Читать интересную книгу Мираж - Владимир Рынкевич

По русскому обычаю, присели на прощанье. Михеев вышел, а Кутепов долго смотрел в окно ему вслед. Жизнь и борьба продолжались. Он видел десятки, сотни, тысячи таких михеевых, постепенно занимающих всю Россию, окружающих себя единомышленниками, разоблачающих и разрушающих лживую партийно-советскую власть...

Вечерами после ужина Кутепов выходил на прогулку по Рю де Руссел, шёл в одиночестве до перекрёстка с улицей Удино, думал о приближающихся решающих событиях. В Польше готовят плацдарм для его армии — она перейдёт границу в день переворота. Обсуждали с Великим князем и кавказский вариант, предполагающий проведение армии через Турцию.

4

Сидеть бы так целый вечер, не отрывая взгляда от Любы, с удивительным изяществом кушающей мороженое. Именно кушающей. Или слушать, как она читает «Мороз и солнце, день чудесный...». Однако приходится скрывать эти свои, наверное, неестественные желания. Хозяин приглашает в гостиную на мужской кофе с коньяком. В раскрытых окнах — огни Эйфелевой башни. Разговор, конечно, о политике.

— Теперь, господин Дымников, признание Францией СССР — решённый вопрос. Левый парламент, премьер — Эррио. Всё пройдёт без осложнений, — говорил Мансуров. — Скорее всего, осенью, когда начнётся политический сезон. Послом, по-видимому, назначат Эрбетта. Он заведует отделом политики в газете «Тан» и много сделал для признания СССР. Его статьи всегда были очень убедительны. Напечатал он несколько моих очерков о пользе торговли с СССР. Мы с ним в хороших деловых отношениях, и он меня возьмёт в Москву в торговое представительство. Давно мечтаю попасть в родной город. И Любочка рвётся. Считает себя русской. Кстати, большую роль в готовящемся признании СССР сыграл Маяковский. Он тоже в дружбе с газетой «Тан». Знаете такого поэта?

   — Я его видел в 13-м или в 14-м в «Бродячей собаке», в Петрограде. Своеобразная поэзия. Я предпочитаю классику. У меня одинаковые вкусы с вашей Любочкой. Пушкин.

   — Да. Маяковский — футурист. От классики далеко.

   — В 17-м на фронте встречал некоего критика Шкловского, который доказывал, что Маяковский — великий поэт.

   — Шкловского я видел в прошлом году в Берлине. Его преследовало ГПУ, он бежал в Германию, но теперь преследования прекратились, и он вернулся в СССР. По-прежнему считает Маяковского великим поэтом. Вместе они создали журнал «ЛЕФ», что означает «Левый фронт»...

Семь страшных лет прошло. За эти годы у него, простого русского юноши Леонтия Дымникова, вырвали, выпотрошили душу и бросили то ли в ров вместе с трупами расстрелянных пленных, то ли в мусор севастопольской Южной бухты, где по приказу главного убийцы самое нежное и прекрасное, что было на земле, в одно мгновение превратили в холодный труп с кровавой дырочкой на груди... А они по-прежнему пишут стихи и критические статьи... Там, наверное, и царствует вечность, а не в ритмах духового оркестра, играющего «Преображенский марш».

5

На свадьбе Воронцова и Зины всё было чинно и никто не допустил никаких пошлых намёков, и жених был серьёзен, и невеста в белом с золотом в меру печальна, в меру весела и даже всплакнула. Слушая Максима, хорошо сказавшего о долге мужчины христианина, Леонтий вдруг задумался о своей жизни, о долге, обо всём, о чём лучше не задумываться.

О прощении Кутепова не могло быть и речи. В воскресенье все пятеро участников операции проехали весь маршрут от агентства до улицы Руссел, где жил генерал, и далее в Севр под Парижем, где Леонтий купил дом. Внутреннюю отделку и специальный подвал делали рабочие из Алжира. Вокруг дома густой сад — сливы, яблоки, абрикосы.

Здесь обсудили план.

   — Лучше утром, — сказал Пьер.

   — Завтра, — предложил Дымников.

   — В понедельник не надо, — возразил Мохов. — Давайте завтра сделаем репетицию. Подъедем утром и посмотрим всё.

   — А во вторник операция, — настаивал Дымников.

   — Во вторник хорошо, — согласился Мохов.

