— Я так никогда не говорил, — буркнул Алекс.
— Знаю, что не говорил. Так что иногда мне требуется уйти с дневников, отдохнуть. Я хочу почувствовать себя свободной от всего этого, я люблю периодически ампутировать куски жизни, в которых накопилось слишком много всего и которые надоели. Я люблю придать жизни новую свежесть и звучание, мне необходимо обновление. Хочу почувствовать себя живущей в реальности, заняться реальными делами и решением реальных проблем, а дневники своим «существованием где-то там» мешают мне, заставляют о них помнить.
— Так в чем же дело? — не понял Алекс. — Это разве кому-то мешает?
— Мешает! — продолжала она. — Поэтому я всякий раз в такие моменты пытаюсь с ними покончить, но никогда не хватает сил: они, при всей своей мерзости, мне дают слишком много приятного. Вот тот наркотик, с которого я не могу слезть. Как героинщик или еще кто-нибудь подобный. Наркоманы тоже чувствуют, что наркотик съедает мозг, все больше овладевает жизнью, но ничего не могут поделать: ощущения от него такие приятные, а без него так пусто и настолько мучительно, что жизнь становится невыносимой.
— Да ладно! Не такой уж это страшный наркотик! Иногда даже помогает в жизни, сама знаешь.
— Ну, да, и тем не менее! Сейчас я ушла на время, но очень скоро вернусь, когда соскучусь по вниманию и отклику. Скорее всего, через неделю или две, такая уж у меня судьба.
48. Пол Жданов
Лорен умерла на следующий день. В заключении патологоанатома я прочитал, что там была степень ожога III-Б при девяноста с чем-то процентах поверхности тела. С такими ожогами до сих пор никого не лечат. Иными словами врачи знали заранее, что Лорен обречена, но при этом тянули деньги. За такое судить надо. Нет, возможно, что они делали все, что могли, но разве нельзя было просто колоть обезболивающее? Стив мне потом объяснил, что Лорен мало что чувствовала, потому что болевой порог у нее был искусственно понижен, да и нервные окончания сгорели. Все три дня она была в сознании, до самого конца… она вообще чудом прожила эти дни.
Тело Лорен выглядело просто ужасно, поэтому хоронили в закрытом гробу. Хоронили тайно, поскольку никто из основной конторы ее не знал, да и не должен был знать. Присутствовали только самые близкие — я, врачи, два тренера и кибертронщики, вживлявшие в ее тело свои устройства. Как потом оказалось, они пришли вовсе не для того чтобы проститься, а чтобы после прощания и опускания гроба, пойти куда-то в тайные комнаты крематория и вырезать из тела Лорен все те хитрые штучки, что сами же туда и вставили. Сжигать с электроникой и чужеродными имплантатами запрещал закон.
По многолетней традиции полагались поминки, и даже в таком нестандартном случае, как Лорен, отступать от заведенного порядка никто не хотел.
Наша немногочисленная компания арендовала маленькое кафе, двери заперли, и процесс пошел.
Я уже точно сейчас и не припомню, почему возник тот разговор. Как это всегда бывает в таких случаях, начали с одного, перешли на что-то другое, а потом добрались до третьего. Речь в компании пошла на «модную» тему — про «молодежь», экологических христиан, сатанистов и атеистов. По-моему, именно в такой последовательности, но поскольку все время перескакивали с одного на другое, тут я могу и ошибаться. В конце концов, разговор зашел о традициях и о людях, которые даже не думают руководствоваться умом. Эти люди привыкли говорить и делать то, что сейчас положено, и делать так, как надо, «как принято у всех». Или так, как «делают все». Если раньше все были атеистами — то и эти люди были тогда атеистами. Если сейчас все верующие — то и сейчас эти люди верующие. Причем люди эти сами не знают, во что, в кого и почему они верят. И делают они все так, как принято, как полагается, как надо именно потому, что не надо думать, а надо только знать «как положено». И они знают, как сейчас принято. Кем принято, кому положено и для чего надо — не ясно. А когда начинаешь что-то спрашивать, то получаешь универсальный ответ — «у тебя гордыня». А это грех, а если грех, то значит — молчи в тряпочку и не высовывайся, ибо неприлично.
Вот и давят на нас различные традиции, поверия, поветрия и суеверия. Обычаи, если хотите.
Особенно много всяких глупых традиций, примет и ритуальных действий связано со смертью и похоронами. Оно и понятно — об этом давно написаны горы литературы, и я не стану углубляться в эту тему. Сам-то я считаю, что сознание разрушается в момент гибели мозга, а мифическая душа — некое религиозно-нравственное понятие, без живого организма не существующее. Переселение сознания в электронную оболочку — это пока еще далекая перспектива, дело неясного будущего. В наше время эти мотивы усилено разрабатывает фантастика — киберпанк, и я не стану сейчас затрагивать сию интереснейшую область литературы.
Итак, допустим, что сознание и самоощущение умирает вместе с человеком, и покойнику абсолютно все равно, как его похоронят, поэтому похороны должны быть организованы таким образом, чтобы это было удобно близким умершего. Ваше счастье, если близкие люди — личности устойчивые, здравомыслящие и сильные. А если нет? Если они в горе, их разум пасует, и они не могут четко организовать погребение? А вы, не являясь близким родственником, можете лишь выполнять чужие указания? Вот тут-то и выходят на первое место похоронные агенты и некие боковые родственники, которые всегда знают, как принято, как надо и как положено.
Ну, то, что на похороны уходит много денег, знают все. И здесь положено не скупиться. Стандартный и недорогой похоронный договор в Городе — от двадцати до ста тысяч кредитов. Сверх всяких плат предусмотренных собственно договором, еще положено «отблагодарить» всех тех, кто хоть как-то принимал участие в скорбном ритуале. Хорошо отблагодарить. Кроме того, положено выполнить ряд формальностей, без которых «будет очень нехорошо».
На мой взгляд, вымогать деньги у близких умершего аморально, поскольку месячный доход похоронных работников и так сильно превышает среднестатистическую зарплату государственного служащего. Но это — ладно. В крайнем случае, можно и не благодарить. Ничего страшного уже не произойдет, тут не больница. Однако за это похоронный агент выберет неудобные время и место, служащие морга не дадут проститься с усопшим, шофер катафалка повезет по тряской дороге, а носильщики уронят гроб.
Почему-то гроб положено делать без ручек. Почему? Не знаю. Видимо, чтобы у тех, кто его несет, лица были еще более скорбные и печальные. Вы никогда не носили гроб без ручек? Я носил. И поэтому теперь, когда удается, всегда заказываю к гробу ручки. Так можно делать, хоть и не положено. Если гроб открыт, то положено целовать покойного в лоб. Зачем? Почему? Не знаю. И никто не знает. Но — положено, и так надо. Я лично это всегда игнорировал, поскольку холодный плохо набальзамированный труп, лежащий в гробу, у меня никогда уже не ассоциировался с тем человеком, которого я знал. Или любил. Еще сейчас положено как-то связывать похороны с церковью. Заказывать службу, проводить отпевание и еще устраивать всякие сомнительные обряды со служителями религии. Естественно, что не бесплатно. Положено устраивать поминки. Потом — девять дней и сороковины. Таков обычай. И положено кормить и поить всех тех, кто на эти мероприятия придет. Положено делать какую-то ритуальную пищу, и пить алкоголь. Положено. Так надо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});