— Ноит цеторп! — прокричала Натали и бросила ему вдогонку, — Тимбус луфит тирип!
Это задержало его на некоторое время, пока девушки, вцепившись друг в друга, неслись по лабиринту. Становилось холоднее, начал подниматься ветер, который с силой дул им в лицо, заставляя их обернуться и, подчиняясь его порывам, вернуться назад.
— Натс! — прогремело за спиной останавливающее заклятие, но Натали его тут же отразила Драоб Омела, еще немного и они снова скрылись за поворотом.
— Открывай портал! — крикнула Настя, — телепортаторов больше нет, пробуй, у тебя получится!
Ветер становился просто невыносимым, Натали видела, как у Насти волосы стали почти белые из-за покрывшего их инея.
— Лекк, Темное отражение! — выпалила она, открывая в стене побелевшей зелени тернового лабиринта огненное марево портала. — Идем!
Еще мгновение и Настя почувствовала, как на ее шее затягивается петля, последнее, что она успела крикнуть, это — «беги».
— Настя! — Натали еще держала ее за руку, видя, как на ее шее змеёй затягивается, извивается ожившая ветка. — Редлом! — выкрикнула Натали и, когда в последнее мгновение ожившая ветка терновника рассыпалась в прах, втащила Настю за собой в портал.
Философ больно ударился, схватив пустоту, его некогда зеленый лабиринт из терновника начал угасать, тая и рассыпаясь. Заклятие Редлом было очень сильное, уничтожив не только ветку, но и принявшееся за все.
— Попадись мне, тварь! — рявкнул Философ, вынимая из кармана телепортатор, — посмотрим, кого быстрее настигнет смерть.
3
— Настенька, милая, — Натали тщетно сжимала ее руки. — Ревосер, Таерт, перечисляла она самые сильные заклинания, чтобы вернуть подругу к жизни. На ее шее остался кровавый след, и ее руки становились все холоднее. Иней на волосах растаял и теперь, она лежала на снегу, такая же холодная и безжизненная. — Ревосер, Таерт, Тау тсуг эвил, и тон вола Тау, сенир мор длорв даед! — Натали не слышала, что говорит, не заметила, как перешла на древний язык, она прижала к груди подругу и рыдала навзрыд. Вдруг Настя пошевелилась и Натали отпрянув, услышала ее дыхание, — Настя! Я смогла! У нас все получилось… — ее радость оборвалась на полуслове, на нее смотрели чужие, мертвые глаза.
— Там хорошо, Натали, там я видела Марика, там… намного лучше… я не хочу стать инферналом, отпусти меня…
— Настя, — губы Натали дрогнула, — прости меня, я так люблю тебя, я не хочу тебя отпускать.
— Еще есть время, потом будет поздно, — она еле шевелила губами, — отмени заклятие воззвания к мертвым, это большой грех… у тебя мало времени, они… они скоро закрою врата…
— Я… я отпускаю… тебя… — Натали прижала подругу к груди и, обняв ее, заплакала, только теперь не навзрыд, а почти без слез, без стона, плакала где-то там внутри, обжигая душу, которая уже скоро готовилась так же оплакивать саму себя.
4
— Прости, я не хотела, Андрей, и ты меня пойми, — Элейн умоляюще посмотрела на Комисарова.
— Просто в чем мне теперь тебя еще подозревать? — он смотрел на нее так, словно не видел перед собой, — ты понимаешь, что это для меня. Я… терял ее несколько раз и теперь не знаю, что и думать, где гарантия, что ты меня снова не обманешь, для своей же выгоды. А как вы поступаете с Натали, все то же самое, для своего же блага. Какой прок в том, что Тэлль станет великим магом, что нашему миру от этого?!
— Ты еще многого не понимаешь, дек, — Элейн ласково взяла его за руку, — ваш мир уже начал погружаться в хаос и этого уже нельзя не заметить. Все закончиться быстро, то же было и в моем измерении, теперь там невозможно жить, все умерло и только в редкие моменты, я отправляюсь туда, чтобы оплакать свой дом и тех, кого любила. Ты должен помочь…
— Почему именно я?!