За ночь превратили «Рено» в такси и утром все пятеро поехали к дому Кутепова. Остановились метрах в 100— 150. Время — без пятнадцати девять. Парижане шли проторённой дорогой к подземке, и один из тротуаров был почти пуст. Генерал вышел ровно в 9. Маленький, жёсткий, напряжённый, однако явно не думающий об опасности. На нём светлый костюм, галстук, в руке небольшой портфель. Такси ему не подали. Подождал минут 10, затем решительно зашагал по тротуару, поглядывая на мостовую, пытаясь поймать машину.

   — У них начались перебои, — объяснил Серж. — Не каждый день подают машину. Лето, отпуска. Левое правительство отстаивает права рабочих.

   — Завтра, — сказал Дымников.

   — Нет, Леонтий Андреевич, — возразил Мохов. — Вы же артиллерист. По теории вероятностей завтра ему обязательно подадут такси. Нам бы сегодня, но кто знал. Теперь послезавтра — 20-го.

6

Кутепов поймал такси и приехал в канцелярию вовремя. Рабочий день начался с встречи с Зайцовым. Секретное письмо от «племянников» — Марии и Радкевича. Михеев прибыл, всё передал, всё будет исполнено.

Перехвачено письмо Великого князя Кирилла Владимировича к «Дяде Николаше» — Николаю Николаевичу, в котором предупреждает о том, что окружение настаивает на провозглашении Кирилла императором России. Сам же он побаивается: «Я готов идти с Тобой к одной цели — спасению нашей Родины и протягиваю Тебе руку с полным доброжелательством, дальнейшее Моё отношение к Тебе зависит всецело от Тебя самого...»

— Держите меня в чёрном теле, Александр Павлович, — не преминул напомнить Зайцов, — а мои люди, работая почти бесплатно, перехватывают и снимают копии с таких материалов.

   — Что ещё?

   — Копия письма Врангеля Шатилову об организации Союза.

«...в случае согласия Великого князя возглавить антибольшевистскую борьбу, наш Союз становился бы военно-организационной основой всего движения, в случае же отказа — стал бы своего рода обществом связи и взаимопомощи русских воинов, подчиняющихся Главнокомандующему...»

   — Всё это бессмысленная возня, — резюмировал Кутепов. — Создаст Врангель Союз и будет упиваться властью над всеми русскими военными эмигрантами. Власть-то призрачная. А дело не подвигается ни на шаг. Только мы делаем дело. Только мы ведём борьбу. Но и мы должны спешить, пока власть у большевиков не отняли другие люди. Когда будет готова наша тройка?

   — Поручики Михайлов, Лентуков, Зубов отправляются в начале сентября.

   — Вот кто делает дело. Что ещё?

   — У меня к вам личная просьба, Александр Павлович. Я в Добровольческой армии с конца 18-го и в Ледяном походе не участвовал. Сейчас, вспоминая обо всём, о боях, о потерях, я думаю, что это было великое время, когда сражались и погибали замечательные люди.

   — Да, эти люди были прекрасны. Я счастлив, что сражался рядом с ними. С такими людьми всё можно было бы сделать. Увы, они почти все погибли.

   — Нельзя, чтобы их забыли, Александр Павлович. Я осмелился взяться за военно-историческую работу о событиях 1918 года и как автор буду просить вас рассказать о неизвестных мне эпизодах, подсказать оценки. Ведь вы были в центре событий.

   — Я помогу вам, Арсений Александрович. Как-нибудь вечерком покажите мне ваши планы и наброски.

7

Вторник 19-го начался с газет и разговоров.

«По официальному сообщению советского правительства, в СССР органами ОГПУ арестован известный контрреволюционный политический деятель В. В. Савинков, руководитель так называемого «Народного Союза защиты Родины и Свободы» — антисоветской террористической организации. Вместе с Савинковым задержаны его ближайшие помощники».

Мохов приехал часов в 10, взволнованный, расстроенный. Зашёл к Дымникову, сказал обречённо:

   — Всё. На операции — крест. Ничего сделать нельзя. Я был у генеральского дома. За ним приехали две машины. Теперь, наверное, будут охранять.

8

Кутепов был мрачен: не так всё просто в России. Савинкова он не любил — террорист, революционер, авантюрист. Жил в Париже, и вдруг арестован в СССР. Не мог перейти границу? Не было надёжной явки? У него же как будто многочисленная организация. Или свои же и предали? В любом случае — это урок.

Обсуждали случившееся вчетвером. Больше всех знал, конечно, Зайцов.

   — Мои люди в Париже поглядывали за ним и за теми, кто к нему приезжал. Часто бывал советский служащий Мухин. Я его раз видел. Не внушал доверия. Возможно, он и увёз его в Россию, где сам и арестовал.

   — Какие мы должны сделать выводы? — спросил Кутепов. — Какие принять меры?