одном из вагонов.
– Да. Это он, – обрадовался тот, принявшись открывать коробочку, предвкушая, как сейчас она трансформируется в косу, и Лин получит доказательство, что Эрик говорил правду. Вот только в футляре было пусто. – Как?! Она же была здесь, – его охватило такое разочарование, что он поник, потеряв на определённое время дар речи, пытаясь вспомнить, когда именно коса могла вывалиться из коробочки. Но тщетно. – Хотя… это ведь уже неважно, – успокоил он себя. – Всё закончилось, ведь так? А это самое главное. И больше это мне уже не нужно, – он положил предмет на круглый столик. – А где Готинейра?
Лин кивнул в сторону винтовой лестницы, что находилась в одном из углов помещения.
***
Когда Эрик, преодолев несколько этажей, поднялся на последний, то оказался в большой, по человеческим меркам, комнате, чей мрачный готический интерьер из тёмных и красных оттенков был так привычен. Вдоль стен тянулись ряды дюжин шкафов, в которых, по всей видимости, находились наряды, сшитые Готинейрой. Всюду стояли манекены, одетые в необычайно великолепные и фантастические одеяния. А сама девушка, сидя на коленях, рылась в здоровом сундуке, вытаскивая из него различные вещи, кладя их на стол. Она настолько была увлечена этим процессом, что вовсе не услышала Эрика, бесшумно подошедшего к ней.
Он, остановившись, посмотрел на стол, где находились баночки с мазью, бинты, и лежал инструмент, напоминающий пилу; а ещё повязка, похожая на ту, которую Готинейра носила на лбу.
– Готи, – тихо, но достаточно чётко произнёс он.
Она едва заметно вздрогнула, услышав знакомый голос. Отстранилась от сундука, поднялась с колен, встав на ноги, но не повернулась лицом к Эрику.
– Не ожидала, что ты проснёшься так быстро, – спокойно произнесла она, продолжая стоять неподвижно.
– Что ты собираешься сделать? – он проигнорировал её слова, будучи удивлённый мрачному инструменту и медицинской атрибутике.
– Совсем ничего, – она устало вздохнула.
Эрик, не сводя с неё глаз, подошёл поближе к столу, и когда оказался рядом с ним, то посмотрел на пилу, осторожно взяв её в руку.
– Всё это время, пока мы шли с тобой к Хаосу… ты скрывала эти татуировки и… спиленные рога? – он положил инструмент обратно, медленно повернул голову в сторону девушки, которая сейчас стояло к нему лицом. И, когда та увидела на себе взгляд парня, то посмотрела в сторону.
– Готи, – он коснулся пальцами её подбородка, чуть приподняв опущенную голову девушки.
– Просто… – очень неуверенно, точно не зная, чего отвечать, говорила она. – Всё это уродство.
– Кто посмел тебе сказать такое? – он, убрав руку, подошёл к ней совсем вплотную, нежно обняв.
– Никто, – она не сопротивлялась его действиям. – Я всегда считала это уродством.
– Но это ведь не так, Готи. Ты же такая красивая девушка, – он наклонил голову в бок, поскольку рога Готинейры упёрлись ему в грудь.
– Ты так говоришь, потому что у тебя нет этого клейма, – продолжала она, потянувшись за маленькой баночкой с пудрой.
– Это не клеймо, – он остановил её руку своей нежной хваткой. – Ты такая, какая есть, и это в тебе прекрасно. Твои рога, татуировки. Они делают тебя особенной.
– Особенной? Но даже те же когти, которые опять придётся спиливать, могут ранить кого-то. А я боюсь, что это произойдёт с теми, кто мне дорог…
И тогда Эрик, подняв её руку, специально провёл по когтями девушки своей ладонью, вызвав тем самым лёгкие царапины.
– Эй, ты чего? – говоря поникшим тоном, удивилась она, подняв голову и посмотрев на Эрика.
– Я не боюсь твоих особенностей. Это твоя сила, которой ты должна защищать своих близких, а не отказываться от неё ради страха кого-то поранить. Поранить своих не страшно. Страшно их не защитить в трудную минуту, – он сбросил со стола баночку пудры и мрачную пилу.
– А? – издала она стон, не понимая действий парня.
– Ничего, – ответил он, наклонившись ближе, и коснулся её покрытых шрамами губ.
От столь внезапной неожиданности она замерла, впав в ступор. Но потом, самая не понимая, зачем это делает, коснулась его губ в ответ, и между ними произошёл поцелуй.
Эрик чувствовал, как её рога упираются ему в лоб, но не придавал этому никакого внимания, как и тому, что девушка, впервые ощутившая столь невероятные эмоции, мягко, едва касаясь, обвила его ногу свою хвостом.
В другом конце комнаты послышалось громкое дуновение. Лин, стоя неподалёку, смотрел в окно, покуривая трубку. Парень с девушкой, увидев его, резко отстранились друг от друга. И Готинейра, поняв, что случилось на самом деле, смущённо отвела взгляд; и даже красный румянец пробился сквозь татуировки на её лице.
– И настало время конца, когда пожиратель повержен. И сплелись воедино сердца, тех, кто шёл до конца сквозь саму смерть… Пора, майн друг, идти на выход, ведь прибыли мы в мир, откуда родом вы. Ваш путь закончен, но действий ваших здесь навсегда останутся следы, – он грациозно повернулся к ним.
Девушка, смущённо опустив голову, отошла от Эрика, а потом, словно в её разуме что-то щёлкнуло, посмотрела на Крауса.
– Как? – спросил Эрик, недоумевая. – Это… и есть конец моего пути? – какое-то разочарование расплылось по его лицу, будто он ожидал не этого, хотя с самого начала только и грезил поскорее закончить своё путешествие. – Я сейчас вернусь домой? – спросил он тихо, медленно выговаривая каждое слово, будто не веря в происходящее.
– Вы по контракту жаждали сей смысл жизни обрести. Ну, что скажите, вам удалось его найти? – поинтересовался у него Лин, ожидая услышать те самые слова, что в итоге сказал Эрик:
– Да. Я его обрёл, – он спокойно окинул взглядом комнату, все её красоты и спокойствие в руках мягкой и полумрачной готической атмосферы в её уютных багровых и чёрных тонах. – Но… – замешкался он, споткнувшись о кучу несобранных мыслей. – Разве я не могу остаться? – и повернулся в сторону Готинейры, которая смотрела на него широко раскрытыми блестящими глазами, будто щенок, готовый к уходу хозяина.
Тогда Лин достал из кармана ту самую бумагу – контракт, где в качестве подписи красовались почерневшие кровавые отпечатки пальцев Эрика. Лин, видя вопросительный взгляд парня сочувствующе выдохнул, помотав головой.
– Тогда я и подумать не мог… что подобные чудеса возможны. Сначала мне казалось, что всё это путешествие – бесконечное проклятие. Но нет. Я обрёл в нём куда больше того, чего никогда не имел.
– М? – взгляд Готинейры стал вопросительным, точно девушка требовала развёрнутого ответа.
– Жалость, – начал Эрик, сев в кресло. – Я всегда был жалок. Вёл себя как какое-то ничтожество, запивая проблемы алкоголем. Потому что больше никак не мог справиться с этим. А теперь… после пережитого