— Потому, что ты вел дело нашего человека…
— Но это дело вел и другой…
— Андрей, я не могу тебя заставить, — она беспомощно кусала губы, — это приказ Германуса, поступай, как знаешь, но есть еще одно, если быть до конца честной. В твоем мире прошло несколько лет, и ты сейчас там, короче говоря, тебя нет, все считают тебя погибшим. Я телепортировала Журавлева, его дом сгорел, я не могла раньше сказать, боялась, не поймешь, не хотела ссориться…
— Спасибо, что теперь сказала, — усмехнувшись, поблагодарил Андрей, — это что получается, у меня нет выбора. В своем мире меня нет в живых, а здесь, кто я здесь?! — в его глазах была боль, отчаяние, гнев, злость и бессилие, Элейн не могла его видеть таким, и чувствовала непосредственно свою вину за то все, что произошло за это время.
— Ты — дек, а это великая честь! Теперь тебе это может показаться чем-то странным и не понятным, не нужным тебе, потом ты поймешь, я знаю, как это бывает. И, знаешь, тебе нужно встретиться одним человеком, эта встреча поможет тебе.
— Хотелось бы верить, — буркнул Андрей, — ты понимаешь, что такое потерять любимого человека, или ты вообще не способна понимать человеческие чувства. Магам, наверное, не свойственно любить, они не видят дальше своего носа.
— Я оставлю тебя потому, что мне не выносимо слушать все это, прости меня, я виновата, что сразу не смогла все тебе рассказать. — Элейн виновато посмотрела на него и, сжав его ладони, поднесла их к своим губам, — только ты не прав, думая, что маги не умеют любить.
С этими словами она поднялась и, направившись к зеркалу, обернулась, Андрей, нахмурившись, смотрел в пол, его занимали собственные мрачные мысли. Она дистанцировала сквозь магическое зеркало, оставив его одного наедине со своими мыслями, отправившись на поиски сияющей.
Андрей все еще не верил в происходящее, все казалось дурным сном. Медленно перебирая пальцами, он соткал из воздуха ледяной шар, который играл и подпрыгивал, воспарив над его ладонью, внутри горел огонек и Комисаров знал, что это хорошая «бомбочка» в понимании волшебника. Но ведь это никуда не денется, магия существует и этого у него теперь не отнять, сказал он сам себе. Шарик крутился и переливался всеми оттенками синего цвета, потом потускнел и растаял у Андрея на ладони, превратившись в белое облачко. Я могу это и сам боюсь этого уменья, подумал он и, обхватив голову руками, почувствовал, как дрожат они. Так прошло мало времени здесь, чтобы все понять и осмыслить, и так пролетели эти мгновения, слившиеся в годы в реальности Несбывшихся надежд. Только сейчас он понял, как соскучился по жене и дочери, как ему не хватает заливистого смеха Дашеньки и объятий Юлии, как все это могло произойти с ним, почему собственно он встал на путь, который ведет в неизвестность. А если Элейн обманула его и в этот раз и его жена жива, может, она где-нибудь застряла на пути…черт, ведь это так просто выяснить, горько усмехнулся Андрей и, посмотрев в зеркало, отдал мысленный приказ. Холодная гладь не слушалась его. Он коснулся его рукой и почувствовал, как дрожит под ладонью поверхность зеркала. Где ты, моя девочка, он закрыл глаза и вошел в портал, думая только о Юлии. Все произошло, как и раньше с ним бывало, это ощущение трудно забыть. Гадкий склизкий холод, проникавший в глаза, рот, нос и уши, словно именно так проходила крио-заморозка, почему-то подумал он, как почувствовал толчок, приземлившись на мерзлую землю. Его взору открылся некогда зеленый, а теперь засохший и почерневший лабиринт из терновника. Словно обуглившиеся ветки торчали вокруг похожие на скрюченные щупальца. Холодный ветер больно хлестал в лицо мелкой снежной крупой. Андрей, ведомый только ему известному чувству, двигался вперед. Что это за место, задавался он вопросом и, продолжая идти, ощущал вкус крови во рту и запах смерти витающий над этим местом. У Андрея было такое ощущение, точно бы он попал в чужой, запретный сон и что он тут незваный гость. Повернув на право, он вышел к зданию, напоминавшему маленькую часовню, которое было выложено из черного блестящего камня. Двери были сделаны из темного дерева и обиты железным каркасом, если приглядеться, то можно было увидеть любопытную ковку, которая словно изящные лозы поднималась по цоколю здания вверх. Приглядевшись, Андрей понял, что это руки людей тянутся вверх на изображениях, щупальца каких-то осьминогов и ветки деревьев. Как все это странно решил он и дернул за кольцо на массивной двери, которая с удивительной легкостью поддалась вперед.