но недоедание сильно сказалось на количестве и качестве ее молока. Каждый раз, когда они проезжали какой– нибудь городок, ее невольно тянуло туда, где что-то жарилось и варилось, но каждый раз, когда мясистые руки давали сигнал остановиться, а любопытные глаза изучали парочку в нижнем белье и ее, с двумя детишками на руках, Беатрисе-Джоанне становилось плохо при мысли о том, что там жарится и варится. Но почему? Ощущение первично, и оно не было неприятным. Мысль – вот главный предатель, который всегда все портит.
– Похоже, что обстановка почти нормализовалась, понимаете ли, – проговорил капитан Лузли, когда они наконец выехали на дорогу к Брайтону. – Хотя… слишком много разбитых окон, и смотрите – этот покореженный металл на дороге, понимаете ли. Перевернутые автомобили. Варварство, варварство! Военное положение… Бедный сержант Имидж! Нам нужно было записать их фамилии, понимаете ли, фамилии тех, кто ответствен за это. Тогда бы их можно было всех наказать!
– Перестаньте нести околесицу, – заговорил рядовой Оксенфорд. – Вы так себя ведете, что, глядя на вас, мне иногда просто блевать хочется!
– Оксенфорд! – закричал потрясенный капитан Лузли. – Мне кажется, вы не совсем понимаете, что говорите! Если на нас нет формы, это не значит, понимаете ли, что можно забыть разницу, обусловленную… обусловленную…
– Да заткнитесь же вы! Все кончено. Неужели вы не понимаете, черт побери, что с нами все кончено?! И как только вы в начальство выбились, вот это меня просто поражает!
Они въехали в Хейвордзхит.
– Первое, что я сделаю, когда вернусь и раздобуду какую-нибудь одежду, так это вступлю в их чертову армию, – продолжал Оксенфорд. – Эта ваша система меня доконала, хотя ей и самой конец пришел.
Они выехали из Хейвордзхита.
– Этой нашей системе конец не пришел, понимаете ли, – проговорил капитан Лузли. – Всегда должна быть организация, которая могла бы держать народ в подчинении, то ли с помощью силы, понимаете ли, то ли с помощью пропаганды. Я вас прощаю, Оксенфорд, – добавил он великодушно. – Судьба сержанта Имиджа, должно быть, расстроила вас, так же как, признаюсь, она расстроила меня, понимаете ли. Немного. Но постарайтесь, чтобы такого не случалось впредь. Помните, прошу вас, о разнице в наших званиях.
– Да заткнитесь вы! – снова огрызнулся Оксенфорд. – Я чертовски замерз, я чертовски голоден, и мне чертовски хочется остановить фургон и бросить вас к дьяволу, а самому пойти и присоединиться вон к той компании!
Он коротко кивнул головой в направлении группы людей, похожих на цыган, которые, расположившись вокруг костра на обочине дороги, что-то спокойно ели.
– Армия до них доберется, – спокойно проговорил капитан Лузли. – Не бойтесь, всех их переловят.
– А-а-а-пчхи! – неожиданно чихнул Оксенфорд. – А… а– а-а-пчхи! – чихнул он еще раз. – Черт бы побрал все, я насморк схватил, ну, прелесть какая! Чтоб глаза ваши лопнули, Лузли! А-а-р-р-чхи!
– Столичному Комиссару будет что сказать вам по этому поводу, понимаете ли, – пригрозил капитан Лузли. – Нарушение субординации в чистом виде.
– А я-то думал, что целью данной операции было сделать так, чтобы Столичного Комиссара уволили, – саркастически заметил Оксенфорд. – Я думал, что в этом-то и вся соль.
– Вот тут и видно, что вы глупы, Оксенфорд. Это будет уже новый Столичный Комиссар, – проговорил капитан Лузли с видом превосходства. – Он будет знать, как справиться с нарушителями дисциплины.
– А-а-а… – вдохнул Оксенфорд и, чихнув, – пчхи! – чуть не въехал в фонарный столб. – Во всяком случае, это будете не вы, – грубо сказал он. – Не вы займете это вонючее кресло, уж это факт. И в любом случае завтра или послезавтра я буду уже в армии. Это жизнь для настоящего мужчины. Только успевай поворачиваться. Ну и черт с ним! Все лучше, чем гоняться за беззащитными женщинами и детьми, как мы сейчас.
– Я услышал вполне достаточно, понимаете ли, – надменно произнес капитан Лузли. – Это произведет очень сильное впечатление, Оксенфорд.
– А-а-а-пчхи!!! Чтоб тебя…
Вскоре они уже въезжали в Брайтон. Солнечные лучи весело играли на поверхности моря,