Празднуя Рождество 1944 года, большинство людей думало, что война скоро кончится. Союзники продвигались по всем фронтам, и хотя немцы сумели продемонстрировать свою силу при контрнаступлении в Арденнах, пожалуй, никто уже, кроме самого Гитлера, не сомневался в том, что дни фашистского государства сочтены.
Уверенно было в этом и норвежское правительство в Лондоне, обратившееся с призывом к королю Хокону воодушевить норвежских солдат, которые участвуют «в освобождении нашей земли». Тур Хейердал, как и все норвежские военнослужащие, находившиеся в Финнмарке, был уверен в том, что останется здесь до полной победы. Но, как уже нередко бывало в его жизни, судьба распорядилась иначе. За несколько дней до Рождества от российского командования поступила телеграмма, в которой говорилось, что в полученном им от норвежского военного атташе в Москве списке норвежских офицеров Тур Хейердал не значится. Поэтому ему надлежало с первым же конвоем вернуться в Лондон{408}.
Полковник Арне Дал был крайне поражен таким решением русского командования. Он объяснял, что произошло недоразумение, и просил русских отнестись к ситуации с пониманием, но они остались непоколебимы{409}.
Дал не собирался сдаваться: в этой ситуации ему очень были нужны офицеры. Чтобы выиграть время, он позволил Хейердалу в должности заместителя командира войти в состав норвежской оперативной группы, получившей приказ «нападения по собственной инициативе»{410}.
В один вечеров накануне наступления нового года, как раз в те дни, когда шла вся эта бюрократическая возня, группа в семь человек перебралась через горы и вышла на берег Смал-фьорда — рукава Тана-фьорда. По другую сторону фьорда у маяка стояли три немецких эскадренных миноносца. Устроившись в окопах, оставленных немцами, семеро норвежцев стали думать, как выполнить полученное задание, — им предстояло переплыть в плоскодонке через фьорд, захватить врасплох немецких караульных и взорвать маяк. Тур, бывший одним из этих семерых, очень волновался: он не то чтобы никогда не участвовал в ближнем бою — ему не приходилось даже оказываться так близко к врагу.
Но тот момент, когда они уже собрались переправляться через фьорд, зазвонил полевой телефон. Полковник Дал сообщил, что русские твердо стоят на своем и, следовательно, фенрик Хейердал должен немедленно прибыть в штаб-квартиру в Киркенесе.
Часть пути Тур проделал в повозке местного крестьянина, затем пересел на грузовик. Мела сильная метель. Форсируя замерзший фьорд, грузовик около Нессеби заехал в полынью и стал медленно погружаться в воду. Тур вспомнил, как в детстве боялся утонуть. В этот момент откуда не возьмись появились двое саамов на санях и предложили свою помощь. Лошадь была выпряжена из саней и запряжена в автомобиль. Однако не успели они оглянуться, как лошадь также провалилась под лед.
Подошло еще несколько саамов, и вскоре вокруг места происшествия стояла целая толпа. Вызволив лошадь и немного посовещавшись, саамы сказали, что придется ждать отлива, и пригласили Тура с водителем на хутор, уцелевший во время оккупации. Пока сушилась промокшая одежда, саамы угостили их молоком и рождественским печеньем. В два часа утра, когда вода отошла, все спустились на лед, снова запрягли лошадь в автомобиль и через несколько часов усилий все-таки вытащили автомобиль из полыньи{411}.
Тур с водителем продолжили путь до Вадсё. Там они нашли пустой дом и мертвые от усталости заснули на полу на кухне.
Утром Тур решил пройтись по разрушенному городу и на улице познакомился с бородатым мужчиной по имени Торстейн Петтерсен. Когда немцы отходили, Петтерсен спрятался в небольшой пещере. По странному совпадению в прежние времена он тоже служил в войсках связи и тоже в звании фенрика; во время оккупации Петтерсен прятал у себя радиостанцию. Тур быстро нашел общий язык с этим лохматым человеком, говорящем на северонорвежском диалекте. Он был не прочь поговорить с ним еще, но пора было снова отправляться в путь. По другую сторону фьорда, в Киркенесе, его ждал русский комендант, нетерпеливо барабанящий пальцами по столу.
В то самое время, когда Тур с такими сложностями добирался до полковника Дала, маленькая группа из семерых «коммандос» переправлялась на плоскодонке через Смал-фьорд. Когда лодка оказалась вблизи маяка, немцы обнаружили ее и открыли огонь. Трое товарищей Хейердала погибли, остальные попали в немецкий плен{412}.
Одиннадцатого января 1945 года фенрик Тур Хейердал стоял на палубе «Замбези», эскадренного миноносца класса Z, водоизмещением две тысячи тонн. Корабль развивал скорость до 36 узлов, его экипаж состоял из почти 200 человек. Они вышли из Полярного накануне, капитан держал курс на заданную точку в Баренцевом море. Над их головами нависали свинцово-зеленые тучи, начинался шторм. Волны окатывали палубу и стоявшие на ней пушки, а брызги пены достигали капитанского мостика, трубы и антенн. Капитан вел корабль уверенно. Бушующая стихия — ничто по сравнению с опасностью, исходящей из глубины, — от вражеских подводных лодок.
Вскоре капитан сменил курс с запада на восток и отдал приказ идти зигзагом. Затем они повернулись носом на север, прочь от побережья Финнмарка, у которого рыскали стаи гитлеровских стальных акул.
Шторм продолжался несколько дней, волны достигли такой величины, что некоторые из судов конвоя были вынуждены прекратить движение, чтобы переждать непогоду. В кают-компании летали чашки и тарелки, многие стали жертвами морской болезни. В самые худшие дни к приему пищи выходило только трое, в том числе Тур, не страдавший от морской болезни. Посреди этой сумасшедшей бури Тур сидел в кают-компании и писал самое длинное в своей жизни письмо. Он по обыкновению нумеровал страницы римскими цифрами, но когда дошел до пятидесятой страницы, то не смог вспомнить, что римляне обозначали эту цифру буквой L, и написал ХХХХХ. Затем он понял, что ошибся, и продолжил уже просто 51, 52, 53 и 54. Здесь он остановился, так как затекла рука и закончились мысли. Письмо было адресовано Лив и датировано: «Полярное море, 13 января 1945 года».
В письме Тур делился своими размышлениями. В течение последнего месяца он много встречался с русскими и норвежскими солдатами, видел, как живет сломленное, брошенное на произвол судьбы гражданское население. И все это время ему приходилось страдать от неразберихи и бюрократии военных властей. Он начинает письмо следующими словами:
«Моя дорогая Лив! Ну вот, я опять в пути, и на этот раз из-за самого смешного и абсурдного случая в моей военной карьере! Я нахожусь на пути с фронта в Норвегии в лондонские конторы, чтобы оформить разрешение на въезд в Норвегию, которое они забыли оформить перед моей поездкой!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});