«Решительно порывая с прошлым, стремясь уничтожить вместе с делением общества на классы также национальный гнёт и национальную рознь, Украинская Социалистическая Советская Республика заявляет о своей твёрдой решимости войти в состав единой международной Социалистической Советской Республики, как только создадутся условия для её возникновения.
Украинская Социалистическая Советская Республика заявляет о своей полной солидарности с ныне существующими уже советскими республиками и о своём решении вступить с ними в теснейшее политическое объединение для совместной борьбы за торжество мировой коммунистической революции и в теснейшее сотрудничество в области коммунистического строительства, мыслимого только в мировом масштабе».103
Иначе говоря, всего за полтора месяца необходимость объединения с Советской Россией на началах Федерации на Украине трансформировалась во всего лишь решение войти в состав некоей международной Советской Республики, да и то, только тогда, когда та возникнет.
Между тем, Директория панически бежала из Киева ещё 2 февраля, сделав своей временной «столицей» Винницу.
Вскоре та же бесславная участь постигла и союзников. 10 марта Первая Заднепровская бригада Н.А. Григорьева – бывшего штабс-капитана царской армии, офицера войск Рады и гетмана, перешедшего на сторону Советской власти – изгнала французские и греческие части из Херсона, 14 марта – немецкий и греческий гарнизоны из Николаева, а 6 апреля вступила в Одессу. В тот день из этого крупнейшего черноморского порта совершила исход первая волна эмигрантов (включая Бунина. Алексея Толстого), бежавших вместе с подразделениями Добровольческой армии в Константинополь.
Теперь Директория контролировала (да и то неизвестно – надолго ли) территорию лишь двух губерний – Киевской и Подольской, да восточные уезды Волынской (западные уже захватили польские легионеры).
Становилось слишком очевидным, что украинские «незалежность и самостийность» исчерпали себя. «Национальная идея» больше не находила поддержки у населения края, отдавшего в конце концов предпочтение Советской власти.
Казалось бы, теперь Польше ничего не стоит нанести последний, окончательный удар по жалким остаткам вооружённых сил Директории и ЗУНР. Однако Пилсудский не пошёл на то по двум причинам. Во-первых, ему, Начальнику государства, пришлось смирить гордыню и передать 20 февраля свою диктаторскую власть Законодательному сейму. Только благодаря тому Пилсудскому удалось добиться официального признания стран Антанты: 24 февраля – Франции, 25 – Великобритании, 27 – Италии. Признания, которого он тщетно добивался с 16 ноября 1918 года, когда разослал во все европейские столицы телеграммы о воссоздании Польской Республики.
Во-вторых, Пилсудский решил воспользоваться весьма благоприятной, как он полагал, ситуацией, сложившейся на Парижской конференции. Мирный договор с Германией, среди прочего призванный определить и её новую, заведомо и намеренно усечённую территорию, пока ещё не был подписан. Только вырабатывался и обсуждался с безуспешно пытавшейся сопротивляться делегацией поверженной страны.
Следовательно, считал Пилсудский, необходимо как можно быстрее поставить под контроль Варшавы де-факто все те земли, о возвращении которых поляки мечтали полтора столетия. Тем самым восстановить Польшу в границах 1772 года, до разделов, в виду некоей, весьма неопределённой федерации. Включившей бы и собственно Польшу, и Литву с Белоруссией, и Украину. А помимо них – и давно утраченные Познаньщину, Силезию, Данциг, Западную и Восточную Пруссию. Словом, воссоздать Речь Посполитую, от моря Балтийского – до Чёрного.
Выполняя приказ Начальника государства и своего Верховного Главнокомандующего, польские легионы устремились прежде всего на запад. Сумели захватить почти всю Познаньщину небольшую часть Верхней Силезии, пробиться к морю у Данцига. Столь откровенная агрессия против и без того поставленного на колени соседа вызвала в Германии не только справедливый гнев, но и стремление отстоять свои земли. Дело дошло до того, что Совет Четырёх (премьеры Франции – Жорж Клемансо. Великобритании – Дэвид Ллойд Джордж, Италии – Витторио Орландо и президент США – Вудро Вильсон) вынужден был всерьёз учитывать возможность польско-немецкой войны. И, дабы защитить своего союзника, срочно перебросил в Польшу из Франции семидесятитысячную армию генерала Юзефа Халлера (её сформировали из американцев польского происхождения, сражавшихся на Западном фронте в составе германских вооружённых сил), а из Одессы и Мурманска – остатки корпуса генерала Довбор-Мусницкого. 14 февраля Совет Четырёх поручил маршалу Фошу установить демаркационную линию между немецкими и польскими войсками, но «не предрешая будущих границ Германии и Польши».
«Повторяю Вам своё мнение, – вынужден был несколько позже, 31 мая, растолковывать Пилсудский своему премьер-министру И. Падеревскому, – до урегулирования вопроса наших западных границ мы на девять десятых зависим от доброй воли Антанты… Только после урегулирования этих дел мы станем первостепенной силой на Востоке, с которой каждый, не исключая Антанты, будет считаться. Тогда будет легко, используя любые предлоги, которые всегда найдутся, решить дела в свою пользу».104
Стремясь хоть как-то разрядить опасную для только что установленного в Европе мира обстановку, британский министр иностранных дел Артур Бальфур 19 марта предложил «немедленно приступить к установлению этнографических границ Польши, чтобы (Парижская) конференция, подойдя к вопросу о Львове и нефтяных источниках Восточной Галиции, имела уже перед собой беспристрастные суждения. В случае, если бы перед Советом (Четырёх) предстала украинская делегация, Совет, прежде чем выносить решение, имел бы в своём распоряжении рекомендацию со стороны беспристрастного органа».105
Выработку именно такой, наиболее объективной, границы Польши (как с Германией, так и с Литвой, Белоруссией и Украиной), поручили немедленно созданной комиссии под председательством бывшего Генерального секретаря МИД Франции Жюля Камбона, однако её предложения сразу же породили резкие разногласия. Так, Клемансо настаивал на восстановлении «исторических пределов» Польши. Второй член Совета, Ллойд Джордж, занял диаметрально противоположную позицию.
«Поляки, – указывал он, – требуют присоединения трёх с половиной миллионов жителей Галиции. Против этого можно возразить только одно: Польша не должна поглощать население, которое не является и не хочет быть польским… Когда я вижу, как малые народы, не успевшие ещё сами вкусить сладость свободы, уже стараются подчинить себе других, моё сердце переполняется горечью. Эти народы /британский премьер имел в виду не только Польшу, но и Чехословакию, – Ю.Ж./, верьте мне, большие империалисты, чем Англия или Франция». 106
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});